– закончила она вместо него. – Да, жизнью своей я действительно дорожу, а что касается остального… – Неоконченная фраза повисла в воздухе.
– Так что же касается остального?
Джулия задумалась. Внизу расстилался огромный город. Когда Селвин привел ее сюда на каток, они останавливались на этом самом месте, и он объяснял ей, как устроен мир. Ей доставляло удовольствие общение с ним, хотя хотелось, чтобы он знал о ней не так много. Но он знал ее слишком хорошо. Настолько хорошо, что как-то сумел вычислить ее еще до знакомства.
Даже про ее «скачку с препятствиями» он был в курсе. Раньше она думала, что боль, которую она испытывает при близости с мужчиной, со временем пройдет сама собой или что-то можно будет исправить. Потом она поняла, что с этим придется смириться. А Селвин показал ей, что она может иметь любовников, и теперь эта проблема не казалась ей такой драматичной, какой виделась неделю назад и даже вчера вечером. Отчасти проблема была и в том, что она не сможет рожать детей, и в этом плане ничего изменить было нельзя, однако этот вопрос пока не волновал ее так сильно.
– Мои предки – дети шестидесятых, – начала Джулия. – Они, конечно, разведены. Воспитывала меня мама. С отчимами я сбилась со счета – их было не то четверо, не то шестеро в зависимости от того, кого из них считать отчимом, а кого, если говорить мамиными словами, просто «случайным увлечением».
После непродолжительного молчания Дэвидсон высказал предположение:
– Получается, что в чем-то ты относишься к Селвину вроде как к отцу?
– Ой, да отвяжись ты!
Она так мило умела хамить мужчинам, что ее грубость ничего, кроме смеха, у них не вызывала. Так было не только с Селвином, но и с Артуром.
– Еще когда мои родители жили вместе, они купили ферму. Им тогда хотелось жить на земле – в те годы среди хиппи это было очень модно. Но из этого ничего не вышло, и слава богу, потому что тогда они бы просто умерли с голода. Но это не важно. Главное, что ферма эта и теперь нам принадлежит, но мы только изредка ездим туда отдохнуть и расслабиться. Там, где должен был быть огород, теперь стоянка для немецких машин. Где раньше были конюшни, сейчас что-то вроде бассейна. В общем, картина тебе ясна. Кое-что мы там достроили, кое-что перестроили – надо было расширяться, чтобы поспеть за разводами и было место для детей как от новых браков, так и от старых. У меня нет ни братьев, ни сестер, но сводных или по матери я и не считала.
Джулия вздохнула. Она совсем не была уверена в том, что ее рассказ хоть как-то прояснил побудительные мотивы, которыми она руководствовалась.
– Меня пугают не «Ангелы ада», – сказала она. – Гораздо страшнее взрослеть наперекор себе, против собственной воли. Мне страшно входить в жизнь с определенными идеалами, которые потом лопаются один за другим, как мыльные пузыри. Меня больше всего пугает, когда люди предают все, в чем когда-то были целиком и полностью уверены, и живут, нарушая все принципы, которые были для них святыми в юности. Вот что для меня самое страшное.
Она взглянула на Артура. Он поймал ее жесткий взгляд и остановился.
– Со мной такого не случится. Я всегда буду отстаивать то, во что верю, и если это загонит меня в угол, из которого не будет выхода, – ну что ж… – тем лучше! Мне выход и не нужен – я видела, куда этот выход может завести человека. Я знаю, что случилось с теми, кого я люблю, с матерью моей, с отцом, даже с моими отчимами. Они все хорошие люди, но как они живут? Мне, Артур, такой жизни не надо! Мне хочется жить так, чтобы в жизни был какой-то смысл. И я понимаю, зачем я ввязалась в эту историю.
Она позволила ему себя крепко обнять. Если бы кто-то смотрел на них в этот момент со стороны, ему трудно было бы понять, почему эта странная пара так искренне, так тепло обнимается на вершине горы над промерзшим городом.
Когда в тот вечер Билл Мэтерз вошел в конюшню, он сначала обрадовался, что в помещении не так холодно, но после того, как глаза привыкли к царившему в помещении сумраку, он кожей почувствовал промозглую сырость. Вдыхая запахи пыли и сена, он вспомнил детские поездки в деревню, прислушался к дыханию животных. Свисавшие с потолка на шнурах голые лампы были расположены метрах в пяти друг от друга, они качались, заполняя помещение колеблющимися тенями. Лошади тихо стояли в своих стойлах. Санк-Марс переходил от одной к другой, для каждой находя доброе слово. Войдя в конюшню, он распахнул ворота и, сняв с крюка недоуздок, надел его на небольшую серую кобылу, затем вывел ее из конюшни и привязал к поперечной балке.
– Это Неллз Беллз, – Санк-Марс представил кобылу Мэтерзу. – К старости у нее стало что-то не то с суставами, правда, девочка?
