“Санэ”.
Кенет совершил ответный поклон, но имени своего не назвал, хоть и понимал, что поступает невежливо.
Санэ удивленно поднял брови.
– Ты боишься, что я укушу тебя за имя? – осведомился он. От неожиданного вопроса Кенет чуть не поперхнулся.
– Нет, – неохотно ответил он. – Если честно, я боюсь, что ты поступишь с моим именем, как певец.
– А это как? – поинтересовался Санэ.
– Ну… песню сложишь о том, что было, и петь станешь, – неловко объяснил Кенет. Санэ засмеялся.
– Вот этого не жди, – ответил он. – Песню я о тебе не сложу и петь не стану. Именно потому, что я певец.
Кенет вновь залился краской – мучительно, с натугой.
– Краснеть ты еще не разучился, – одобрил Санэ. – Это хорошо. Если человек забыл, как краснеть, – считай, все. Ничего путного из него уже не выйдет. Так как тебя все-таки зовут, господин воин?
– Кенет, – сдавленно ответил юноша.
– Красивое имя, – кивнул Санэ. – Для эдакого храбреца в самый раз подходит.
Кенету стало чуть легче дышать. Самую малость.
– Храбреца? – шепотом переспросил он.
– Только не говори мне, что ты не знал, что связался с человеком самого Инсанны, – скривился Санэ. – А для этого надо немало храбрости.
– Храбрости… – угрюмо процедил Кенет. – Надоел мне Инсанна, вот что.
– Ого, господин воин! – восхитился Санэ. – Самоуверенности у тебя, как я погляжу, хоть отбавляй.
Подобные слова должны были смутить Кенета еще больше, но получилось отчего-то наоборот.
– Надоел! – зло и решительно отрезал Кенет. – Куда ни ткнись, с кем ни заговори, вечно Инсанна, Инсанна, Инсанна!
– Н-да, – протянул Санэ, пристально глядя на Кенета, – действительно самоуверенность… Поневоле залюбуешься. Но я с тобой согласен, Кенет. Инсанна не может не надоесть. Мне он тоже надоел. Уже давно.
– Ты ему – тоже, – ответил Кенет в тон. – А для этого надо немало храбрости.
Санэ засмеялся дерзости юного воина, но смех у него вышел невеселый.
– Да нет, – возразил он. – Как раз для этого храбрости надо совсем немного. Просто нелепый случай… хотя, может, и не случай. И не такой уж нелепый.
– Где же ты Инсанне дорожку перебежал? – спросил Кенет. Ему было очень любопытно. Не каждый же день встретишь человека, на которого сам Инсанна объявил охоту.
– Да говорят тебе, случай. Просто случай. Я случайно узнал его тайну.
– А смерть его в червячке, – задумчиво произнес Кенет слова детской сказки, – а червячок в яблоке…
Он еще не вполне оправился от смущения, и оно побуждало его дерзить.
Как ни странно, Санэ не обиделся.
– Примерно, – кивнул он. – Не совсем, но почти. Кенета взяла оторопь.
– Сам понимаешь, Инсанне моей смерти желать – прямой резон. Раньше он меня среди мертвых числил, вот бы мне и не высовываться. Молодой был, горячий. Как же так – жить, да не петь? Вот и взялся за прежнее ремесло. А ремесло, сам знаешь, у всех на виду, от людей не укроешься. Долго ли Инсанне проведать, что я живой? Вот он и проведал. Давненько я так по дорогам болтаюсь, а до сих пор никто по мою голову не являлся. Думал я уже, что обойдется… да вот не обошлось.
Кенет с невольным восхищением посмотрел на Санэ. Худое лицо сорокалетнего на вид певца выглядело совершенно спокойным.
– Расскажи, – замирающим шепотом попросил Кенет. – Или это секрет?
– А, – досадливо махнул рукой Санэ, – какой там секрет…
Все же секрет был, ибо Санэ рассказал Кенету свою историю отнюдь не целиком. Начиналась она с того, что молодого певца, только-только державшего экзамен в своей гильдии на звание мастера, захватили в числе многих других бедолаг слуги Инсанны и приволокли в Замок Пленного Сокола. На сей раз Инсанне зачем-то нужны были не свеженькие трупы, а живые мучения живых людей. То ли без них какое-нибудь смертоубийственное заклятие не достигало окончательной мощи, то ли попросту требовалось магическим способом прохудившиеся башмаки залатать. Какая разница? Погибли все пленные, кроме Санэ.
– Если в такую историю впутаться, живым из нее не уйдешь, – хмуро заметил Санэ. – Только мертвым. Вот мертвым кое-кому удалось. Сам бы я, может, и не додумался, но у других раньше получалось, я о подобных людях слыхал. Говорят, у одного провинциального наместника мать таким манером на свободу выбралась. Слухи, конечно, замяли – все ж таки знатная дама, – но только раньше она здоровехонька была, а потом вдруг как-то разом здоровья лишилась. Ну и сын у нее такой же. Еле дышит. Так что, думаю, правду люди говорят – побывала она там.
