Песни и насвистывание цыган, замыкавших караван со скотом,
либо не были ему слышны, либо оставались незамеченными, да и сам он
довольно часто напевал гимн пилигримов. Он просто был в ударе:
изобретательный, трудолюбивый, заботящийся об упряжках, берущий на себя
все тяготы, когда подъем оказывался слишком крутым.
Мы проехали несколько маленьких поселений: Нитхед, Колумбину и
Санктуарий, которые представляли собой группки приземистых домишек,
скучившихся вокруг деревянных церквей посреди тщательно обработанного
поля. В каждом таком селении нас тепло встречали, забрасывали мелкими
подарками, горшочками свежего меда, корзинами слив или яблок, молодого
картофеля, буханками сладкого хлеба. Местные жители рассказывали нам об
опасностях и трудностях предстоящего пути, при этом Натаниэль расстилал
свои карты и вносил изменения. Оглядываясь назад в те времена, я испытываю
ощущение, что они, как в сказке, проникнуты золотым солнечным светом,
дружелюбием и радостным трудом. Наш караван продвигался медленно - бычьим
шагом, как шутили мы, намекая на животных, которые замыкали шествие под
наблюдением Свистунов. И только на второй неделе сентября показалось
последнее поселение. Оно было отмечено на карте Натаниэля как Форт
Аутпост, который опустошила и почти полностью стерла с лица земли война
короля Филиппа. Но так как земля вокруг была возделана, поселение снова
заселили весной того года. Оно лежало в долине, и взобравшись на вершину
холма, мы рассматривали крыши домов и желтые кукурузные поля. Вот уже
несколько дней, как температура начала падать, ветер изменился, холодными
северными порывами обдавая наши лица. Поровняв свою кибитку с кибиткой
Натаниэля, я распряг лошадей, чтобы Энди отвел их вниз к повозке Ломаксов,
поднял воротник пальто и поежился от холода. Натаниэль внезапно нарушил
молчание:
- Похоже, что они запоздали со сбором урожая. И не видно, чтобы
кто-то работал. Может мы ошиблись днем и сегодня воскресенье?
Подъехал Эли и остановил свою кибитку позади моей, ослабил постромки
в упряжке и обратился к Натаниэлю:
- Мистер Горе, завтра Божий день, как вы смотрите, если мы устроим
привал у подножия этой горы и проведем службу в церкви?
- Прекрасная идея, Эли, и кроме того, больше такого случая нам не
представится... - Тут он осекся и перевел взгляд на меня. - Филипп, твои
глаза моложе моих, посмотри-ка вон туда, что ты видишь?
Следуя направлению его указательного пальца, я сказал:
- Похоже на человека, идущего к нам, он спотыкается, снова идет. Вот
он упал. Что это может быть?
- Сейчас узнаем, - сказал Натаниэль и быстро спустился с горы.
Я последовал за ним. Человек поднялся на ноги и пошел навстречу нам,
останавливаясь и спотыкаясь так часто, будто поднялся со смертного одра,
чтобы совершить этот путь. Когда между нами оставалось какие-то двадцать
ярдов, мы заметили бледность его лица, блестящие капельки пота на лбу. Он
остановился и поднял руку. До нас доносился только звук его голоса, но
слов мы не разбирали и сделали несколько шагов вперед, чтобы услышать, что
он кричал, но он махнул рукой, которая бессильно упала, как мешок с
опилками, и снова послышались слабые звуки. Теперь я разобрал слова.
- Я хочу предупредить. В деревне опасная болезнь.
Натаниэль посмотрел на меня. Мы одновременно сделали шаг назад, будто
нас оттянули веревкой, затем снова подались вперед, как бы желая скрыть
наше отступление.
- Вижу, бедняга, - сказал Натаниэль. - Что это? Много больных?
Человек приложил руку к горлу:
- Что-то с горлом, - он говорил с большим трудом. - Меня прихватило
утром. Болезнь длится уже все лето.
Не справившись с напряжением, он покачнулся и упал ничком на землю. Я
сделал шаг по направлению к больному, но Натаниэль схватил меня за рукав.
- Подожди, - сказал он. - Мы должны подумать о других. Это нужно
обсудить.
Мы снова взглянули на распростертое перед нами тело, и затем,
повинуясь общему порыву, начали снимать верхнюю одежду. Натаниэль набросил
наши пальто на лежащего, стараясь держаться на расстоянии. И повернувшись,
мы побежали - если только можно говорить о беге, имея в виду калеку и
старика - вверх по крутому склону, назад к остальным. На гору были подняты
еще две повозки, еще две, скрипя, преодолевали восхождение.
