Я
посмотрел на своих слушателей. Три лица передо мной напоминали маски:
каменная - у Эли, из мягкой кожи - у мистера Томаса, из белого мела - у
Пикла. Я понял, что слова мои не произвели ни малейшего впечатления. В
отчаянии я повернулся к Эли, вкладывая в свои слова столько силы и
энергии, что почувствовал физическую усталость.
- Эли, вспомни Маршалси и те дни, когда вы умоляли моего отца
проявить терпимость, прислушаться к вам и изменить свою точку зрения.
Сегодня вы находитесь на месте моего отца. И я прошу вас быть терпимыми и
пересмотреть свое решение.
Эли ущипнул себя за бороду, и на какое-то мгновение мне показалось,
что я убедил его.
- Не понимаю, с чего бы вам так хлопотать из-за этой девицы. Какое
вам до этого всего дело.
- Такое же, как и до способа земледелия в Маршалси. Не мое ведь
благосостояние зависело от земли в Светломоре, правда?
Здесь я явно перестарался.
- Мне начинает казаться, мистер Филипп, что вам просто всегда хочется
противоречить, неважно по какому поводу. Либо у вас просто несговорчивый
характер, либо вы что-то имеете против кого-то из нас, как и против своего
отца, что и подталкивает вас отрицать все, что мы стараемся делать во имя
общего блага.
- А может, у него есть другое основание, гораздо более серьезное и,
заметьте, тайное, чтобы стать на защиту женщины, с которой он на глазах
других даже словом не обмолвился?
- Закройте свой грязный рот, - не выдержал я, резко повернувшись к
уэльсцу. Поднимайтесь все и вон отсюда из этого дома, вы оскверняете его.
Старик встал со стула и направился к двери.
- Поторапливайтесь, - крикнул я, - если не хотите, чтобы вам помогли.
Эли и Пикл тоже поднялись. У Эли хватило выдержки положить ладонь мне
на плечо и обратиться ко мне, как к норовистой лошадке:
- Спокойно, - сказал он. - Спокойно.
Я резким жестом освободился от его прикосновения.
Пикл, самое заинтересованное лицо из всех присутствующих, наконец
произнес свои первые слова:
- Мистер Оленшоу, я приехал забрать эту женщину... Мистер Томас
считает, что наказание колодками поспособствует покаянию несчастной и
послужит предупреждением для других, и я, а также вся моя семья, готовы
принять этот позор. А вы услышали из его уст как раз то, что станет общим
мнением, если будете упорствовать в своем ложном представлении о доброте и
добродетели...
- Только ваш грязный разум мог породить такие предположения, и Бог
миловал, в Зионе таких, как вы, не так уж много. А дочь ваша останется
здесь навсегда, если пожелает. И имейте в виду: если вздумаете применить
силу, чтобы забрать ее, я тоже буду оказывать сопротивление. Доброй ночи.
К этому моменту вся компания добралась до входной двери, и я крикнул
Энди, чтобы тот подал лошадь мистера Пикла. Эли бросил на меня
неодобрительный взгляд и пошел прочь сквозь заросли.
- Это был удар ниже пояса, - громко произнес Энди, большим пальцем
указывая на мистера Томаса, который взбирался в телегу Пикла.
- А ты откуда знаешь?
- Мы все были в коридоре, и подслушивали через щель в двери.
- Вы просто гнусные шпионы в таком случае, - резко бросил я.
- Ну, сначала спустилась Магитабель, и так разрыдалась, что Джудит
пришлось тоже подойти, потом мы все присоединились, так хорошо все было
слышно. А потом я испугался, что вы услышите рыдания девушка, и Джудит
отвела ее наверх.
- Это надо было сделать с самого начала. Ей-то меньше всех надо было
все это слышать.
Я направился в кухню, где Джудит готовила ужин. Она подняла глаза к
потолку, показывая, что Магитабель у себя наверху, и сказала:
- Она успокоилась, когда я сказала, что вы не собираетесь выгонять
ее.
Итак, ничего не подозревая, мы уселись ужинать, после чего закурили
сигары и принялись обсуждать происшедшее, решив что со временем все
постепенно забудется.
Наконец я вытряхнул свою трубку и попросил Джудит приготовить для
страдалицы поднос с хлебом и молоком, решив сам отнести это ей со словами
утешения и уверения, что она может рассчитывать на мое гостеприимство,
сколько ей будет угодно.
Я велел Джудит уложить еду на наш лучший голубой поднос, а сам достал
одну из серебряных ложек Натаниэля с изображением апостола на ручке.
Женщины придают значение таким вещам. Проковыляв по лестнице, я постучал в
дверь. Ответа не последовало, и только чтобы удостовериться, что девушка
спокойно спит, я приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь. Свеча
догорала и чадила, но света было достаточно, чтобы разглядеть пустую
кровать со смятой постелью.
