Она вся была в мыле, пена летела на сапоги.
Примерно в пятидесяти ярдах от Лотара усталый бушмен круто повернулся и встал лицом к нему, словно затравленный зверек. Грудь тяжело вздымалась, пот сбегал частыми каплями с реденькой клинообразной бороды. Но в глазах были дикая ярость и презрение, когда он выхватил свой крошечный лук.
— Давай, маленькое чудовище! — завопил Лотар, пытаясь отвлечь внимание от лошади на себя, и его уловка удалась.
Бушмен вскинул лук и в мгновение ока выпустил стрелу. Она промелькнула с быстротой света и ударила на уровне горла, но отскочила от толстой овечьей шкуры и упала на землю, задев за сапог.
Лучник отчаянно пытался надеть наконечник на другую стрелу, но всадник, чуть не вываливаясь из седла, словно игрок в поло, ожидающий передачи, взмахнул винтовкой. Приклад с треском ударился о висок бушмена, и тот рухнул на землю.
Лотар натянул поводья, останавливая лошадь, и спрыгнул на землю, но Хендрик его опередил и начал с ожесточением колотить лежавшего бушмена прикладом. Схватив Хендрика за плечо, Лотар оттащил его в сторону с такой силой, что негр пошатнулся и чуть не упал.
— Он мне нужен живой! — зарычал в ярости, опускаясь на колени возле распростертого тела.
Из уха бушмена тихонько струилась кровь. Лотар почувствовал внезапный укол жалости, когда наклонился чтобы потрогать сонную артерию. Облегченно вздохнул нащупав биение пульса. А потом подобрал крошечные лук и, с треском разломав его, швырнул кусочки в разные стороны. Охотничьим ножом разрезал на лбу бушмена кожаную повязку и с чрезвычайной осторожностью по одному отломил намазанные ядом наконечники от древка стрел, а затем размахнулся и забросил их как можно дальше.
Перевернув бушмена на живот, Лотар крикнул Хендрику, чтобы тот принес кожаные перевязи из его седельного мешка. Крепко связав пленника, с удивлением оглядел стройное маленькое тело с хорошо развитой мускулатурой, пропорциональными ногами и руками. Узлом завязал веревки на запястьях и локтях, на коленях и щиколотках и стянул их так крепко, что они глубоко врезались в темно-янтарную кожу.
Одной рукой поднял свою добычу, словно куклу, и перекинул через седло. От толчка бушмен пришел в себя и, приподняв голову, открыл глаза. Они были цвета свежего меда с мутно-желтыми белками. Но заглянуть в них — то же, что посмотреть в глаза пойманному в ловушку леопарду: там светилась такая лютая злоба, что Лотар невольно отшатнулся.
— Животные!
Хендрик согласно кивнул и добавил:
— Хуже, чем животные. Потому что они такие же хитрые, как и люди, хотя ими не являются.
Взяв поводья в руки, они пошли туда, где оставили раненого Вуил Липа.
Несчастного готтентота завернули в серое шерстяное одеяло и уложили на овечьей шкуре. Было ясно, что дожидаются Лотара, надеясь на его помощь, но он не испытывал ни малейшей охоты заниматься этим. Ибо точно знал, что Липу никто и ничто не поможет, и оттянул неприятный момент, стянув с седла связанного бушмена и бросив его на жесткую землю. Маленькое тело свернулось в клубок, словно защищаясь. Лотар, стреножив коня, медленно двинулся к остальным, стоявшим полукругом возле завернутого в одеяло готтентота.
Еще издали он заметил, что яд подействовал очень быстро. Одна половина лица несчастного Липа чудовищно вздулась и покрылась зловещими фиолетовыми полосами. Глаз целиком закрылся из-за отека, а веки стали похожи на переспевшие виноградины, черные и блестящие. Второй глаз был широко открыт, но зрачок сузился до размеров игольного ушка. Лип не узнал Лотара, когда тот наклонился над ним. Он дышал тяжело и прерывисто, каждый вздох давался с диким трудом, так как легкие были, по всей видимости, парализованы ядом.
Лотар дотронулся до его лба — кожа была холодной и липкой, как у рептилии. Знал, что остальные наблюдают за ним, ожидая каких-то действий. Уже много раз они видели, как он залечивал огнестрельную рану или вправлял сломанную ногу, выдирал больной зуб — в общем, исполнял обязанности доктора. Надеялись, что и сейчас сделает что-нибудь для их умиравшего товарища. Эти ожидания и собственная беспомощность раздражали Лотара больше всего.
Внезапно с губ Лига сорвался хриплый крик, и он затрясся, как в припадке эпилепсии. Единственный открытый глаз закатился, стал виден только налитый кровью белок, тело под одеялом изогнулось дугой.
— Это предсмертные конвульсии, — тихо сказал Лотар. — Как после укуса ядовитой змеи. Они не продлятся долго.
