Линда Сибрук не
приходила к вам сюда?
- Последний раз она была здесь с отцом, чтобы попрощаться со мной.
Это было до Рождества.
- Не смею вас больше беспокоить. Если она придет к вам, скажите, что
я в третьем доме на Нью Кат. Прощайте, сэр.
Я поспешил к носильщикам, которые, ожидая меня, задремали на
солнышке. Я догадался, что мое письмо к Линде, в котором я упоминал о сэре
Джоне Талботе, так и не было доставлено, а ей и в голову не придет, что
случайное имя, проскользнувшее в бредовой речи ее отца, могло запасть мне
в голову. Она не догадается обратиться к нему. Проклятая болезнь, недаром
ее назвали чумой! Но они наверняка прибыли экипажем! Мой мятущийся разум
наградил меня этой догадкой, как хорошую собаку куропаткой.
Экипаж из Колчестера!
- Бегом! - приказал я носильщикам. - В "Трубадур" на Стренде. - И там
мне повезло. Хозяин постоялого двора сразу вспомнил молодую красивую
женщину, которая прибыла со стариком. Им пришлось оставить багаж в
таверне, но на следующий день девушка вернулась и забрала одну коробку,
которую приказала отнести в дом на Ладгейт Хилл, - тот, что сразу за
Спиндлерс Грин.
Носильщики, которым я к тому времени уже изрядно надоел, отнесли меня
к этому дому, отдаленному от дороги и огороженному железными прутьями. Я
предложил им серебряную монету, которую мне подала леди.
- Этого недостаточно за полдня беготни, - сердито заметил один из
них. - То там сбивали каблуки, то в другом месте.
- Достаточно или нет, но это все что у меня есть, - объяснил я. - Мне
самому не очень приятно, поверьте, лишить вас того, что вам причитается,
но все мое имущество украдено, и я не могу сейчас заплатить. Господь
воздаст мне и вам.
Они продолжали ворчать, но я уже стучал в дверь дома.
Мне открыла высокая сухопарая женщина с прядями неаккуратных черных
волос, обрамлявших серое лицо.
- Я знаю, что здесь живет мисс Линда Сибрук. Проведите меня к ней,
пожалуйста.
К этому моменту мое нетерпение достигло такого предела, что мне
хотелось оттолкнуть ее и ворваться в дом, изо всех сил выкрикивая любимое
имя.
- Здесь нет такой особы, - ответила женщина. - Здесь живет только мой
брат Эли Мейкерс и его жена. Что с вами, молодой человек?
Я пришел в себя уже в доме, на стуле с высокой спинкой. Мои ноздри
щекотал едкий запах жженных перьев. Я поднял глаза и увидел Линду,
склонившуюся надо мной. Опустив голову, я разглядел ее руку, подносящую
тлеющие перья к моему носу.
- Я перенес тяжелую болезнь, Линда, - сказал я.
Моей первой мыслью было: она ничего не должна узнать. Я все буду
оправдывать своей болезнью.
- Я знаю. Женщина из Нью Кат сказала, что ты умер, - произнесла
девушка. Голос ее звучал очень тихо.
Я руками закрыл лицо.
- Так ты вышла замуж за Эли, Линда. Что заставило тебя пойти на это?
Тут ее пальчик взметнулся к губам, а глаза приняли выражение, которое
мне было слишком хорошо известно и понятно. Из глубины комнаты,
недоступной моему полю зрения, донесся голос Эли.
- Ты лучше расскажи мистеру Филиппу о своем отце, жена.
Ее глаза наполнились слезами, но она смахнула их и прошептала:
- Он умер, Филипп.
- Он так и не оправился тогда?
- Ему стало лучше. Но его убили на летней ярмарке.
- Убили! - воскликнул я. - Почему? Кто убил его?
- Я сам расскажу, жена, и покончим с этим. А ты пойди помоги Кезии
приготовить обед и попроси, чтобы она поставила еще одну тарелку на стол.
Ни слова не возразив, Линда оставила меня и направилась к двери. Из
ее походки исчезла легкость, в ушах не было сережек, на ней было черное
простое платье.
- Парень, - начал Эли, глядя на меня с высоты своего великанского
роста, - эта история, которую я не очень хочу тебе рассказывать, может
задеть твои чувства к отцу.
- Ничего, - перебил я. - Говорите быстрее, ради Бога, что произошло с
отцом Линды, что заставило Линду выйти за вас замуж. - Боль так явно
прозвучала в моем голосе, что я попытался скрыть ее, добавив: - Так
внезапно.
Эли протянул свою большую заскорузлую руку и неловким жестом положил
ее мне на плечо. Я вздрогнул от удивления и страха, что он мог угадать мое
состояние, почувствовать, что я люблю Линду, и проникнуться жалостью ко
мне. Но когда он забрал руку и осторожно опустился на высокий стул, я
понял, что мои опасения напрасны. Эли был удручен потому, что ему
приходится порочить передо мной моего отца.