– Правду, – коротко кивнул Кенет. Акейро никогда не рассказывал ему, отчего одно присутствие Инсанны в городе едва не стоило ему жизни; теперь же Кенет отлично понял причину загадочного недуга. В том, что речь идет о матери Акейро, он не сомневался.
– Вот видишь. Что смогла беззащитная женщина, могу и я. Мне даже проще было. И притворяться мертвым не надо. Я попросту ушел.
– Куда? – удивился Кенет.
– В свои песни, – терпеливо и очень обыденно разъяснил Санэ. – Я ведь могу там жить. Не весь, конечно. Тело осталось. Но вид – мертвее не придумаешь.
О таких людях Кенет только сказки слышал, да и то не часто. В мире песен, в мире легенд и памяти может жить далеко не каждый сказитель. Одно дело, что Кенет в истину подобных историй верил непреложно: ему доводилось слышать сказания, в которых явно ощущалось присутствие их сказителя, и он не раз дивился, отчего этого присутствия не ощущают остальные слушатели. Но совсем другое дело – встретить человека, который не только способен сложить песню, но и уйти в нее, хотя бы на время.
– Теперь ясно, почему ты не хочешь обо мне песни складывать, – усмехнулся Кенет непослушными от восхищения губами.
– Вот именно, – кивнул Санэ. – Мало ли на что ты в мире моих песен нарвешься. Молодой ты еще для такого. Сопливый.
Кенет хотел возразить, но возражений не нашел и только шмыгнул обиженно носом.
– Не обижайся, – посоветовал Санэ.
– На правду не обижаются, – вздохнул Кенет. – А что было дальше? Инсанна не заподозрил?
– Нет. Куда ему! А даже если – как он меня оттуда достанет? Вот и вышло, что я был рядом, когда… – Санэ резко замолчал.
– Когда – что?
– Молодой ты еще, – отрезал Санэ. – Сопливый. Кому говорено? Вот ведь любопытный! Сам подумай – долго ты проживешь с таким знанием?
Кенет подумал. Действительно недолго. Он уже один раз попался на глаза Инсанне. Если попадется вторично, да еще с таким знанием… где находится то самое яблочко, в котором проживает тот самый червячок…
– Так что не суй носа, мальчик, куда не просят. Я вот сунул и с тех пор ни одного спокойного дня не видел. Даже когда Инсанна выкинул мое тело за ворота вместе с трупами, даже когда он считал меня мертвым. Уже и то плохо, что я тебе столько рассказал. Опасно.
– Поздно спохватился, – возразил Кенет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Кенет совершил ответный поклон, но имени своего не назвал, хоть и понимал, что поступает невежливо.
Санэ удивленно поднял брови.
– Ты боишься, что я укушу тебя за имя? – осведомился он. От неожиданного вопроса Кенет чуть не поперхнулся.
– Нет, – неохотно ответил он. – Если честно, я боюсь, что ты поступишь с моим именем, как певец.
– А это как? – поинтересовался Санэ.
– Ну… песню сложишь о том, что было, и петь станешь, – неловко объяснил Кенет. Санэ засмеялся.
– Вот этого не жди, – ответил он. – Песню я о тебе не сложу и петь не стану. Именно потому, что я певец.
Кенет вновь залился краской – мучительно, с натугой.
– Краснеть ты еще не разучился, – одобрил Санэ. – Это хорошо. Если человек забыл, как краснеть, – считай, все. Ничего путного из него уже не выйдет. Так как тебя все-таки зовут, господин воин?
– Кенет, – сдавленно ответил юноша.
– Красивое имя, – кивнул Санэ. – Для эдакого храбреца в самый раз подходит.
Кенету стало чуть легче дышать. Самую малость.
– Храбреца? – шепотом переспросил он.
– Только не говори мне, что ты не знал, что связался с человеком самого Инсанны, – скривился Санэ. – А для этого надо немало храбрости.
– Храбрости… – угрюмо процедил Кенет. – Надоел мне Инсанна, вот что.
– Ого, господин воин! – восхитился Санэ. – Самоуверенности у тебя, как я погляжу, хоть отбавляй.
Подобные слова должны были смутить Кенета еще больше, но получилось отчего-то наоборот.
– Надоел! – зло и решительно отрезал Кенет. – Куда ни ткнись, с кем ни заговори, вечно Инсанна, Инсанна, Инсанна!
– Н-да, – протянул Санэ, пристально глядя на Кенета, – действительно самоуверенность… Поневоле залюбуешься. Но я с тобой согласен, Кенет. Инсанна не может не надоесть. Мне он тоже надоел. Уже давно.
– Ты ему – тоже, – ответил Кенет в тон. – А для этого надо немало храбрости.
Санэ засмеялся дерзости юного воина, но смех у него вышел невеселый.
– Да нет, – возразил он. – Как раз для этого храбрости надо совсем немного. Просто нелепый случай… хотя, может, и не случай. И не такой уж нелепый.
– Где же ты Инсанне дорожку перебежал? – спросил Кенет. Ему было очень любопытно. Не каждый же день встретишь человека, на которого сам Инсанна объявил охоту.