Умирающий бился о землю, скрежеща зубами и высунув распухший посиневший язык. Он кусал его, раздирая до крови. Хлынула кровь, попадая в неработавшие легкие, и Лип стал задыхаться, хотя редкие стоны еще прорывались сквозь стиснутые челюсти.
Тело несчастного еще больше изогнулось, охваченное новым приступом, из-под одеяла раздался вдруг страшный треск. Это отравленный организм начал освобождаться от фекалий, разнося вокруг жуткую, тошнотворную вонь. Смерть была долгой и отвратительной. Когда наступил конец, окружившие Липа товарищи, не ведавшие, что такое страх, содрогнулись от ужаса, став мрачнее тучи.
Торопясь, они выкопали неглубокую могилу и свалили в нее завернутое в испачканное серое одеяло тело. А по том также торопливо забросали могилу землей, словно желая побыстрее отделаться от этого ужаса и страха. Один из слуг соорудил из веток небольшой костер и заварил кувшин кофе. Лотар вытащил из мешка полупустую бутылку бренди. Они в молчании передавали бутылку из рук в руки и избегали смотреть туда, где лежал в песке голый, сжавшийся в комок бушмен.
Покончив с кофе и бренди, Варк Яан, готтентот, говоривший на языке санов, привстал с корточек и выплеснул кофейную гощу в костер.
Он пересек площадку и подошел к бушмену, приподнял его с земли за связанные запястья, так что тот повис, растянувшись в рост, на собственных руках. Готтентот поднес бушмена к костру и достал из него горящую веточку. По-прежнему удерживая бушмена одной рукой, дотронулся веточкой до обнаженной мошонки старика. Сан дико вскрикнул, задохнувшись от боли, а на мошонке тут же вздулся прозрачный пузырь, похожий на мягкого серебристого слизняка.
Сидевшие вокруг костра рассмеялись. В этом смехе эхом прозвучали и ненависть, и ужас перед смертью от яда, которую смогло бы удалить страстное желание доставить боль и унижение, на какие только была способна их изобретательность.
Лотар содрогнулся от смеха, поймав себя на том, что в нем самом поднимаются те же животные страсти; следовательно, все его собственные понятия о человечности оказывались весьма уязвимыми. Невероятным усилием он подавил их и поднялся па ноги. Хорошо знал, что не сможет предотвратить то, что должно было произойти, как невозможно отогнать львов от только что убитой ими жертвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Примерно в пятидесяти ярдах от Лотара усталый бушмен круто повернулся и встал лицом к нему, словно затравленный зверек. Грудь тяжело вздымалась, пот сбегал частыми каплями с реденькой клинообразной бороды. Но в глазах были дикая ярость и презрение, когда он выхватил свой крошечный лук.
— Давай, маленькое чудовище! — завопил Лотар, пытаясь отвлечь внимание от лошади на себя, и его уловка удалась.
Бушмен вскинул лук и в мгновение ока выпустил стрелу. Она промелькнула с быстротой света и ударила на уровне горла, но отскочила от толстой овечьей шкуры и упала на землю, задев за сапог.
Лучник отчаянно пытался надеть наконечник на другую стрелу, но всадник, чуть не вываливаясь из седла, словно игрок в поло, ожидающий передачи, взмахнул винтовкой. Приклад с треском ударился о висок бушмена, и тот рухнул на землю.
Лотар натянул поводья, останавливая лошадь, и спрыгнул на землю, но Хендрик его опередил и начал с ожесточением колотить лежавшего бушмена прикладом. Схватив Хендрика за плечо, Лотар оттащил его в сторону с такой силой, что негр пошатнулся и чуть не упал.
— Он мне нужен живой! — зарычал в ярости, опускаясь на колени возле распростертого тела.
Из уха бушмена тихонько струилась кровь. Лотар почувствовал внезапный укол жалости, когда наклонился чтобы потрогать сонную артерию. Облегченно вздохнул нащупав биение пульса. А потом подобрал крошечные лук и, с треском разломав его, швырнул кусочки в разные стороны. Охотничьим ножом разрезал на лбу бушмена кожаную повязку и с чрезвычайной осторожностью по одному отломил намазанные ядом наконечники от древка стрел, а затем размахнулся и забросил их как можно дальше.
Перевернув бушмена на живот, Лотар крикнул Хендрику, чтобы тот принес кожаные перевязи из его седельного мешка. Крепко связав пленника, с удивлением оглядел стройное маленькое тело с хорошо развитой мускулатурой, пропорциональными ногами и руками. Узлом завязал веревки на запястьях и локтях, на коленях и щиколотках и стянул их так крепко, что они глубоко врезались в темно-янтарную кожу.