- Ну, давайте же, - резко поторопил его я. - Оставим это. Видит Бог,
я уже давно не питаю к отцу никаких чувств. Расскажите, что случилось на
летней ярмарке.
Эли начал свой рассказ, и чистая комната с блестящим полом и видом,
открывающимся на улицу через маленькие оконные рамы, померкла перед моими
глазами. Если однажды мне довелось поразить Натаниэля Горе описанием
портрета Эли, то трудно сказать, в какое изумление его поверг бы рассказ
Эли. Или, может, это мое воображение дополнило повествование, само по себе
голое и невыразительное, картинами Хантер Вуда с темными тучами
предрассудков, сгущающимися над ним, запахом зрелой пшеницы и тмина,
разносимых по округе башмаками ярмарочной толпы.
Я ясно представил, как все это произошло. Джошуа Сибрук был старым
чудаком с безумными выходками. Он приехал неведомо откуда и поселился в
доме, в котором когда-то жила и умерла старая Мэдж. Деревенские жители в
те времена различали два типа ведьм - безвредных и злых, и Мэдж
принадлежала к первым. Люди старались не обижать ее, мало кто осмеливался
пройти ночью мимо ее дома, но в случаях болезни или иного несчастья
приходили к ней и глотали ее зелье, повторяли за ней заклинания, дарили ей
что-нибудь и уходили с надеждой. И то ли благодаря везению, то ли
вследствие ее мудрости, больные оставались довольны, и ее терпели. Ее даже
приглашали в имение лечить меня. Я сам этого не помню, потому что был
слишком мал, но слышал, как об этом говорили. Она дала прислуге,
приставленной для ухода за мной, бутылку едкой мази, которую надо было
втирать в мою ногу. Это не помогло, но и не причинило никакого видимого
вреда, что, по-моему, можно было бы сказать о большинстве ее лекарств.
Отец Линды, с его странностями и по причине того, что он обосновался
в доме Мэдж, неизбежно должен был унаследовать ее репутацию. Он собирал -
или для него собирали - травы и растения в лесу и вдоль дороги. Вероятно,
еще задолго до того, как я покинул Маршалси, к нему обращались за
снадобьями больные, и, когда лечение помогало, он снабжал посетителя
запасом лекарственных средств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
приходила к вам сюда?
- Последний раз она была здесь с отцом, чтобы попрощаться со мной.
Это было до Рождества.
- Не смею вас больше беспокоить. Если она придет к вам, скажите, что
я в третьем доме на Нью Кат. Прощайте, сэр.
Я поспешил к носильщикам, которые, ожидая меня, задремали на
солнышке. Я догадался, что мое письмо к Линде, в котором я упоминал о сэре
Джоне Талботе, так и не было доставлено, а ей и в голову не придет, что
случайное имя, проскользнувшее в бредовой речи ее отца, могло запасть мне
в голову. Она не догадается обратиться к нему. Проклятая болезнь, недаром
ее назвали чумой! Но они наверняка прибыли экипажем! Мой мятущийся разум
наградил меня этой догадкой, как хорошую собаку куропаткой.
Экипаж из Колчестера!
- Бегом! - приказал я носильщикам. - В "Трубадур" на Стренде. - И там
мне повезло. Хозяин постоялого двора сразу вспомнил молодую красивую
женщину, которая прибыла со стариком. Им пришлось оставить багаж в
таверне, но на следующий день девушка вернулась и забрала одну коробку,
которую приказала отнести в дом на Ладгейт Хилл, - тот, что сразу за
Спиндлерс Грин.
Носильщики, которым я к тому времени уже изрядно надоел, отнесли меня
к этому дому, отдаленному от дороги и огороженному железными прутьями. Я
предложил им серебряную монету, которую мне подала леди.
- Этого недостаточно за полдня беготни, - сердито заметил один из
них. - То там сбивали каблуки, то в другом месте.
- Достаточно или нет, но это все что у меня есть, - объяснил я. - Мне
самому не очень приятно, поверьте, лишить вас того, что вам причитается,
но все мое имущество украдено, и я не могу сейчас заплатить. Господь
воздаст мне и вам.
Они продолжали ворчать, но я уже стучал в дверь дома.
Мне открыла высокая сухопарая женщина с прядями неаккуратных черных
волос, обрамлявших серое лицо.
- Я знаю, что здесь живет мисс Линда Сибрук. Проведите меня к ней,
пожалуйста.
К этому моменту мое нетерпение достигло такого предела, что мне
хотелось оттолкнуть ее и ворваться в дом, изо всех сил выкрикивая любимое
имя.
