Одновременно ей стало очень трудно дышать.
— Мадемуазель де Тири… — Видение военного великолепия заговорило и притронулось в знак приветствия к козырьку фуражки. Голос был знакомым, и Сантен узнала глаза, те небесно-голубые глаза, и левую руку мужчины на узкой кожаной перевязи…
— Мишель… — произнесла она неровным голосом, но затем поправила себя: — Капитан Кортни, — и тут она перешла на другой язык: — Mijnheer Кортни?
Молодое божество улыбнулось Сантен. Казалось невероятным, что этого же человека, взъерошенного, всего в крови и грязи, облаченного в обуглившиеся лохмотья, дрожащего и трясущегося, трогательного и жалкого, оцепеневшего от боли, слабости и опьянения, она помогала грузить в коляску мотоцикла накануне днем.
Когда он улыбнулся, Сантен почувствовала, как земля под ее ногами покачнулась. А когда выровнялась, уже поняла, что ее мир изменил свою орбиту и движется по новому пути среди звезд. Никогда больше жизнь не будет такой, как прежде.
— Eritrez, monsieur. — Она сделала шаг назад, и когда он переступил через порог, из-за стола поднялся граф и поспешил навстречу:
— Как ваши дела, капитан? — Он взял Майкла за руку: — А ваши раны?
— Намного лучше.
— Немного коньяка пошло бы им на пользу, — посоветовал папа и лукаво посмотрел на дочь. После такого предложения желудок Майкла от страха сжался, и он неистово замотал головой.
— Нет, — твердо произнесла Сантен и обернулась к Анне. — Мы должны позаботиться о повязке капитана.
Слабо протестующего Майкла подвели к табурету перед печкой, Анна расстегнула ремни, а Сантен встала сзади и сняла китель с плеч.
Анна размотала повязку и одобрительно заворчала:
— Горячей воды, дитя.
Они осторожно промыли и подсушили его ожоги, а затем намазали их свежей мазью и вновь забинтовали чистыми льняными полосками ткани.
— Они заживают прекрасно, — довольно кивала Анна, пока Сантен помогала Майклу надеть рубашку.
Раньше она и не предполагала, какой гладкой может быть кожа мужчины по бокам и на спине. Темные волосы Майкла вились на затылке и на шее, и он был так худ, что каждый позвонок выступал так же целомудренно, как бусы четок, а вдоль позвоночника обеих сторон были видны две тонкие гряды мышц.
Сантен обошла вокруг Майкла, чтобы застегнуть ему спереди рубашку.
— Вы очень нежны, — сказал он мягко, и девушка не посмела посмотреть ему в глаза, чтобы не выдать себя в присутствии Анны.
Волосы на груди Майкла были упругими и завивались; она почти ненамеренно слегка коснулась их кончиками пальцев. Соски на его плоской твердой груди темно-розовые и совсем крошечные, и все же они затвердели и приподнялись под ее взглядом: это и удивило, и очаровало. Ей и присниться не могло, что такое случается и у мужчин.
— Пойдем, Сантен, — разворчалась на нее Анна, и девушка вздрогнула, вдруг осознав, что рассматривает тело Майкла.
— Я приехал поблагодарить вас. Я не хотел добавлять вам работы.
— Нас это не затруднило. — Сантен все еще не смела взглянуть Майклу в глаза.
— Без вашей помощи я мог бы обгореть до смерти.
— Нет! — воскликнула Сантен излишне выразительно. Мысль о смерти этого чудесного создания была абсолютно неприемлема для нее.
Тут она посмотрела ему в лицо, и ей показалось, что это летнее небо виднеется сквозь щелочки голубых глаз.
— Сантен, у нас много работы. — Голос Анны стал еще более резким.
— Позвольте мне помочь вам, — с жаром вмешался Майкл. — Меня отстранили от полетов, мне не разрешено летать.
Анна, казалось, засомневалась, но граф пожал плечами:
— Еще одна пара рук нам пригодилась бы.
— Это лишь небольшая попытка отплатить вам за добро, — настаивал Майкл.
— Но ваша красивая форма… — Анна в поисках предлога взглянула на его блестящие сапоги.
— У нас есть резиновые сапоги и рабочая одежда, — быстро вмешалась Сантен, и Анна подняла руки в знак капитуляции.
Сантен подумала, что даже рабочий костюм из голубой Serge de Nim, или, как ее обычно называли, «денным», и черные резиновые сапоги смотрелись элегантно на высоком поджаром Майкле, когда он спускался в погреб, чтобы помочь графу вычистить стойла.
Остаток утра Сантен и Анна провели в огороде, подготавливая почву для весеннего сева.
Всякий раз, когда под малейшим предлогом Сантен спускалась в погреб, она задерживалась там, где работал Майкл под руководством графа, и они вели полную заминок и смущения беседу, пока Анна не появлялась на лестнице:
— Ну где же эта девчонка?! Сантен! Чем это ты тут занялась? — Будто бы Анна не знала.
