И наконец в среду, двенадцатого марта 1679 года в
одиннадцать часов утра, "Летящая к Западу" отчалила, развернулась носом в
открытое море, и Англия начала исчезать из виду.
Путешествие не было отмечено никакими особыми событиями. Натаниэль,
которому уже дважды довелось совершать подобный вояж, рассчитывал, что мы
прибудем к месту назначения где-то на третьей неделе мая. В
действительности почти двухнедельный штиль, в течение которого паруса вяло
висели на мачтах, задержал наше прибытие в бухту Салем до второго июня. Но
эта задержка не причинила нам особых неудобств, так как Натаниэль щедро
запасся водой и провизией. Мне это путешествие особенно запомнилось
благодаря тому, что на борту были, во-первых, Свистуны, во-вторых, Эли, и
наконец, Линда.
Через двенадцать часов после того, как мы взошли на борт судна, всех
поразила страшная морская болезнь. Даже такой закаленный путешественник
как Натаниэль не вставал со своей койки в каюте, которую мы с ним делили,
и стонал, призывая смерть облегчить его участь. Меня самого невероятно
мутило, но даже в таком плачевном состоянии я не мог не испытывать
сострадания к женщинам, которые теснились в своих каютах. Появление Ральфа
Свистуна, пришедшего без всякой брезгливости опорожнить переполненные
сосуды нашего позора, дать нам свежей воды и ломтики лимона, было
встречено не менее радушно, чем явление самого ангела-хранителя. Он
рассказал нам, что они с Саймоном ухаживали за мужчинами, в то время как
Джудит присматривала за женской половиной. Я с трудом, преодолевая
слабость и разбитость, поинтересовался, как себя чувствует Эли Мейкерс. Он
тоже был болен, как сообщил Ральф, и мысль об Эли, нуждающемся в уходе
Саймона, заставила меня улыбнуться. Я был уверен, что крепкие желудки
Свистунов привлекли на их сторону немало союзников - ведь невозможно, как
считал тогда я, ненавидеть или презирать людей, физическая сила которых
сослужила вам такую хорошую службу. Но тут-то я ошибался. Когда шторм
закончился, и путешественники один за другим, бледные с угрюмым взглядом,
начали выходить на палубу подышать свежим воздухом, трое цыган остались в
полном одиночестве.
Вскоре после всеобщего выздоровления, Натаниэль обнаружил, что его
ожидает делегация в составе Эли, Оливера Ломакса и Мытью Томаса, которые,
по словам этого достопочтенного джентльмена, были "обеспокоены" поведением
моряков. Крепкие спиртные напитки, по всей вероятности, стали частью их
ежедневного рациона, и по вечерам, когда алкоголь начинал оказывать свое
действие, кубрик оглашался песнями неприличного содержания, не достойного
благородных ушей.
- В своих глухих каютах вы могли не слышать этого, - пояснил Оливер
Ломакс. - Но уверяю вас, мистер Горе, это дело требует вмешательства.
Здесь наше маленькое суденышко находится в полной зависимости от
строптивой стихии. И каждый вечер, подобно дыму жертвенного костра,
восходит к небесам наша молитва благодарности за каждый благополучно
прошедший день. Молитвы наши не могут омрачаться песнями этих безбожных
парней. Это богохульство.
Мы с Натаниэлем начали регулярно посещать вечерние молитвы, которые
устраивал мистер Томас на мужской половине. И довольно часто до наших ушей
доносились обрывки песен, интригующих своей незавершенностью. Мы даже
иногда задерживались у дверей своей каюты или же оставляли дверь
неприкрытой, готовясь отойти ко сну, чтобы уловить недослышанные слова.
Порой слышимость была превосходной, и однажды после особенно колоритного
куплета, Натаниэль сказал, будто извиняясь:
- Не надо забывать, что матросские песни являются результатом долгих
лет одиночества и оторванности от дома, желаний, которые не находят своего
удовлетворения. Для меня, как для исследователя языка и человеческой
природы, они представляют интерес. Но если они оскорбляют твой слух,
Филипп, ты можешь прикрыть дверь.
Но мои мысли и чувства не имели ничего общего с оскорбленностью.
Каждый из этих грубых парней, вожделенно орущих песенку про какую-нибудь
Мэри с белоснежной грудью, рисовал в своем воображении реальную женщину,
которую он желал так же страстно, как я желал Линду. Я вполне мог бы всей
душой присоединиться к этому вокальному проявлению рвущейся наружу
невоплощенной страсти. Когда Ломакс вынес свой приговор, я поймал взгляд
Натаниэля, в котором смешались юмор и смущение, заставившие его поспешно
отвернуться.