Он опустился около животного на колени и начал ей втирать какую-то мазь в суставы ног сильными, спокойными движениями, а лошадь терпеливо и с благодарностью воспринимала его помощь.
– Кто этот ваш другой гость, Эмиль? – спросил Мэтерз, и по тону было очевидно, что вопрос его явно волновал. Он стоял около другого стойла рядом с лошадью, облокотившись об опорную балку.
– Это Раймонд Райзер, мой старый приятель.
– Да, я знаю, вы же представили нас друг другу, помните? Почему вы его пригласили?
Санк-Марс продолжал втирать мазь в ногу лошади.
– Может быть, Раймонд сможет нам что-то посоветовать. Это – часть игры. А еще это проверка.
– Чья проверка? – удивился Мэтерз.
– А теперь тебе надо поесть на ночь, – обратился Санк-Марс к кобыле, игнорируя вопрос напарника. Он отвязал Неллз Беллз, провел ее к стойлу и развернул головой к выходу. – С одним делом покончено. – Он вышел, затворил широкую дверь и повесил недоуздок на крюк. Потом распахнул входную дверь и позвал: – Заходи, Раймонд.
Присоединившийся к ним мужчина был крупным, с широкой грудью, красноватым, нездоровым цветом лица и чересчур большими усами. Его длинные волосы сзади были перехвачены в конский хвост. Во время разговора он то и дело вынимал изо рта трубку.
– Ну, босс, ты просто чудовище. Пригласил друзей на ужин, а сам перед едой заставляешь нас дерьмо выгребать! Ты, Санк-Марс, страшный человек.
Он говорил так, как будто кричал.
– Это я, Раймонд, специально, чтобы аппетит нагулять. Мне хочется, чтобы от яств Сандры у вас слюнки потекли.
– Ну да, от хрена уши! Ну что, детектив, – сказал бесцеремонный грубиян, оттянув себе подтяжки и посасывая трубку. Он обращался к Мэтерзу, чтобы вовлечь его в разговор, – как вам работается в паре с неподражаемым Санк-Марсом? Вы в состоянии это пережить?
Мэтерз не смог сдержать улыбки.
– Да ничего, вроде выживаю, спасибо. Набираюсь опыта. Когда Санк-Марс вывел вторую лошадь из конюшни, оба мужчины отошли в сторону. Они наблюдали за тем, как хозяин спрятал таблетки в сердцевину разломанного яблока и дал животному лекарство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Так что же касается остального?
Джулия задумалась. Внизу расстилался огромный город. Когда Селвин привел ее сюда на каток, они останавливались на этом самом месте, и он объяснял ей, как устроен мир. Ей доставляло удовольствие общение с ним, хотя хотелось, чтобы он знал о ней не так много. Но он знал ее слишком хорошо. Настолько хорошо, что как-то сумел вычислить ее еще до знакомства.
Даже про ее «скачку с препятствиями» он был в курсе. Раньше она думала, что боль, которую она испытывает при близости с мужчиной, со временем пройдет сама собой или что-то можно будет исправить. Потом она поняла, что с этим придется смириться. А Селвин показал ей, что она может иметь любовников, и теперь эта проблема не казалась ей такой драматичной, какой виделась неделю назад и даже вчера вечером. Отчасти проблема была и в том, что она не сможет рожать детей, и в этом плане ничего изменить было нельзя, однако этот вопрос пока не волновал ее так сильно.
– Мои предки – дети шестидесятых, – начала Джулия. – Они, конечно, разведены. Воспитывала меня мама. С отчимами я сбилась со счета – их было не то четверо, не то шестеро в зависимости от того, кого из них считать отчимом, а кого, если говорить мамиными словами, просто «случайным увлечением».
После непродолжительного молчания Дэвидсон высказал предположение:
– Получается, что в чем-то ты относишься к Селвину вроде как к отцу?
– Ой, да отвяжись ты!
Она так мило умела хамить мужчинам, что ее грубость ничего, кроме смеха, у них не вызывала. Так было не только с Селвином, но и с Артуром.
– Еще когда мои родители жили вместе, они купили ферму. Им тогда хотелось жить на земле – в те годы среди хиппи это было очень модно. Но из этого ничего не вышло, и слава богу, потому что тогда они бы просто умерли с голода. Но это не важно. Главное, что ферма эта и теперь нам принадлежит, но мы только изредка ездим туда отдохнуть и расслабиться. Там, где должен был быть огород, теперь стоянка для немецких машин. Где раньше были конюшни, сейчас что-то вроде бассейна. В общем, картина тебе ясна. Кое-что мы там достроили, кое-что перестроили – надо было расширяться, чтобы поспеть за разводами и было место для детей как от новых браков, так и от старых. У меня нет ни братьев, ни сестер, но сводных или по матери я и не считала.