Вчетвером они съели ленч на кухне: омлет, приправленный луком и трюфелями, сыр и темный хлеб, бутылка красного вина. Сантен уступила просьбам отца, но все же ключи от погреба ему не отдала. Вино принесла сама.
Вино сделало атмосферу более спокойной, даже Анна выпила стакан и разрешила то же сделать Сантен, и беседа стала приятной и непринужденной, то и дело прерываясь взрывами хохота.
— Ну, капитан… — Граф наконец обернулся к Майклу, и его единственный глаз расчетливо заблестел… — Вы и ваша семья, чем вы занимаетесь в Африке?
— Мы фермеры.
— Арендаторы? — принялся осторожно нащупывать хозяин.
— Нет-нет, — рассмеялся Майкл. — У нас собственная земля.
— Землевладельцы? — Тон графа изменился, ибо, как известно всем на свете, земля представляет собой единственную истинную форму богатства. — Какого размера ваши фамильные имения?
— Ну… — Майкл выглядел смущенным… — довольно велики. Понимаете, они главным образом содержатся в семейной компании — моего отца и дяди…
— Вашего дяди генерала?
— Да, моего дяди Шона…
— Сто гектаров?
— Немного больше. — Майкл смущенно заерзал на скамье и стал вертеть в руках свою булочку.
— Двести? — Граф глядел с таким ожиданием, что Майкл больше не мог уходить от ответа на его вопрос.
— Если взять все вместе — плантации и скотоводческие фермы, а также кое-какую землю, принадлежащую нам на севере, получится примерно сорок тысяч гектаров.
— Сорок тысяч? — Де Тири уставился на него, а потом повторил вопрос по-английски, чтобы устранить возможность недопонимания. — Сорок тысяч?
Майкл кивнул, ощущая неловкость. Только недавно он начал чувствовать некоторое смущение по поводу размеров богатства его семьи.
— Сорок тысяч гектаров! — почтительно выдохнул граф, а затем спросил: — И конечно, у вас много братьев?
Майкл покачал головой:
— Нет, к сожалению, я — единственный сын.
— Ха! — воскликнул граф с явным облегчением. — Не чувствуйте себя из-за этого слишком плохо! — И он по-отечески похлопал Майкла по руке.
Бросив быстрый взгляд на свою дочь, смотревшую на летчика, он впервые понял, что за выражение было на ее лице.
«Вот и правильно, — спокойно подумал де Тири. — Сорок тысяч гектаров — и единственный сын!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
— Мадемуазель де Тири… — Видение военного великолепия заговорило и притронулось в знак приветствия к козырьку фуражки. Голос был знакомым, и Сантен узнала глаза, те небесно-голубые глаза, и левую руку мужчины на узкой кожаной перевязи…
— Мишель… — произнесла она неровным голосом, но затем поправила себя: — Капитан Кортни, — и тут она перешла на другой язык: — Mijnheer Кортни?
Молодое божество улыбнулось Сантен. Казалось невероятным, что этого же человека, взъерошенного, всего в крови и грязи, облаченного в обуглившиеся лохмотья, дрожащего и трясущегося, трогательного и жалкого, оцепеневшего от боли, слабости и опьянения, она помогала грузить в коляску мотоцикла накануне днем.
Когда он улыбнулся, Сантен почувствовала, как земля под ее ногами покачнулась. А когда выровнялась, уже поняла, что ее мир изменил свою орбиту и движется по новому пути среди звезд. Никогда больше жизнь не будет такой, как прежде.
— Eritrez, monsieur. — Она сделала шаг назад, и когда он переступил через порог, из-за стола поднялся граф и поспешил навстречу:
— Как ваши дела, капитан? — Он взял Майкла за руку: — А ваши раны?
— Намного лучше.
— Немного коньяка пошло бы им на пользу, — посоветовал папа и лукаво посмотрел на дочь. После такого предложения желудок Майкла от страха сжался, и он неистово замотал головой.
— Нет, — твердо произнесла Сантен и обернулась к Анне. — Мы должны позаботиться о повязке капитана.
Слабо протестующего Майкла подвели к табурету перед печкой, Анна расстегнула ремни, а Сантен встала сзади и сняла китель с плеч.
Анна размотала повязку и одобрительно заворчала:
— Горячей воды, дитя.
Они осторожно промыли и подсушили его ожоги, а затем намазали их свежей мазью и вновь забинтовали чистыми льняными полосками ткани.
— Они заживают прекрасно, — довольно кивала Анна, пока Сантен помогала Майклу надеть рубашку.
Раньше она и не предполагала, какой гладкой может быть кожа мужчины по бокам и на спине. Темные волосы Майкла вились на затылке и на шее, и он был так худ, что каждый позвонок выступал так же целомудренно, как бусы четок, а вдоль позвоночника обеих сторон были видны две тонкие гряды мышц.
Сантен обошла вокруг Майкла, чтобы застегнуть ему спереди рубашку.
