И по правде говоря, я скорее сделал бы
это. Нищий всегда раб, но он может уйти, если ему наплевать на своего
хозяина. А если мне взбредет в голову отправиться в Наукатчу с куском
чужого хлеба в желудке, мне надо будет горбатиться много лет, чтобы
собрать средства на обратный путь. Кроме того, говорят у вас не дадут ни
хорошей трубки, ни стаканчика вина. Нет уж, спасибо. Я здесь поджидаю
прибытия Хика Магира с рыбной шхуны из Ньюфаундленда. Он только что
отправил своего лекаря за борт с камнем на ногах. Сам-то он слеп вот уже
пятнадцать лет. Догадываюсь, что зимой, когда палуба обледенеет и матросы
будут падать, а руки у них не будут сгибаться от холода, Хик с радостью
возьмет меня. Хотя рыбная шхуна тоже не рай.
- Ты уже плавал? - спросил я.
- Ага, четыре года назад. Глянь на мои уши.
Он скинул рваную шляпу, и показал свои уши - скорее отверстия,
обрамленные бахромой висящей кожи.
- Мороз, - пояснил он. - Уши и пальцы на руках и ногах крошатся, как
леденцы. Никакого удовольствия, заверяю вас. Кроме того, я однажды сильно
подрался с Хиком. Он резкий парень. Но я все равно могу заняться той же
работой. Думаю, что к Хику не стоит очередь хороших опытных лекарей.
- Послушай, - сказал я, допив свою кружку и не намереваясь терять
больше времени. - Если хочешь поехать с нами, я поддержу тебя. И куплю
тебе все необходимое. Можешь ехать в моей кибитке. Когда я построю дом,
там найдется место и для тебя, а если захочешь, будешь жить в своем доме.
И где-то на следующий Новый год, если захочешь, вернешься сюда за мой
счет. Ну, что скажешь? Поедешь?
На некоторое время на лице его застыла маска удивления, которая
постепенно переросла в настороженность и подозрительность.
- Зачем я тебе? Ты что, болен? - Он опустил глаза, поглядел
внимательно на мою ногу и снова вернулся взглядом к моему лицу. - Скажу
вам прямо, ваша честь, хорошенькая парочка мы с вами. Здесь я ничем не
могу помочь. Хромой с рождения, наверное. Правда? - с этим уже,
действительно, ничего не поделаешь.
Я не смог сдержать раздражения в голосе.
- Я думаю, ты достаточно умен, но я не считаю тебя чудотворцем. И не
задавай мне больше вопросов, или я начну разузнавать, как ты дошел до
такого состояния, что рад отправиться мерзнуть с рыбными снастями своего
Магира. Понял?
- А что я могу ответить, - сказал он, не смутившись. - Пил на службе.
Вот моя история в двух словах. Вышвырнули меня из Королевского флота в
тысяча шестьсот сорок девятом за то, что я отрезал одному парню не ту
ногу. Из-за моих стараний бедняге вообще не на чем было стоять. Вот и вся
история. И так до сегодняшнего дня. А теперь я получил вот это
предложение. Принимаю с благодарностью, ваша честь.
- Меня зовут Оленшоу, - представился я. - Вот немного денег. Приведи
себя в порядок. И помни: я еду не один, и чем меньше ты будешь болтать о
пьянстве или тому подобных вещах, тем больше это понравится остальным,
хотя стаканчик вина и хорошую трубку я тебе обеспечу, если будешь делать
все, что я скажу.
Счастливый, я вернулся к кибиткам.
Удивительное совпадение: но пока я покупал услуги Майка, Натаниэль
тоже позаботился об увеличении нашей компании. Два семейства квакеров с
Эссекс-стрит обратились к нему с просьбой разрешить им присоединиться к
моей группе. Противился ли Эли включению этих людей в наш коллектив, как
это было в случае со Свистунами, я не знаю, потому что был очен занят в
мастерских и мало виделся с ним. Мне известно только, что Крейны и Пиклы,
общей численностью двенадцать человек, отправились с нами в путешествие. И
никогда не встречал я людей, которые были бы мне настолько симпатичны.
Файнеас Пикл, вдовец с шестью детьми, следуя какой-то причуде, назвал всех
своих отпрысков именами, начинающимися на "М": Магитабель, Мэри, Марта -
так звали девочек, и мальчики: Марк, Мэтью, Моисей. Джакоб Крейн ехал с
женой Деборой, дочерью Ханной и двумя сыновьями, одного из которых тоже
нарекли Джакобом, но называли Джейком, чтобы отличать от отца, другого -
Томас. Обе семьи находились в далеких родственных отношениях, и даже
походили друг на друга. Когда они собирались вместе, то напоминали стадо
овец, и подобно овцам, были спокойны и благожелательны.