Джулия вздохнула. Она совсем не была уверена в том, что ее рассказ хоть как-то прояснил побудительные мотивы, которыми она руководствовалась.
– Меня пугают не «Ангелы ада», – сказала она. – Гораздо страшнее взрослеть наперекор себе, против собственной воли. Мне страшно входить в жизнь с определенными идеалами, которые потом лопаются один за другим, как мыльные пузыри. Меня больше всего пугает, когда люди предают все, в чем когда-то были целиком и полностью уверены, и живут, нарушая все принципы, которые были для них святыми в юности. Вот что для меня самое страшное.
Она взглянула на Артура. Он поймал ее жесткий взгляд и остановился.
– Со мной такого не случится. Я всегда буду отстаивать то, во что верю, и если это загонит меня в угол, из которого не будет выхода, – ну что ж… – тем лучше! Мне выход и не нужен – я видела, куда этот выход может завести человека. Я знаю, что случилось с теми, кого я люблю, с матерью моей, с отцом, даже с моими отчимами. Они все хорошие люди, но как они живут? Мне, Артур, такой жизни не надо! Мне хочется жить так, чтобы в жизни был какой-то смысл. И я понимаю, зачем я ввязалась в эту историю.
Она позволила ему себя крепко обнять. Если бы кто-то смотрел на них в этот момент со стороны, ему трудно было бы понять, почему эта странная пара так искренне, так тепло обнимается на вершине горы над промерзшим городом.
Когда в тот вечер Билл Мэтерз вошел в конюшню, он сначала обрадовался, что в помещении не так холодно, но после того, как глаза привыкли к царившему в помещении сумраку, он кожей почувствовал промозглую сырость. Вдыхая запахи пыли и сена, он вспомнил детские поездки в деревню, прислушался к дыханию животных. Свисавшие с потолка на шнурах голые лампы были расположены метрах в пяти друг от друга, они качались, заполняя помещение колеблющимися тенями. Лошади тихо стояли в своих стойлах. Санк-Марс переходил от одной к другой, для каждой находя доброе слово. Войдя в конюшню, он распахнул ворота и, сняв с крюка недоуздок, надел его на небольшую серую кобылу, затем вывел ее из конюшни и привязал к поперечной балке.
– Это Неллз Беллз, – Санк-Марс представил кобылу Мэтерзу. – К старости у нее стало что-то не то с суставами, правда, девочка?
Он опустился около животного на колени и начал ей втирать какую-то мазь в суставы ног сильными, спокойными движениями, а лошадь терпеливо и с благодарностью воспринимала его помощь.
– Кто этот ваш другой гость, Эмиль? – спросил Мэтерз, и по тону было очевидно, что вопрос его явно волновал. Он стоял около другого стойла рядом с лошадью, облокотившись об опорную балку.
– Это Раймонд Райзер, мой старый приятель.
– Да, я знаю, вы же представили нас друг другу, помните? Почему вы его пригласили?
Санк-Марс продолжал втирать мазь в ногу лошади.
– Может быть, Раймонд сможет нам что-то посоветовать. Это – часть игры. А еще это проверка.
– Чья проверка? – удивился Мэтерз.
– А теперь тебе надо поесть на ночь, – обратился Санк-Марс к кобыле, игнорируя вопрос напарника. Он отвязал Неллз Беллз, провел ее к стойлу и развернул головой к выходу. – С одним делом покончено. – Он вышел, затворил широкую дверь и повесил недоуздок на крюк. Потом распахнул входную дверь и позвал: – Заходи, Раймонд.
Присоединившийся к ним мужчина был крупным, с широкой грудью, красноватым, нездоровым цветом лица и чересчур большими усами. Его длинные волосы сзади были перехвачены в конский хвост. Во время разговора он то и дело вынимал изо рта трубку.
– Ну, босс, ты просто чудовище. Пригласил друзей на ужин, а сам перед едой заставляешь нас дерьмо выгребать! Ты, Санк-Марс, страшный человек.
Он говорил так, как будто кричал.
– Это я, Раймонд, специально, чтобы аппетит нагулять. Мне хочется, чтобы от яств Сандры у вас слюнки потекли.
– Ну да, от хрена уши! Ну что, детектив, – сказал бесцеремонный грубиян, оттянув себе подтяжки и посасывая трубку. Он обращался к Мэтерзу, чтобы вовлечь его в разговор, – как вам работается в паре с неподражаемым Санк-Марсом? Вы в состоянии это пережить?
Мэтерз не смог сдержать улыбки.
– Да ничего, вроде выживаю, спасибо. Набираюсь опыта. Когда Санк-Марс вывел вторую лошадь из конюшни, оба мужчины отошли в сторону. Они наблюдали за тем, как хозяин спрятал таблетки в сердцевину разломанного яблока и дал животному лекарство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146