- И что вы предлагаете мне предпринять? - спросил он.
- Поговорить с хозяином, - с готовностью ответил Эли. - Попросить его
не выдавать матросам эль и ром до конца путешествия. Предложить ему отдать
приказ о том, что любая песнь должна быть только во хвалу и с мольбой к
тому, кто правит волнами и ветрами, в чьих руках судьбы тех, кто отважился
пуститься в путешествия морские.
- Я могу это сделать, - задумчиво сказал Натаниэль, - но, друзья мои,
вы должны отдавать себе отчет, что это будет только просьба, а не приказ.
Хозяина с его кораблем и командой наняли для того, чтобы он доставил нас в
бухту Салем. Что пьют и что поют его люди, нас касаться не должно.
- Разве не касается солдата, - взорвался мистер Томас своим протяжным
уэльским акцентом, если он услышит открытый призыв к предательству короля?
А мы, солдаты Господа, присягнувшие ему на верность, по вашему мнению
должны не проявлять подобной преданности нашему небесному монарху? Нет уж!
И если вы сомневаетесь в силе своих слов, мистер Горе, пришлите хозяина
сюда, мы повторим ему все, что вы только что слышали.
Натаниэль поразмыслил и сказал:
- Сначала я сам поговорю с ним, а если это не возымеет действия, то
приведу его к вам.
Когда они удалились, Натаниэль повернулся ко мне с таким удрученным
выражением, которого я никогда еще не видел на его лице, и сказал:
- Я с большим сожалением начинаю постепенно осознавать, Филипп, что
не подхожу нашему обществу, потому что пытаюсь проповедовать терпимость и
верю в то, что человек пожинает результаты собственных деяний и чтит
Господа Бога так, как ему представляется правильным. Я тем самым поставил
себя в ложное положение. Я никогда не стану главой второго поколения
пилигримов. Я...
Он быстрым шагом направился к своей койке и, пошарив под одеялом,
достал маленькую книжечку в коричневой обложке, сшитой обычными нитками.
Он резким движением перелистал страницы рукописи:
- Послушай-ка вот что... это написано в прошлом году одним моим
другом, которого уже нет среди нас, упокой Господь его душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
одиннадцать часов утра, "Летящая к Западу" отчалила, развернулась носом в
открытое море, и Англия начала исчезать из виду.
Путешествие не было отмечено никакими особыми событиями. Натаниэль,
которому уже дважды довелось совершать подобный вояж, рассчитывал, что мы
прибудем к месту назначения где-то на третьей неделе мая. В
действительности почти двухнедельный штиль, в течение которого паруса вяло
висели на мачтах, задержал наше прибытие в бухту Салем до второго июня. Но
эта задержка не причинила нам особых неудобств, так как Натаниэль щедро
запасся водой и провизией. Мне это путешествие особенно запомнилось
благодаря тому, что на борту были, во-первых, Свистуны, во-вторых, Эли, и
наконец, Линда.
Через двенадцать часов после того, как мы взошли на борт судна, всех
поразила страшная морская болезнь. Даже такой закаленный путешественник
как Натаниэль не вставал со своей койки в каюте, которую мы с ним делили,
и стонал, призывая смерть облегчить его участь. Меня самого невероятно
мутило, но даже в таком плачевном состоянии я не мог не испытывать
сострадания к женщинам, которые теснились в своих каютах. Появление Ральфа
Свистуна, пришедшего без всякой брезгливости опорожнить переполненные
сосуды нашего позора, дать нам свежей воды и ломтики лимона, было
встречено не менее радушно, чем явление самого ангела-хранителя. Он
рассказал нам, что они с Саймоном ухаживали за мужчинами, в то время как
Джудит присматривала за женской половиной. Я с трудом, преодолевая
слабость и разбитость, поинтересовался, как себя чувствует Эли Мейкерс. Он
тоже был болен, как сообщил Ральф, и мысль об Эли, нуждающемся в уходе
Саймона, заставила меня улыбнуться. Я был уверен, что крепкие желудки
Свистунов привлекли на их сторону немало союзников - ведь невозможно, как
считал тогда я, ненавидеть или презирать людей, физическая сила которых
сослужила вам такую хорошую службу. Но тут-то я ошибался. Когда шторм
закончился, и путешественники один за другим, бледные с угрюмым взглядом,
начали выходить на палубу подышать свежим воздухом, трое цыган остались в
полном одиночестве.