- Здесь нет такой особы, - ответила женщина. - Здесь живет только мой
брат Эли Мейкерс и его жена. Что с вами, молодой человек?
Я пришел в себя уже в доме, на стуле с высокой спинкой. Мои ноздри
щекотал едкий запах жженных перьев. Я поднял глаза и увидел Линду,
склонившуюся надо мной. Опустив голову, я разглядел ее руку, подносящую
тлеющие перья к моему носу.
- Я перенес тяжелую болезнь, Линда, - сказал я.
Моей первой мыслью было: она ничего не должна узнать. Я все буду
оправдывать своей болезнью.
- Я знаю. Женщина из Нью Кат сказала, что ты умер, - произнесла
девушка. Голос ее звучал очень тихо.
Я руками закрыл лицо.
- Так ты вышла замуж за Эли, Линда. Что заставило тебя пойти на это?
Тут ее пальчик взметнулся к губам, а глаза приняли выражение, которое
мне было слишком хорошо известно и понятно. Из глубины комнаты,
недоступной моему полю зрения, донесся голос Эли.
- Ты лучше расскажи мистеру Филиппу о своем отце, жена.
Ее глаза наполнились слезами, но она смахнула их и прошептала:
- Он умер, Филипп.
- Он так и не оправился тогда?
- Ему стало лучше. Но его убили на летней ярмарке.
- Убили! - воскликнул я. - Почему? Кто убил его?
- Я сам расскажу, жена, и покончим с этим. А ты пойди помоги Кезии
приготовить обед и попроси, чтобы она поставила еще одну тарелку на стол.
Ни слова не возразив, Линда оставила меня и направилась к двери. Из
ее походки исчезла легкость, в ушах не было сережек, на ней было черное
простое платье.
- Парень, - начал Эли, глядя на меня с высоты своего великанского
роста, - эта история, которую я не очень хочу тебе рассказывать, может
задеть твои чувства к отцу.
- Ничего, - перебил я. - Говорите быстрее, ради Бога, что произошло с
отцом Линды, что заставило Линду выйти за вас замуж. - Боль так явно
прозвучала в моем голосе, что я попытался скрыть ее, добавив: - Так
внезапно.
Эли протянул свою большую заскорузлую руку и неловким жестом положил
ее мне на плечо. Я вздрогнул от удивления и страха, что он мог угадать мое
состояние, почувствовать, что я люблю Линду, и проникнуться жалостью ко
мне. Но когда он забрал руку и осторожно опустился на высокий стул, я
понял, что мои опасения напрасны. Эли был удручен потому, что ему
приходится порочить передо мной моего отца.
- Ну, давайте же, - резко поторопил его я. - Оставим это. Видит Бог,
я уже давно не питаю к отцу никаких чувств. Расскажите, что случилось на
летней ярмарке.
Эли начал свой рассказ, и чистая комната с блестящим полом и видом,
открывающимся на улицу через маленькие оконные рамы, померкла перед моими
глазами. Если однажды мне довелось поразить Натаниэля Горе описанием
портрета Эли, то трудно сказать, в какое изумление его поверг бы рассказ
Эли. Или, может, это мое воображение дополнило повествование, само по себе
голое и невыразительное, картинами Хантер Вуда с темными тучами
предрассудков, сгущающимися над ним, запахом зрелой пшеницы и тмина,
разносимых по округе башмаками ярмарочной толпы.
Я ясно представил, как все это произошло. Джошуа Сибрук был старым
чудаком с безумными выходками. Он приехал неведомо откуда и поселился в
доме, в котором когда-то жила и умерла старая Мэдж. Деревенские жители в
те времена различали два типа ведьм - безвредных и злых, и Мэдж
принадлежала к первым. Люди старались не обижать ее, мало кто осмеливался
пройти ночью мимо ее дома, но в случаях болезни или иного несчастья
приходили к ней и глотали ее зелье, повторяли за ней заклинания, дарили ей
что-нибудь и уходили с надеждой. И то ли благодаря везению, то ли
вследствие ее мудрости, больные оставались довольны, и ее терпели. Ее даже
приглашали в имение лечить меня. Я сам этого не помню, потому что был
слишком мал, но слышал, как об этом говорили. Она дала прислуге,
приставленной для ухода за мной, бутылку едкой мази, которую надо было
втирать в мою ногу. Это не помогло, но и не причинило никакого видимого
вреда, что, по-моему, можно было бы сказать о большинстве ее лекарств.
Отец Линды, с его странностями и по причине того, что он обосновался
в доме Мэдж, неизбежно должен был унаследовать ее репутацию. Он собирал -
или для него собирали - травы и растения в лесу и вдоль дороги. Вероятно,
еще задолго до того, как я покинул Маршалси, к нему обращались за
снадобьями больные, и, когда лечение помогало, он снабжал посетителя
запасом лекарственных средств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83