Я громко позвал: "Магитабель! Магитабель!" Никакого ответа, только
Джудит откликнулась из кухни:
- Вы звали меня?
- Она исчезла, - сообщил я.
Мы тщательно обыскали весь дом, но безрезультатно. Тогда, засветив
фонари, мы вышли во двор и начали звать девушку. Мы направились к дому
мельника, и, совершая это ночное путешествие, стучали в каждую дверь с
вопросом: "Вы не видали Магитабель Пикл?". Никто ничего не знал. И как
только рассвело, Ральф и Майк, вернувшись к реке, обнаружили возле
мельницы тело несчастной утопленницы.
Они принесли ее в наш дом, обмякшую, с водорослями в спутанных
волосах, с лицом, измазанным зеленоватой жижей. Джудит обмыла тело и
нарядила покойницу, пожертвовав для этого одно из своих летних платьев.
Я сообщил печальную новость Пиклам, и мистеру Томасу, и Эли тоже, но
ответа не последовало. На второй день, я послал за главой совета с
вопросом: "Как насчет похорон?". Он дал мне понять, что, по его мнению,
даже речи о похоронах быть не может. "Самоубийство - это смертный грех", -
сказал он. Итак, мы с Энди сами смастерили гроб, и, уложив в него тело, я
поглядел на лицо погибшей девушки. Я начал понимать, что нашел в ней
Саймон. Притягивала ее бледность, хрупкость и беззащитность, особенно это
стало очевидно теперь, когда смерть стерла красные пятна с заплаканного
лица, оставив только выражение покоя.
Мы сделали могилу в тени деревьев на моей стороне реки, и я произнес
все, что мог припомнить из похоронной молитвы, прежде чем предать тело
земле. Мы подровняли надгробный холмик, после чего я сказал:
- Никогда ноги моей не будет на собрании, пока мистер Томас занимает
свой пост.
Майк водрузил на голову свою истрепанную шляпу и произнес в ответ:
- И за это уже можно сказать спасибо.
Мы собрались было уходить, как с другого конца лужайки донесся шорох,
и, повернувшись, я увидел Линду, запыхавшуюся от бега. В руках она держала
крошечный букетик цветов шиповника, лаванды и два прибитых морозом бутона
розы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
посмотрел на своих слушателей. Три лица передо мной напоминали маски:
каменная - у Эли, из мягкой кожи - у мистера Томаса, из белого мела - у
Пикла. Я понял, что слова мои не произвели ни малейшего впечатления. В
отчаянии я повернулся к Эли, вкладывая в свои слова столько силы и
энергии, что почувствовал физическую усталость.
- Эли, вспомни Маршалси и те дни, когда вы умоляли моего отца
проявить терпимость, прислушаться к вам и изменить свою точку зрения.
Сегодня вы находитесь на месте моего отца. И я прошу вас быть терпимыми и
пересмотреть свое решение.
Эли ущипнул себя за бороду, и на какое-то мгновение мне показалось,
что я убедил его.
- Не понимаю, с чего бы вам так хлопотать из-за этой девицы. Какое
вам до этого всего дело.
- Такое же, как и до способа земледелия в Маршалси. Не мое ведь
благосостояние зависело от земли в Светломоре, правда?
Здесь я явно перестарался.
- Мне начинает казаться, мистер Филипп, что вам просто всегда хочется
противоречить, неважно по какому поводу. Либо у вас просто несговорчивый
характер, либо вы что-то имеете против кого-то из нас, как и против своего
отца, что и подталкивает вас отрицать все, что мы стараемся делать во имя
общего блага.
- А может, у него есть другое основание, гораздо более серьезное и,
заметьте, тайное, чтобы стать на защиту женщины, с которой он на глазах
других даже словом не обмолвился?
- Закройте свой грязный рот, - не выдержал я, резко повернувшись к
уэльсцу. Поднимайтесь все и вон отсюда из этого дома, вы оскверняете его.
Старик встал со стула и направился к двери.
- Поторапливайтесь, - крикнул я, - если не хотите, чтобы вам помогли.
Эли и Пикл тоже поднялись. У Эли хватило выдержки положить ладонь мне
на плечо и обратиться ко мне, как к норовистой лошадке:
- Спокойно, - сказал он. - Спокойно.
Я резким жестом освободился от его прикосновения.
Пикл, самое заинтересованное лицо из всех присутствующих, наконец
произнес свои первые слова:
- Мистер Оленшоу, я приехал забрать эту женщину... Мистер Томас
считает, что наказание колодками поспособствует покаянию несчастной и
послужит предупреждением для других, и я, а также вся моя семья, готовы
принять этот позор. А вы услышали из его уст как раз то, что станет общим
мнением, если будете упорствовать в своем ложном представлении о доброте и
добродетели...