– Да говорят тебе, случай. Просто случай. Я случайно узнал его тайну.
– А смерть его в червячке, – задумчиво произнес Кенет слова детской сказки, – а червячок в яблоке…
Он еще не вполне оправился от смущения, и оно побуждало его дерзить.
Как ни странно, Санэ не обиделся.
– Примерно, – кивнул он. – Не совсем, но почти. Кенета взяла оторопь.
– Сам понимаешь, Инсанне моей смерти желать – прямой резон. Раньше он меня среди мертвых числил, вот бы мне и не высовываться. Молодой был, горячий. Как же так – жить, да не петь? Вот и взялся за прежнее ремесло. А ремесло, сам знаешь, у всех на виду, от людей не укроешься. Долго ли Инсанне проведать, что я живой? Вот он и проведал. Давненько я так по дорогам болтаюсь, а до сих пор никто по мою голову не являлся. Думал я уже, что обойдется… да вот не обошлось.
Кенет с невольным восхищением посмотрел на Санэ. Худое лицо сорокалетнего на вид певца выглядело совершенно спокойным.
– Расскажи, – замирающим шепотом попросил Кенет. – Или это секрет?
– А, – досадливо махнул рукой Санэ, – какой там секрет…
Все же секрет был, ибо Санэ рассказал Кенету свою историю отнюдь не целиком. Начиналась она с того, что молодого певца, только-только державшего экзамен в своей гильдии на звание мастера, захватили в числе многих других бедолаг слуги Инсанны и приволокли в Замок Пленного Сокола. На сей раз Инсанне зачем-то нужны были не свеженькие трупы, а живые мучения живых людей. То ли без них какое-нибудь смертоубийственное заклятие не достигало окончательной мощи, то ли попросту требовалось магическим способом прохудившиеся башмаки залатать. Какая разница? Погибли все пленные, кроме Санэ.
– Если в такую историю впутаться, живым из нее не уйдешь, – хмуро заметил Санэ. – Только мертвым. Вот мертвым кое-кому удалось. Сам бы я, может, и не додумался, но у других раньше получалось, я о подобных людях слыхал. Говорят, у одного провинциального наместника мать таким манером на свободу выбралась. Слухи, конечно, замяли – все ж таки знатная дама, – но только раньше она здоровехонька была, а потом вдруг как-то разом здоровья лишилась. Ну и сын у нее такой же. Еле дышит. Так что, думаю, правду люди говорят – побывала она там.
– Правду, – коротко кивнул Кенет. Акейро никогда не рассказывал ему, отчего одно присутствие Инсанны в городе едва не стоило ему жизни; теперь же Кенет отлично понял причину загадочного недуга. В том, что речь идет о матери Акейро, он не сомневался.
– Вот видишь. Что смогла беззащитная женщина, могу и я. Мне даже проще было. И притворяться мертвым не надо. Я попросту ушел.
– Куда? – удивился Кенет.
– В свои песни, – терпеливо и очень обыденно разъяснил Санэ. – Я ведь могу там жить. Не весь, конечно. Тело осталось. Но вид – мертвее не придумаешь.
О таких людях Кенет только сказки слышал, да и то не часто. В мире песен, в мире легенд и памяти может жить далеко не каждый сказитель. Одно дело, что Кенет в истину подобных историй верил непреложно: ему доводилось слышать сказания, в которых явно ощущалось присутствие их сказителя, и он не раз дивился, отчего этого присутствия не ощущают остальные слушатели. Но совсем другое дело – встретить человека, который не только способен сложить песню, но и уйти в нее, хотя бы на время.
– Теперь ясно, почему ты не хочешь обо мне песни складывать, – усмехнулся Кенет непослушными от восхищения губами.
– Вот именно, – кивнул Санэ. – Мало ли на что ты в мире моих песен нарвешься. Молодой ты еще для такого. Сопливый.
Кенет хотел возразить, но возражений не нашел и только шмыгнул обиженно носом.
– Не обижайся, – посоветовал Санэ.
– На правду не обижаются, – вздохнул Кенет. – А что было дальше? Инсанна не заподозрил?
– Нет. Куда ему! А даже если – как он меня оттуда достанет? Вот и вышло, что я был рядом, когда… – Санэ резко замолчал.
– Когда – что?
– Молодой ты еще, – отрезал Санэ. – Сопливый. Кому говорено? Вот ведь любопытный! Сам подумай – долго ты проживешь с таким знанием?
Кенет подумал. Действительно недолго. Он уже один раз попался на глаза Инсанне. Если попадется вторично, да еще с таким знанием… где находится то самое яблочко, в котором проживает тот самый червячок…
– Так что не суй носа, мальчик, куда не просят. Я вот сунул и с тех пор ни одного спокойного дня не видел. Даже когда Инсанна выкинул мое тело за ворота вместе с трупами, даже когда он считал меня мертвым. Уже и то плохо, что я тебе столько рассказал. Опасно.
– Поздно спохватился, – возразил Кенет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152