Я у тебя кофе не случайно попросил. Помнишь его, Джим? Моего напарника? Он тогда с тобой в гараже крутовато обошелся. Так вот, он меня попросил приехать пораньше, чтобы поговорить о тебе. Его тревожат некоторые обстоятельства, прежде всего – твоя безопасность. И еще кое-что, Джим.
– Что именно? – Коутес мыл чашки.
– Нам известно, что Акоп Артинян собирался что-то сделать. У моего напарника возник вопрос, как смог Каплонский об этом пронюхать? Я сказал ему, что не имею об этом ни малейшего представления. Тогда он мне и говорит: «Мы знаем, что Артинян сказал кому-то еще о том, что у него было на уме». Это правда, Джим, так он мне и сказал, напарник мой, – ты ведь его хорошо запомнил?
– Да, конечно, Санк-Марс. Он мне еще карточку свою дал. Я выяснил, что он знаменитый мужик.
– Правильно, его многие знают. Он – великий сыщик. Как бы то ни было, мой напарник задал мне эти непростые вопросы, понимаешь? Причем позвонил он очень рано утром, значит, у него были на то серьезные причины. Если Акоп кому-то рассказал о своих намерениях один раз, значит, не исключено, что он об этом мог сказать и второй раз. Может быть, у него вообще манера такая была, что он слишком много болтал. Вот у напарника моего и возник вопрос, почему вдруг так случилось, что Джим Коутес ни с того ни с сего закорешился с Каплонский?
– Не водил я с ним дружбы, – возразил парень.
– Санк-Марс, мой напарник, он мне, например, такие вещи говорит: «Этого парня оставили за начальника в гараже совсем одного в рождественскую неделю. Это большая ответственность, особенно потому, что гараж-то непростой. Почему ему так доверяли? Но если ему там так доверяли, как же они дали ему так легко уйти?» Это хорошие вопросы, и у меня нет на них ответов. Складывается впечатление, что какое-то время Каплонский был к тебе очень расположен.
Парень смотрел на него, но ничего не отвечал. Детектив Билл Мэтерз не отводил взгляд.
– А если он тебе не доверял, может быть, он тебя просто проверял. Тебе так не кажется? Ты не думаешь, что, когда тебя оставили одного разбираться с полицейскими, тебе устроили проверку? Или, наоборот, он тебя хотел подставить?
– Я что-то не врубаюсь – сказал Джим Коутес. – Вы о чем сейчас говорите?
– Есть еще одна вещь. Ты же Каплонского ни о чем не предупреждал, ведь так? Вообще ничего ему не сказал, а просто взял и сделал ноги. Скажи мне, Джим, что твоя мать делает в Бразилии?
– А вам какое до этого дело? У нее там медовый месяц.
– Это хорошо. То есть, я имею в виду, что ее сейчас нет в стране. Хороший малый?
– Для нее, думаю, он хорош. Это он меня на работу устроил.
– Нам надо будет с ней побеседовать, когда она вернется.
– Что вы имеете в виду? Зачем? – в его голосе слышались истерические нотки.
– Если хочешь, мы с ней встретимся вместе. Нам надо будет ей объяснить, что тебя ищут довольно опасные люди и ей не следует никому говорить о том, где ты живешь и работаешь.
Теперь парень ударился в панику.
– Кто на меня охотится? То есть, я хочу спросить, почему? Что я такого сделал? Я же ничего не знаю.
– Джим, послушай меня, мы должны всерьез подумать о том, как тебя защитить. Ты знаешь, что это значит. Тебя на какое-то время нужно надежно спрятать, может быть, придется тебе сделать новые документы, придумать какое-то убежище. А это, Джим, стоит денег. Чтобы их получить, мне нужно разрешение. Но чтобы просить о нем, мне необходима такая информация, чтобы я смог сварганить дело, которое убедило бы мое начальство.
– Я же ничего не знаю! – выпалил Коутес.
В этот момент вода в кофеварке запыхтела, засвистела, забулькала, давая понять, что кофе готов и его можно разливать по чашкам.
– Никто тебя ни в чем не винит. Будь я в твоей шкуре и в твоем возрасте, я и сам, может быть, поступал бы так же. Акопу Артиняну тоже доверяли, он получал лучшие заказы, ему давали отгулы, он был на короткой ноге с боссом. А потом ты выяснил – он сам тебе рассказал, – что у него что-то на уме, что он собирается что-то сделать, и…
– Я его не выдавал…
– Да выдал ты его, Джим, конечно, ты его с потрохами продал, это вычислить проще простого. Ты выложил Каплонскому, что его любимый сотрудник за ним шпионит…
– Черт!
– Ты, Джим, по уши влез в дерьмо, разве не так? Мне кажется, кофе уже готов.
– Черт бы все побрал!
– Правильно говоришь. Только не забудь кофе налить. Начни с этого, а потом мы пойдем с тобой в комнату, и там ты сможешь мне об этом все рассказать.