- Только ваш грязный разум мог породить такие предположения, и Бог
миловал, в Зионе таких, как вы, не так уж много. А дочь ваша останется
здесь навсегда, если пожелает. И имейте в виду: если вздумаете применить
силу, чтобы забрать ее, я тоже буду оказывать сопротивление. Доброй ночи.
К этому моменту вся компания добралась до входной двери, и я крикнул
Энди, чтобы тот подал лошадь мистера Пикла. Эли бросил на меня
неодобрительный взгляд и пошел прочь сквозь заросли.
- Это был удар ниже пояса, - громко произнес Энди, большим пальцем
указывая на мистера Томаса, который взбирался в телегу Пикла.
- А ты откуда знаешь?
- Мы все были в коридоре, и подслушивали через щель в двери.
- Вы просто гнусные шпионы в таком случае, - резко бросил я.
- Ну, сначала спустилась Магитабель, и так разрыдалась, что Джудит
пришлось тоже подойти, потом мы все присоединились, так хорошо все было
слышно. А потом я испугался, что вы услышите рыдания девушка, и Джудит
отвела ее наверх.
- Это надо было сделать с самого начала. Ей-то меньше всех надо было
все это слышать.
Я направился в кухню, где Джудит готовила ужин. Она подняла глаза к
потолку, показывая, что Магитабель у себя наверху, и сказала:
- Она успокоилась, когда я сказала, что вы не собираетесь выгонять
ее.
Итак, ничего не подозревая, мы уселись ужинать, после чего закурили
сигары и принялись обсуждать происшедшее, решив что со временем все
постепенно забудется.
Наконец я вытряхнул свою трубку и попросил Джудит приготовить для
страдалицы поднос с хлебом и молоком, решив сам отнести это ей со словами
утешения и уверения, что она может рассчитывать на мое гостеприимство,
сколько ей будет угодно.
Я велел Джудит уложить еду на наш лучший голубой поднос, а сам достал
одну из серебряных ложек Натаниэля с изображением апостола на ручке.
Женщины придают значение таким вещам. Проковыляв по лестнице, я постучал в
дверь. Ответа не последовало, и только чтобы удостовериться, что девушка
спокойно спит, я приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь. Свеча
догорала и чадила, но света было достаточно, чтобы разглядеть пустую
кровать со смятой постелью.
Я громко позвал: "Магитабель! Магитабель!" Никакого ответа, только
Джудит откликнулась из кухни:
- Вы звали меня?
- Она исчезла, - сообщил я.
Мы тщательно обыскали весь дом, но безрезультатно. Тогда, засветив
фонари, мы вышли во двор и начали звать девушку. Мы направились к дому
мельника, и, совершая это ночное путешествие, стучали в каждую дверь с
вопросом: "Вы не видали Магитабель Пикл?". Никто ничего не знал. И как
только рассвело, Ральф и Майк, вернувшись к реке, обнаружили возле
мельницы тело несчастной утопленницы.
Они принесли ее в наш дом, обмякшую, с водорослями в спутанных
волосах, с лицом, измазанным зеленоватой жижей. Джудит обмыла тело и
нарядила покойницу, пожертвовав для этого одно из своих летних платьев.
Я сообщил печальную новость Пиклам, и мистеру Томасу, и Эли тоже, но
ответа не последовало. На второй день, я послал за главой совета с
вопросом: "Как насчет похорон?". Он дал мне понять, что, по его мнению,
даже речи о похоронах быть не может. "Самоубийство - это смертный грех", -
сказал он. Итак, мы с Энди сами смастерили гроб, и, уложив в него тело, я
поглядел на лицо погибшей девушки. Я начал понимать, что нашел в ней
Саймон. Притягивала ее бледность, хрупкость и беззащитность, особенно это
стало очевидно теперь, когда смерть стерла красные пятна с заплаканного
лица, оставив только выражение покоя.
Мы сделали могилу в тени деревьев на моей стороне реки, и я произнес
все, что мог припомнить из похоронной молитвы, прежде чем предать тело
земле. Мы подровняли надгробный холмик, после чего я сказал:
- Никогда ноги моей не будет на собрании, пока мистер Томас занимает
свой пост.
Майк водрузил на голову свою истрепанную шляпу и произнес в ответ:
- И за это уже можно сказать спасибо.
Мы собрались было уходить, как с другого конца лужайки донесся шорох,
и, повернувшись, я увидел Линду, запыхавшуюся от бега. В руках она держала
крошечный букетик цветов шиповника, лаванды и два прибитых морозом бутона
розы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83