- Отдай приказ о привале, прямо здесь на вершине, Эли, и я жду тебя.
Ты, Филипп, приведи Ломакса и Пикла, а я схожу за Крейном и Томаксом. Мы
проведем собрание под тем красным кустом. И найди себе другое пальто.
Через пятнадцать минут мы уже сидели на корточках в кустарнике,
слушая обстоятельную речь Натаниэля.
- Первое, что нам предстоит выяснить, - сказал он, - имеем ли мы
право принимать решение. В каком-то смысле мы отвечаем за остальных, и я
не сомневаюсь, что любое принятое нами решение, не вызовет возражений с их
стороны. Но возьмем ли мы на себя всю ответственность, или представим это
на суд людей?
- Но вы еще не сказали, что произошло, - спокойно заметил Крейн.
- Форт Аутпост поражен страшной болезнью. Мы с Филиппом только что
говорили с одним жителем, который сам серьезно болен. Мы не приближались и
не прикасались к нему. Итак, направимся ли мы, некоторые из нас, я хотел
сказать, в селение, чтобы оказать посильную помощь, или же оставим их
самих бороться с эпидемией, проследовав дальше, будто наш путь никогда не
пролегал мимо их селения. И следует ли нам как старшим, советоваться с
мужской частью нашей компании?
Спрятавшись от ветра в нашем довольно ненадежном укрытии, мы стояли
перед нелегкой проблемой.
Я заговорил первым.
- Каждый мужчина, - сказал я, поражаясь звуку собственного голоса,
нарушившего тишину, - рискует жизнью. Поэтому каждый должен участвовать в
принятии решения.
Мэтью Томас посмотрел на меня так, будто мои слова прозвучали как
богохульство.
- Рискуют такше каштая женщина и каштый ребенок. Мы старшины, мы
отвечаем перед Богом. Поэтому наш голос должен быть решающим, не так ли?
В блеске его глаз не было никакой симпатии ко мне, и я сразу
догадался, о чем он подумал. Я не был старшим, и потому как бы не брался в
расчет.
- Мистер Горе несомненный лидер нашей компании. Он собрал нас вместе,
он все организовал. Кто-то вложил в общее дело свои деньги, кто-то свой
труд. Это дает равное право всем мужчинам высказать свое мнение. Но в
конце концов не нам решать. Все зависит от того, что скажет мистер Горе.
- Зачем, посффоль спросить, ты вообще говорил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
либо не были ему слышны, либо оставались незамеченными, да и сам он
довольно часто напевал гимн пилигримов. Он просто был в ударе:
изобретательный, трудолюбивый, заботящийся об упряжках, берущий на себя
все тяготы, когда подъем оказывался слишком крутым.
Мы проехали несколько маленьких поселений: Нитхед, Колумбину и
Санктуарий, которые представляли собой группки приземистых домишек,
скучившихся вокруг деревянных церквей посреди тщательно обработанного
поля. В каждом таком селении нас тепло встречали, забрасывали мелкими
подарками, горшочками свежего меда, корзинами слив или яблок, молодого
картофеля, буханками сладкого хлеба. Местные жители рассказывали нам об
опасностях и трудностях предстоящего пути, при этом Натаниэль расстилал
свои карты и вносил изменения. Оглядываясь назад в те времена, я испытываю
ощущение, что они, как в сказке, проникнуты золотым солнечным светом,
дружелюбием и радостным трудом. Наш караван продвигался медленно - бычьим
шагом, как шутили мы, намекая на животных, которые замыкали шествие под
наблюдением Свистунов. И только на второй неделе сентября показалось
последнее поселение. Оно было отмечено на карте Натаниэля как Форт
Аутпост, который опустошила и почти полностью стерла с лица земли война
короля Филиппа. Но так как земля вокруг была возделана, поселение снова
заселили весной того года. Оно лежало в долине, и взобравшись на вершину
холма, мы рассматривали крыши домов и желтые кукурузные поля. Вот уже
несколько дней, как температура начала падать, ветер изменился, холодными
северными порывами обдавая наши лица. Поровняв свою кибитку с кибиткой
Натаниэля, я распряг лошадей, чтобы Энди отвел их вниз к повозке Ломаксов,
поднял воротник пальто и поежился от холода. Натаниэль внезапно нарушил
молчание:
- Похоже, что они запоздали со сбором урожая. И не видно, чтобы
кто-то работал. Может мы ошиблись днем и сегодня воскресенье?
Подъехал Эли и остановил свою кибитку позади моей, ослабил постромки
в упряжке и обратился к Натаниэлю:
- Мистер Горе, завтра Божий день, как вы смотрите, если мы устроим
привал у подножия этой горы и проведем службу в церкви?