– Я ничего не знаю.
– Это у нас называется, Джим, уйти в глухую несознанку. А еще мы это квалифицируем как попытку выдать желаемое за действительное. Тебе хотелось бы ничего не знать, но ты ведь знаешь этого русского, правда? Мы его называем Царь. Это он прикончил Акопа, причем сделал он это голыми руками.
– О Господи!
– Будь проще, Джим, расслабься, расскажи мне о нем. Он, должно быть, могучий малый. Я хочу сказать – физически сильный мужик. Он же здоровый парень, Джим, так?
– Он такой амбал, что крыша едет.
– Все правильно, он ведь Акопу шею свернул как цыпленку. Знаешь, ты наверняка связался с кем-нибудь из «Ангелов ада», которые взорвали Каплонского, или с русскими бандитами этого амбала, или с кем-то из мафии – она тоже, скорее всего, втянута в эту историю. Сколько ему примерно лет, Джим, этому малому, которого мы называем Царем?
Парень нерешительно пожал плечами, как любой молодой человек, для которого все люди, перешагнувшие определенный возрастной рубеж, сразу становятся стариками.
– Лет сорок – пятьдесят.
– Может быть, шестьдесят? – спросил Мэтерз.
– Нет, у него волос на голове еще много, и все темные.
– Значит, он не лысый и не седой. А роста он какого?
– Где-то под два метра.
– Худой, толстый, средний?
– Брюхо у него не висит. Он в хорошей форме. Всегда ходит в костюме. На улице носит плащ.
Точно, Царь. Все подтверждается. Летом, когда Санк-Марс следил за «Ангелами» вместе с «Росомахами», в самую жару он и то не снимал плащ.
– Красивый, отталкивающий?
Парень снова пожал плечами. Мэтерз наконец получил свой кофе, положил сахар и налил сливки.
– Ну, знаете, он выглядит как такой крутой мужик, даже немного жуть пробирает. Он смотрится как русский, как один из этих хоккеистов, как будто он вообще не умеет улыбаться.
– Каких-нибудь особых примет, отметин, шрамов не заметил?
– Да, у него большой шрам. Прямо от уха сюда идет, – сказал Джим Коутес, проведя линию под собственной челюстью, – до самого подбородка.
– Может быть, ему операцию делали, – высказал предположение Мэтерз. – Такие шрамы остаются, когда вскрывают магистральную артерию.
– Этот мужик не выглядит так, будто у него проблемы с сердцем.
– На глазок это трудно определить. Ничто так человека в чувство не приводит, как коронарное шунтирование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Что именно? – Коутес мыл чашки.
– Нам известно, что Акоп Артинян собирался что-то сделать. У моего напарника возник вопрос, как смог Каплонский об этом пронюхать? Я сказал ему, что не имею об этом ни малейшего представления. Тогда он мне и говорит: «Мы знаем, что Артинян сказал кому-то еще о том, что у него было на уме». Это правда, Джим, так он мне и сказал, напарник мой, – ты ведь его хорошо запомнил?
– Да, конечно, Санк-Марс. Он мне еще карточку свою дал. Я выяснил, что он знаменитый мужик.
– Правильно, его многие знают. Он – великий сыщик. Как бы то ни было, мой напарник задал мне эти непростые вопросы, понимаешь? Причем позвонил он очень рано утром, значит, у него были на то серьезные причины. Если Акоп кому-то рассказал о своих намерениях один раз, значит, не исключено, что он об этом мог сказать и второй раз. Может быть, у него вообще манера такая была, что он слишком много болтал. Вот у напарника моего и возник вопрос, почему вдруг так случилось, что Джим Коутес ни с того ни с сего закорешился с Каплонский?
– Не водил я с ним дружбы, – возразил парень.
– Санк-Марс, мой напарник, он мне, например, такие вещи говорит: «Этого парня оставили за начальника в гараже совсем одного в рождественскую неделю. Это большая ответственность, особенно потому, что гараж-то непростой. Почему ему так доверяли? Но если ему там так доверяли, как же они дали ему так легко уйти?» Это хорошие вопросы, и у меня нет на них ответов. Складывается впечатление, что какое-то время Каплонский был к тебе очень расположен.
Парень смотрел на него, но ничего не отвечал. Детектив Билл Мэтерз не отводил взгляд.
– А если он тебе не доверял, может быть, он тебя просто проверял. Тебе так не кажется? Ты не думаешь, что, когда тебя оставили одного разбираться с полицейскими, тебе устроили проверку? Или, наоборот, он тебя хотел подставить?
– Я что-то не врубаюсь – сказал Джим Коутес. – Вы о чем сейчас говорите?
– Есть еще одна вещь. Ты же Каплонского ни о чем не предупреждал, ведь так? Вообще ничего ему не сказал, а просто взял и сделал ноги. Скажи мне, Джим, что твоя мать делает в Бразилии?