Вскоре после всеобщего выздоровления, Натаниэль обнаружил, что его
ожидает делегация в составе Эли, Оливера Ломакса и Мытью Томаса, которые,
по словам этого достопочтенного джентльмена, были "обеспокоены" поведением
моряков. Крепкие спиртные напитки, по всей вероятности, стали частью их
ежедневного рациона, и по вечерам, когда алкоголь начинал оказывать свое
действие, кубрик оглашался песнями неприличного содержания, не достойного
благородных ушей.
- В своих глухих каютах вы могли не слышать этого, - пояснил Оливер
Ломакс. - Но уверяю вас, мистер Горе, это дело требует вмешательства.
Здесь наше маленькое суденышко находится в полной зависимости от
строптивой стихии. И каждый вечер, подобно дыму жертвенного костра,
восходит к небесам наша молитва благодарности за каждый благополучно
прошедший день. Молитвы наши не могут омрачаться песнями этих безбожных
парней. Это богохульство.
Мы с Натаниэлем начали регулярно посещать вечерние молитвы, которые
устраивал мистер Томас на мужской половине. И довольно часто до наших ушей
доносились обрывки песен, интригующих своей незавершенностью. Мы даже
иногда задерживались у дверей своей каюты или же оставляли дверь
неприкрытой, готовясь отойти ко сну, чтобы уловить недослышанные слова.
Порой слышимость была превосходной, и однажды после особенно колоритного
куплета, Натаниэль сказал, будто извиняясь:
- Не надо забывать, что матросские песни являются результатом долгих
лет одиночества и оторванности от дома, желаний, которые не находят своего
удовлетворения. Для меня, как для исследователя языка и человеческой
природы, они представляют интерес. Но если они оскорбляют твой слух,
Филипп, ты можешь прикрыть дверь.
Но мои мысли и чувства не имели ничего общего с оскорбленностью.
Каждый из этих грубых парней, вожделенно орущих песенку про какую-нибудь
Мэри с белоснежной грудью, рисовал в своем воображении реальную женщину,
которую он желал так же страстно, как я желал Линду. Я вполне мог бы всей
душой присоединиться к этому вокальному проявлению рвущейся наружу
невоплощенной страсти. Когда Ломакс вынес свой приговор, я поймал взгляд
Натаниэля, в котором смешались юмор и смущение, заставившие его поспешно
отвернуться.
- И что вы предлагаете мне предпринять? - спросил он.
- Поговорить с хозяином, - с готовностью ответил Эли. - Попросить его
не выдавать матросам эль и ром до конца путешествия. Предложить ему отдать
приказ о том, что любая песнь должна быть только во хвалу и с мольбой к
тому, кто правит волнами и ветрами, в чьих руках судьбы тех, кто отважился
пуститься в путешествия морские.
- Я могу это сделать, - задумчиво сказал Натаниэль, - но, друзья мои,
вы должны отдавать себе отчет, что это будет только просьба, а не приказ.
Хозяина с его кораблем и командой наняли для того, чтобы он доставил нас в
бухту Салем. Что пьют и что поют его люди, нас касаться не должно.
- Разве не касается солдата, - взорвался мистер Томас своим протяжным
уэльским акцентом, если он услышит открытый призыв к предательству короля?
А мы, солдаты Господа, присягнувшие ему на верность, по вашему мнению
должны не проявлять подобной преданности нашему небесному монарху? Нет уж!
И если вы сомневаетесь в силе своих слов, мистер Горе, пришлите хозяина
сюда, мы повторим ему все, что вы только что слышали.
Натаниэль поразмыслил и сказал:
- Сначала я сам поговорю с ним, а если это не возымеет действия, то
приведу его к вам.
Когда они удалились, Натаниэль повернулся ко мне с таким удрученным
выражением, которого я никогда еще не видел на его лице, и сказал:
- Я с большим сожалением начинаю постепенно осознавать, Филипп, что
не подхожу нашему обществу, потому что пытаюсь проповедовать терпимость и
верю в то, что человек пожинает результаты собственных деяний и чтит
Господа Бога так, как ему представляется правильным. Я тем самым поставил
себя в ложное положение. Я никогда не стану главой второго поколения
пилигримов. Я...
Он быстрым шагом направился к своей койке и, пошарив под одеялом,
достал маленькую книжечку в коричневой обложке, сшитой обычными нитками.
Он резким движением перелистал страницы рукописи:
- Послушай-ка вот что... это написано в прошлом году одним моим
другом, которого уже нет среди нас, упокой Господь его душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83