- Прекрасная идея, Эли, и кроме того, больше такого случая нам не
представится... - Тут он осекся и перевел взгляд на меня. - Филипп, твои
глаза моложе моих, посмотри-ка вон туда, что ты видишь?
Следуя направлению его указательного пальца, я сказал:
- Похоже на человека, идущего к нам, он спотыкается, снова идет. Вот
он упал. Что это может быть?
- Сейчас узнаем, - сказал Натаниэль и быстро спустился с горы.
Я последовал за ним. Человек поднялся на ноги и пошел навстречу нам,
останавливаясь и спотыкаясь так часто, будто поднялся со смертного одра,
чтобы совершить этот путь. Когда между нами оставалось какие-то двадцать
ярдов, мы заметили бледность его лица, блестящие капельки пота на лбу. Он
остановился и поднял руку. До нас доносился только звук его голоса, но
слов мы не разбирали и сделали несколько шагов вперед, чтобы услышать, что
он кричал, но он махнул рукой, которая бессильно упала, как мешок с
опилками, и снова послышались слабые звуки. Теперь я разобрал слова.
- Я хочу предупредить. В деревне опасная болезнь.
Натаниэль посмотрел на меня. Мы одновременно сделали шаг назад, будто
нас оттянули веревкой, затем снова подались вперед, как бы желая скрыть
наше отступление.
- Вижу, бедняга, - сказал Натаниэль. - Что это? Много больных?
Человек приложил руку к горлу:
- Что-то с горлом, - он говорил с большим трудом. - Меня прихватило
утром. Болезнь длится уже все лето.
Не справившись с напряжением, он покачнулся и упал ничком на землю. Я
сделал шаг по направлению к больному, но Натаниэль схватил меня за рукав.
- Подожди, - сказал он. - Мы должны подумать о других. Это нужно
обсудить.
Мы снова взглянули на распростертое перед нами тело, и затем,
повинуясь общему порыву, начали снимать верхнюю одежду. Натаниэль набросил
наши пальто на лежащего, стараясь держаться на расстоянии. И повернувшись,
мы побежали - если только можно говорить о беге, имея в виду калеку и
старика - вверх по крутому склону, назад к остальным. На гору были подняты
еще две повозки, еще две, скрипя, преодолевали восхождение.
- Отдай приказ о привале, прямо здесь на вершине, Эли, и я жду тебя.
Ты, Филипп, приведи Ломакса и Пикла, а я схожу за Крейном и Томаксом. Мы
проведем собрание под тем красным кустом. И найди себе другое пальто.
Через пятнадцать минут мы уже сидели на корточках в кустарнике,
слушая обстоятельную речь Натаниэля.
- Первое, что нам предстоит выяснить, - сказал он, - имеем ли мы
право принимать решение. В каком-то смысле мы отвечаем за остальных, и я
не сомневаюсь, что любое принятое нами решение, не вызовет возражений с их
стороны. Но возьмем ли мы на себя всю ответственность, или представим это
на суд людей?
- Но вы еще не сказали, что произошло, - спокойно заметил Крейн.
- Форт Аутпост поражен страшной болезнью. Мы с Филиппом только что
говорили с одним жителем, который сам серьезно болен. Мы не приближались и
не прикасались к нему. Итак, направимся ли мы, некоторые из нас, я хотел
сказать, в селение, чтобы оказать посильную помощь, или же оставим их
самих бороться с эпидемией, проследовав дальше, будто наш путь никогда не
пролегал мимо их селения. И следует ли нам как старшим, советоваться с
мужской частью нашей компании?
Спрятавшись от ветра в нашем довольно ненадежном укрытии, мы стояли
перед нелегкой проблемой.
Я заговорил первым.
- Каждый мужчина, - сказал я, поражаясь звуку собственного голоса,
нарушившего тишину, - рискует жизнью. Поэтому каждый должен участвовать в
принятии решения.
Мэтью Томас посмотрел на меня так, будто мои слова прозвучали как
богохульство.
- Рискуют такше каштая женщина и каштый ребенок. Мы старшины, мы
отвечаем перед Богом. Поэтому наш голос должен быть решающим, не так ли?
В блеске его глаз не было никакой симпатии ко мне, и я сразу
догадался, о чем он подумал. Я не был старшим, и потому как бы не брался в
расчет.
- Мистер Горе несомненный лидер нашей компании. Он собрал нас вместе,
он все организовал. Кто-то вложил в общее дело свои деньги, кто-то свой
труд. Это дает равное право всем мужчинам высказать свое мнение. Но в
конце концов не нам решать. Все зависит от того, что скажет мистер Горе.
- Зачем, посффоль спросить, ты вообще говорил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83