– А вам какое до этого дело? У нее там медовый месяц.
– Это хорошо. То есть, я имею в виду, что ее сейчас нет в стране. Хороший малый?
– Для нее, думаю, он хорош. Это он меня на работу устроил.
– Нам надо будет с ней побеседовать, когда она вернется.
– Что вы имеете в виду? Зачем? – в его голосе слышались истерические нотки.
– Если хочешь, мы с ней встретимся вместе. Нам надо будет ей объяснить, что тебя ищут довольно опасные люди и ей не следует никому говорить о том, где ты живешь и работаешь.
Теперь парень ударился в панику.
– Кто на меня охотится? То есть, я хочу спросить, почему? Что я такого сделал? Я же ничего не знаю.
– Джим, послушай меня, мы должны всерьез подумать о том, как тебя защитить. Ты знаешь, что это значит. Тебя на какое-то время нужно надежно спрятать, может быть, придется тебе сделать новые документы, придумать какое-то убежище. А это, Джим, стоит денег. Чтобы их получить, мне нужно разрешение. Но чтобы просить о нем, мне необходима такая информация, чтобы я смог сварганить дело, которое убедило бы мое начальство.
– Я же ничего не знаю! – выпалил Коутес.
В этот момент вода в кофеварке запыхтела, засвистела, забулькала, давая понять, что кофе готов и его можно разливать по чашкам.
– Никто тебя ни в чем не винит. Будь я в твоей шкуре и в твоем возрасте, я и сам, может быть, поступал бы так же. Акопу Артиняну тоже доверяли, он получал лучшие заказы, ему давали отгулы, он был на короткой ноге с боссом. А потом ты выяснил – он сам тебе рассказал, – что у него что-то на уме, что он собирается что-то сделать, и…
– Я его не выдавал…
– Да выдал ты его, Джим, конечно, ты его с потрохами продал, это вычислить проще простого. Ты выложил Каплонскому, что его любимый сотрудник за ним шпионит…
– Черт!
– Ты, Джим, по уши влез в дерьмо, разве не так? Мне кажется, кофе уже готов.
– Черт бы все побрал!
– Правильно говоришь. Только не забудь кофе налить. Начни с этого, а потом мы пойдем с тобой в комнату, и там ты сможешь мне об этом все рассказать.
– Я ничего не знаю.
– Это у нас называется, Джим, уйти в глухую несознанку. А еще мы это квалифицируем как попытку выдать желаемое за действительное. Тебе хотелось бы ничего не знать, но ты ведь знаешь этого русского, правда? Мы его называем Царь. Это он прикончил Акопа, причем сделал он это голыми руками.
– О Господи!
– Будь проще, Джим, расслабься, расскажи мне о нем. Он, должно быть, могучий малый. Я хочу сказать – физически сильный мужик. Он же здоровый парень, Джим, так?
– Он такой амбал, что крыша едет.
– Все правильно, он ведь Акопу шею свернул как цыпленку. Знаешь, ты наверняка связался с кем-нибудь из «Ангелов ада», которые взорвали Каплонского, или с русскими бандитами этого амбала, или с кем-то из мафии – она тоже, скорее всего, втянута в эту историю. Сколько ему примерно лет, Джим, этому малому, которого мы называем Царем?
Парень нерешительно пожал плечами, как любой молодой человек, для которого все люди, перешагнувшие определенный возрастной рубеж, сразу становятся стариками.
– Лет сорок – пятьдесят.
– Может быть, шестьдесят? – спросил Мэтерз.
– Нет, у него волос на голове еще много, и все темные.
– Значит, он не лысый и не седой. А роста он какого?
– Где-то под два метра.
– Худой, толстый, средний?
– Брюхо у него не висит. Он в хорошей форме. Всегда ходит в костюме. На улице носит плащ.
Точно, Царь. Все подтверждается. Летом, когда Санк-Марс следил за «Ангелами» вместе с «Росомахами», в самую жару он и то не снимал плащ.
– Красивый, отталкивающий?
Парень снова пожал плечами. Мэтерз наконец получил свой кофе, положил сахар и налил сливки.
– Ну, знаете, он выглядит как такой крутой мужик, даже немного жуть пробирает. Он смотрится как русский, как один из этих хоккеистов, как будто он вообще не умеет улыбаться.
– Каких-нибудь особых примет, отметин, шрамов не заметил?
– Да, у него большой шрам. Прямо от уха сюда идет, – сказал Джим Коутес, проведя линию под собственной челюстью, – до самого подбородка.
– Может быть, ему операцию делали, – высказал предположение Мэтерз. – Такие шрамы остаются, когда вскрывают магистральную артерию.
– Этот мужик не выглядит так, будто у него проблемы с сердцем.
– На глазок это трудно определить. Ничто так человека в чувство не приводит, как коронарное шунтирование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146