— Вы очень нежны, — сказал он мягко, и девушка не посмела посмотреть ему в глаза, чтобы не выдать себя в присутствии Анны.
Волосы на груди Майкла были упругими и завивались; она почти ненамеренно слегка коснулась их кончиками пальцев. Соски на его плоской твердой груди темно-розовые и совсем крошечные, и все же они затвердели и приподнялись под ее взглядом: это и удивило, и очаровало. Ей и присниться не могло, что такое случается и у мужчин.
— Пойдем, Сантен, — разворчалась на нее Анна, и девушка вздрогнула, вдруг осознав, что рассматривает тело Майкла.
— Я приехал поблагодарить вас. Я не хотел добавлять вам работы.
— Нас это не затруднило. — Сантен все еще не смела взглянуть Майклу в глаза.
— Без вашей помощи я мог бы обгореть до смерти.
— Нет! — воскликнула Сантен излишне выразительно. Мысль о смерти этого чудесного создания была абсолютно неприемлема для нее.
Тут она посмотрела ему в лицо, и ей показалось, что это летнее небо виднеется сквозь щелочки голубых глаз.
— Сантен, у нас много работы. — Голос Анны стал еще более резким.
— Позвольте мне помочь вам, — с жаром вмешался Майкл. — Меня отстранили от полетов, мне не разрешено летать.
Анна, казалось, засомневалась, но граф пожал плечами:
— Еще одна пара рук нам пригодилась бы.
— Это лишь небольшая попытка отплатить вам за добро, — настаивал Майкл.
— Но ваша красивая форма… — Анна в поисках предлога взглянула на его блестящие сапоги.
— У нас есть резиновые сапоги и рабочая одежда, — быстро вмешалась Сантен, и Анна подняла руки в знак капитуляции.
Сантен подумала, что даже рабочий костюм из голубой Serge de Nim, или, как ее обычно называли, «денным», и черные резиновые сапоги смотрелись элегантно на высоком поджаром Майкле, когда он спускался в погреб, чтобы помочь графу вычистить стойла.
Остаток утра Сантен и Анна провели в огороде, подготавливая почву для весеннего сева.
Всякий раз, когда под малейшим предлогом Сантен спускалась в погреб, она задерживалась там, где работал Майкл под руководством графа, и они вели полную заминок и смущения беседу, пока Анна не появлялась на лестнице:
— Ну где же эта девчонка?! Сантен! Чем это ты тут занялась? — Будто бы Анна не знала.
Вчетвером они съели ленч на кухне: омлет, приправленный луком и трюфелями, сыр и темный хлеб, бутылка красного вина. Сантен уступила просьбам отца, но все же ключи от погреба ему не отдала. Вино принесла сама.
Вино сделало атмосферу более спокойной, даже Анна выпила стакан и разрешила то же сделать Сантен, и беседа стала приятной и непринужденной, то и дело прерываясь взрывами хохота.
— Ну, капитан… — Граф наконец обернулся к Майклу, и его единственный глаз расчетливо заблестел… — Вы и ваша семья, чем вы занимаетесь в Африке?
— Мы фермеры.
— Арендаторы? — принялся осторожно нащупывать хозяин.
— Нет-нет, — рассмеялся Майкл. — У нас собственная земля.
— Землевладельцы? — Тон графа изменился, ибо, как известно всем на свете, земля представляет собой единственную истинную форму богатства. — Какого размера ваши фамильные имения?
— Ну… — Майкл выглядел смущенным… — довольно велики. Понимаете, они главным образом содержатся в семейной компании — моего отца и дяди…
— Вашего дяди генерала?
— Да, моего дяди Шона…
— Сто гектаров?
— Немного больше. — Майкл смущенно заерзал на скамье и стал вертеть в руках свою булочку.
— Двести? — Граф глядел с таким ожиданием, что Майкл больше не мог уходить от ответа на его вопрос.
— Если взять все вместе — плантации и скотоводческие фермы, а также кое-какую землю, принадлежащую нам на севере, получится примерно сорок тысяч гектаров.
— Сорок тысяч? — Де Тири уставился на него, а потом повторил вопрос по-английски, чтобы устранить возможность недопонимания. — Сорок тысяч?
Майкл кивнул, ощущая неловкость. Только недавно он начал чувствовать некоторое смущение по поводу размеров богатства его семьи.
— Сорок тысяч гектаров! — почтительно выдохнул граф, а затем спросил: — И конечно, у вас много братьев?
Майкл покачал головой:
— Нет, к сожалению, я — единственный сын.
— Ха! — воскликнул граф с явным облегчением. — Не чувствуйте себя из-за этого слишком плохо! — И он по-отечески похлопал Майкла по руке.
Бросив быстрый взгляд на свою дочь, смотревшую на летчика, он впервые понял, что за выражение было на ее лице.
«Вот и правильно, — спокойно подумал де Тири. — Сорок тысяч гектаров — и единственный сын!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170