Теперь нас было тридцать шесть, и в нашем распоряжении имелось
двенадцать кибиток, что позволило Натаниэлю воплотить свои идеи об общем
владении имуществом. И так как большинство предметов общего пользования
принадлежали ему, даже Эли со своими фанатичными представлениями о
независимости и самостоятельности не посмел ворчать. Было совершенно
очевидно, что отдельные вещи придется делить: например, некоторые коровы
были дойными, некоторые - нет; какие-то лошади были слабее, а какие-то
сильнее и могли тащить больший груз. На одну кибитку приходилось две
лошади, но Пиклы и Крейны, у которых было четыре кибитки на две семьи,
вместо лошадей использовали бычьи упряжки. Съестных запасов у нас было на
целый год, не считая пшеницы, гороха и бобов с картофелем, которые
предназначались для весеннего сева. Мы также взяли с собой мешки семян,
которые впервые увидели в Салеме. Это была индейская кукуруза, семя
которой по форме напоминало лошадиный зуб.
Думаю, ни одно путешествие еще не начиналось так радостно и удачно.
Погода стояла великолепная, ясная, сухая и солнечная. Большинство наших
людей после тесных помещений, с которыми им приходилось мириться в Салеме,
испытали подъем и воспрянули духом, что часто является результатом
внезапного ощущения свободы и обилия свежего воздуха. Наверное, в каждом
из нас есть что-то от цыган. Именно поэтому мы были счастливы и радостны,
несмотря на ужасную усталость. Я знал, что те вечера, когда мы устраивали
привалы, и прихрамывающие лошади топтались где-то вдалеке, жуя траву,
когда костры горели, и дым от них поднимался в спокойное вечернее небо,
когда в воздухе носились ароматы стряпни, от которых текли слюнки, - были
самыми счастливыми в моей жизни. И утренние часы в путешествии мне тоже
нравились - когда мычали коровы с переполненным выменем, и с помощью
нескольких горстей сухой травы и жердочек, которые потом легко
выдергивались из земли, можно было вскипятить чайник воды, когда созывали
лошадей, надевали на них сбрую, и начинался еще один день нашего
путешествия. Эли, мысли которого были заняты собственной упряжкой и
кибиткой, широкими просторами, простиравшимися вокруг, казался совершенно
иным человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
это. Нищий всегда раб, но он может уйти, если ему наплевать на своего
хозяина. А если мне взбредет в голову отправиться в Наукатчу с куском
чужого хлеба в желудке, мне надо будет горбатиться много лет, чтобы
собрать средства на обратный путь. Кроме того, говорят у вас не дадут ни
хорошей трубки, ни стаканчика вина. Нет уж, спасибо. Я здесь поджидаю
прибытия Хика Магира с рыбной шхуны из Ньюфаундленда. Он только что
отправил своего лекаря за борт с камнем на ногах. Сам-то он слеп вот уже
пятнадцать лет. Догадываюсь, что зимой, когда палуба обледенеет и матросы
будут падать, а руки у них не будут сгибаться от холода, Хик с радостью
возьмет меня. Хотя рыбная шхуна тоже не рай.
- Ты уже плавал? - спросил я.
- Ага, четыре года назад. Глянь на мои уши.
Он скинул рваную шляпу, и показал свои уши - скорее отверстия,
обрамленные бахромой висящей кожи.
- Мороз, - пояснил он. - Уши и пальцы на руках и ногах крошатся, как
леденцы. Никакого удовольствия, заверяю вас. Кроме того, я однажды сильно
подрался с Хиком. Он резкий парень. Но я все равно могу заняться той же
работой. Думаю, что к Хику не стоит очередь хороших опытных лекарей.
- Послушай, - сказал я, допив свою кружку и не намереваясь терять
больше времени. - Если хочешь поехать с нами, я поддержу тебя. И куплю
тебе все необходимое. Можешь ехать в моей кибитке. Когда я построю дом,
там найдется место и для тебя, а если захочешь, будешь жить в своем доме.
И где-то на следующий Новый год, если захочешь, вернешься сюда за мой
счет. Ну, что скажешь? Поедешь?
На некоторое время на лице его застыла маска удивления, которая
постепенно переросла в настороженность и подозрительность.
- Зачем я тебе? Ты что, болен? - Он опустил глаза, поглядел
внимательно на мою ногу и снова вернулся взглядом к моему лицу. - Скажу
вам прямо, ваша честь, хорошенькая парочка мы с вами. Здесь я ничем не
могу помочь. Хромой с рождения, наверное. Правда? - с этим уже,
действительно, ничего не поделаешь.