Одной рукой поднял свою добычу, словно куклу, и перекинул через седло. От толчка бушмен пришел в себя и, приподняв голову, открыл глаза. Они были цвета свежего меда с мутно-желтыми белками. Но заглянуть в них — то же, что посмотреть в глаза пойманному в ловушку леопарду: там светилась такая лютая злоба, что Лотар невольно отшатнулся.
— Животные!
Хендрик согласно кивнул и добавил:
— Хуже, чем животные. Потому что они такие же хитрые, как и люди, хотя ими не являются.
Взяв поводья в руки, они пошли туда, где оставили раненого Вуил Липа.
Несчастного готтентота завернули в серое шерстяное одеяло и уложили на овечьей шкуре. Было ясно, что дожидаются Лотара, надеясь на его помощь, но он не испытывал ни малейшей охоты заниматься этим. Ибо точно знал, что Липу никто и ничто не поможет, и оттянул неприятный момент, стянув с седла связанного бушмена и бросив его на жесткую землю. Маленькое тело свернулось в клубок, словно защищаясь. Лотар, стреножив коня, медленно двинулся к остальным, стоявшим полукругом возле завернутого в одеяло готтентота.
Еще издали он заметил, что яд подействовал очень быстро. Одна половина лица несчастного Липа чудовищно вздулась и покрылась зловещими фиолетовыми полосами. Глаз целиком закрылся из-за отека, а веки стали похожи на переспевшие виноградины, черные и блестящие. Второй глаз был широко открыт, но зрачок сузился до размеров игольного ушка. Лип не узнал Лотара, когда тот наклонился над ним. Он дышал тяжело и прерывисто, каждый вздох давался с диким трудом, так как легкие были, по всей видимости, парализованы ядом.
Лотар дотронулся до его лба — кожа была холодной и липкой, как у рептилии. Знал, что остальные наблюдают за ним, ожидая каких-то действий. Уже много раз они видели, как он залечивал огнестрельную рану или вправлял сломанную ногу, выдирал больной зуб — в общем, исполнял обязанности доктора. Надеялись, что и сейчас сделает что-нибудь для их умиравшего товарища. Эти ожидания и собственная беспомощность раздражали Лотара больше всего.
Внезапно с губ Лига сорвался хриплый крик, и он затрясся, как в припадке эпилепсии. Единственный открытый глаз закатился, стал виден только налитый кровью белок, тело под одеялом изогнулось дугой.
— Это предсмертные конвульсии, — тихо сказал Лотар. — Как после укуса ядовитой змеи. Они не продлятся долго.
Умирающий бился о землю, скрежеща зубами и высунув распухший посиневший язык. Он кусал его, раздирая до крови. Хлынула кровь, попадая в неработавшие легкие, и Лип стал задыхаться, хотя редкие стоны еще прорывались сквозь стиснутые челюсти.
Тело несчастного еще больше изогнулось, охваченное новым приступом, из-под одеяла раздался вдруг страшный треск. Это отравленный организм начал освобождаться от фекалий, разнося вокруг жуткую, тошнотворную вонь. Смерть была долгой и отвратительной. Когда наступил конец, окружившие Липа товарищи, не ведавшие, что такое страх, содрогнулись от ужаса, став мрачнее тучи.
Торопясь, они выкопали неглубокую могилу и свалили в нее завернутое в испачканное серое одеяло тело. А по том также торопливо забросали могилу землей, словно желая побыстрее отделаться от этого ужаса и страха. Один из слуг соорудил из веток небольшой костер и заварил кувшин кофе. Лотар вытащил из мешка полупустую бутылку бренди. Они в молчании передавали бутылку из рук в руки и избегали смотреть туда, где лежал в песке голый, сжавшийся в комок бушмен.
Покончив с кофе и бренди, Варк Яан, готтентот, говоривший на языке санов, привстал с корточек и выплеснул кофейную гощу в костер.
Он пересек площадку и подошел к бушмену, приподнял его с земли за связанные запястья, так что тот повис, растянувшись в рост, на собственных руках. Готтентот поднес бушмена к костру и достал из него горящую веточку. По-прежнему удерживая бушмена одной рукой, дотронулся веточкой до обнаженной мошонки старика. Сан дико вскрикнул, задохнувшись от боли, а на мошонке тут же вздулся прозрачный пузырь, похожий на мягкого серебристого слизняка.
Сидевшие вокруг костра рассмеялись. В этом смехе эхом прозвучали и ненависть, и ужас перед смертью от яда, которую смогло бы удалить страстное желание доставить боль и унижение, на какие только была способна их изобретательность.
Лотар содрогнулся от смеха, поймав себя на том, что в нем самом поднимаются те же животные страсти; следовательно, все его собственные понятия о человечности оказывались весьма уязвимыми. Невероятным усилием он подавил их и поднялся па ноги. Хорошо знал, что не сможет предотвратить то, что должно было произойти, как невозможно отогнать львов от только что убитой ими жертвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170