Я не смог сдержать раздражения в голосе.
- Я думаю, ты достаточно умен, но я не считаю тебя чудотворцем. И не
задавай мне больше вопросов, или я начну разузнавать, как ты дошел до
такого состояния, что рад отправиться мерзнуть с рыбными снастями своего
Магира. Понял?
- А что я могу ответить, - сказал он, не смутившись. - Пил на службе.
Вот моя история в двух словах. Вышвырнули меня из Королевского флота в
тысяча шестьсот сорок девятом за то, что я отрезал одному парню не ту
ногу. Из-за моих стараний бедняге вообще не на чем было стоять. Вот и вся
история. И так до сегодняшнего дня. А теперь я получил вот это
предложение. Принимаю с благодарностью, ваша честь.
- Меня зовут Оленшоу, - представился я. - Вот немного денег. Приведи
себя в порядок. И помни: я еду не один, и чем меньше ты будешь болтать о
пьянстве или тому подобных вещах, тем больше это понравится остальным,
хотя стаканчик вина и хорошую трубку я тебе обеспечу, если будешь делать
все, что я скажу.
Счастливый, я вернулся к кибиткам.
Удивительное совпадение: но пока я покупал услуги Майка, Натаниэль
тоже позаботился об увеличении нашей компании. Два семейства квакеров с
Эссекс-стрит обратились к нему с просьбой разрешить им присоединиться к
моей группе. Противился ли Эли включению этих людей в наш коллектив, как
это было в случае со Свистунами, я не знаю, потому что был очен занят в
мастерских и мало виделся с ним. Мне известно только, что Крейны и Пиклы,
общей численностью двенадцать человек, отправились с нами в путешествие. И
никогда не встречал я людей, которые были бы мне настолько симпатичны.
Файнеас Пикл, вдовец с шестью детьми, следуя какой-то причуде, назвал всех
своих отпрысков именами, начинающимися на "М": Магитабель, Мэри, Марта -
так звали девочек, и мальчики: Марк, Мэтью, Моисей. Джакоб Крейн ехал с
женой Деборой, дочерью Ханной и двумя сыновьями, одного из которых тоже
нарекли Джакобом, но называли Джейком, чтобы отличать от отца, другого -
Томас. Обе семьи находились в далеких родственных отношениях, и даже
походили друг на друга. Когда они собирались вместе, то напоминали стадо
овец, и подобно овцам, были спокойны и благожелательны.
Теперь нас было тридцать шесть, и в нашем распоряжении имелось
двенадцать кибиток, что позволило Натаниэлю воплотить свои идеи об общем
владении имуществом. И так как большинство предметов общего пользования
принадлежали ему, даже Эли со своими фанатичными представлениями о
независимости и самостоятельности не посмел ворчать. Было совершенно
очевидно, что отдельные вещи придется делить: например, некоторые коровы
были дойными, некоторые - нет; какие-то лошади были слабее, а какие-то
сильнее и могли тащить больший груз. На одну кибитку приходилось две
лошади, но Пиклы и Крейны, у которых было четыре кибитки на две семьи,
вместо лошадей использовали бычьи упряжки. Съестных запасов у нас было на
целый год, не считая пшеницы, гороха и бобов с картофелем, которые
предназначались для весеннего сева. Мы также взяли с собой мешки семян,
которые впервые увидели в Салеме. Это была индейская кукуруза, семя
которой по форме напоминало лошадиный зуб.
Думаю, ни одно путешествие еще не начиналось так радостно и удачно.
Погода стояла великолепная, ясная, сухая и солнечная. Большинство наших
людей после тесных помещений, с которыми им приходилось мириться в Салеме,
испытали подъем и воспрянули духом, что часто является результатом
внезапного ощущения свободы и обилия свежего воздуха. Наверное, в каждом
из нас есть что-то от цыган. Именно поэтому мы были счастливы и радостны,
несмотря на ужасную усталость. Я знал, что те вечера, когда мы устраивали
привалы, и прихрамывающие лошади топтались где-то вдалеке, жуя траву,
когда костры горели, и дым от них поднимался в спокойное вечернее небо,
когда в воздухе носились ароматы стряпни, от которых текли слюнки, - были
самыми счастливыми в моей жизни. И утренние часы в путешествии мне тоже
нравились - когда мычали коровы с переполненным выменем, и с помощью
нескольких горстей сухой травы и жердочек, которые потом легко
выдергивались из земли, можно было вскипятить чайник воды, когда созывали
лошадей, надевали на них сбрую, и начинался еще один день нашего
путешествия. Эли, мысли которого были заняты собственной упряжкой и
кибиткой, широкими просторами, простиравшимися вокруг, казался совершенно
иным человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83