— И когда он произнес это, Сантен стало ясно, что надо делать. Нельзя себе позволить раздумывать. Это надо сделать ради ребенка. Сын Мишеля — вот что было самым главным.
Эрни сидел на краю плота с ужасающе изуродованными ногами, вытянутыми и торчавшими перед ним, сидел, полуотвернувшись от Сантен, наклонясь вперед, и смотрел вниз в зеленую воду.
— Вон она плывет опять! — пронзительно крикнул он. Его редкие седые волосы склеились на макушке от морской воды и крови. Кожа бледно светилась через этот покров. Вода замутилась, когда акула развернулась, чтобы еще раз напасть, было видно, как из глубины поднимается темная масса.
Сантен поднялась на ноги. Глаза полны ужаса, ее охватила паника, но руки только крепче сжали тяжелый древесный руль. Акула ткнулась в днище, Сантен попятилась и чуть не упала, но устояла. «Он сам говорил, что ему конец». Высоко подняв руль, удержала взгляд на обнаженном розовом пятне на затылке Эрни и со всей силы ударила, как топором.
Череп просел от удара.
— Прости меня, Эрни, — рыдала Сантен, когда старик падал вперед и катился к краю плота. — Ты уже мертв, другого пути спасти моего ребенка нет!
Моряк повернул голову и посмотрел на нее. Глаза вспыхнули, он попытался заговорить. Рот раскрылся, но тут огонь в его глазах погас, а тело вытянулось и обмякло.
Сантен плакала, опустившись рядом с ним на колени.
— Боже, прости мне, но мой ребенок должен жить.
Хищница вернулась, спинной плавник возвышался над поверхностью плота. Аккуратно, почти нежно, Сантен скатила тело Эрни за борт.
Акула мгновенно подхватила его зубами и принялась теребить, словно мастиф — кость. Пока это происходило, плот отплывал прочь. Палач и его жертва постепенно скрылись из виду, опускаясь в зеленую глубину. Сантен наконец обнаружила, что все еще держит в руках руль.
Начала грести, гоня плот в сторону берега. При каждом взмахе плакала, слезы застилали глаза. Сквозь них увидела скопление водорослей, изгибающихся и танцующих у кромки океана, а дальше — волны прибоя, вздувающиеся, а затем с шипением отбегающие по медно-желтому песку. Сантен гребла, всю себя отдав этой бешеной гонке, одно из завихрений течения, помогая ее усилиям, подхватило плот и понесло его к берегу. Теперь через прозрачную зеленую воду было видно дно с волнистым рисунком.
— Благодарю тебя, Господи… О, благодарю тебя, благодарю! — плача, при каждом взмахе приговаривала она, но тут опять последовал сокрушительный удар в днище.
Сантен в отчаянии приникла к стойке, все внутри оцепено от безысходности. «Акула возвратилась!» Массивное пятнистое тело проплыло внизу, резко очерченное на фоне блестящего песчаного дна.
«Она не отстает!» — Сантен получила лишь временную передышку. Акула сожрала принесенную ей жертву за несколько минут и, привлекаемая запахом крови, еще разлитой по плоту, последовала за девушкой туда, где вода человеку едва доходила бы до плеч.
Она сделала широкий круг, а затем помчалась со стороны моря, чтобы снова атаковать. На сей раз удар оказался столь сокрушающим, что плот начал разваливаться. Доски и планки уже были расшатаны штормом, а сейчас разверзлись под Сантен. Ноги провалились и коснулись страшноватого зверя. Грубая шкура содрала мягкую кожу, Сантен заорала, отдергивая ноги и рванувшись вверх и прочь.
Неумолимо, сделав круг, акула возвращалась, но рельеф дна вынуждал ее заходить со стороны моря. Следующая атака подтолкнула плот ближе к берегу, минуту-другую колоссальных размеров хищница оставалась на мели на песчаном откосе. Потом резко, высоко подняв брызги, развернулась и поплыла на глубину, демонстрируя высокий плавник и широкую голубую спину.
Волна ударила плот, завершая разрушение, начатое акулой, и он разбился, превратившись в месиво досок, холста и болтавшихся веревок. Сантен кубарем полетела в нахлынувшую воду и, захлебываясь и кашляя, поднялась на ноги.
В холодном зеленом прибое вода была по грудь. Соленая вода заливала глаза, но Сантен увидела, что акула на полном ходу несется на нее. Закричала и попыталась, пятясь, подняться на крутой берег, замахала рулем, который все еще держала в руках. — Убирайся! Убирайся! Оставь меня!
Акула ударила девушку носом и подбросила высоко в воздух. Та упала прямо на громадную спину, которая вздыбилась под ней, как дикая лошадь. Сантен сбросило с акульей спины — холодной, грубой и невыразимо противной на ощупь — и сильно ударило молотившим спину хвостом. К счастью, это был скользящий удар, иначе он сокрушил бы ей грудную клетку.
Бурные движения самой акулы подняли со дна песок, ослепивший хищницу, которая потеряла добычу из виду, но искала ее ртом в мутной воде. Челюсти хлопали, подобно железным воротам во время бури, Сантен была измолочена извивавшимся хвостом и мощно изгибавшимся голубым телом.
Медленно, с боем, она пробиралась вверх по береговому склону. Каждый раз, когда акула сбивала с ног, силилась подняться, задыхающаяся, ослепленная и отбивающаяся рулем. Щелкавшие зубы прихлопнули толстые складки юбки и сорвали ее, ногам стало легче. Когда Сантен, спотыкаясь, прошла последние несколько шагов, уровень воды упал до пояса.
В тот же самый момент волны откатились назад, убегая с берега, акула внезапно оказалась на мели, лишенная своей природной стихии. Она изгибалась и извивалась, беспомощная, словно слон-самец в западне, а Сантен пятилась от нее, по колено в тянувшей в море волне, слишком измученная, чтобы повернуться и бежать, пока удивительным образом не осознала, что стоит на плотно утрамбованном песке выше кромки воды.
Отбросила в сторону руль и заковыляла вверх по берегу в сторону высоких дюн. Но сил пройти так далеко у нее не было. Она рухнула чуть выше границы прилива лицом вниз. Песок покрыл ее лицо и тело, будто сахар, а Сантен лежала на солнце и плакала от страха, угрызений совести и облегчения.
Она не знала, как долго пролежала на песке, но через некоторое время, ощутив жжение жестких лучей солнца на голых ногах, медленно села. С испугом взглянула на кромку прибоя, все еще ожидая увидеть там на мели громадную голубую хищницу, но начавшийся прилив, должно быть, поднял и унес ее в глубину. Сантен испустила непроизвольный вздох облегчения и неуверенно поднялась.
Тело было избито и раздавлено, она чувствовала себя очень ослабшей, грубая обдирающая шкура до крови расцарапала кожу, на бедрах уже растекались темно-синие пятна. Юбка была сорвана акулой, а туфли сброшены перед тем, как прыгнуть с палубы судна-госпиталя, так что, если не считать насквозь промокшей форменной блузы и шелкового нижнего белья, девушка была голой. Сантен испытала прилив стыда и, инстинктивно прикрыв себя внизу руками, быстро оглянулась. Никогда еще в своей жизни она не была так далеко от других людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Эрни сидел на краю плота с ужасающе изуродованными ногами, вытянутыми и торчавшими перед ним, сидел, полуотвернувшись от Сантен, наклонясь вперед, и смотрел вниз в зеленую воду.
— Вон она плывет опять! — пронзительно крикнул он. Его редкие седые волосы склеились на макушке от морской воды и крови. Кожа бледно светилась через этот покров. Вода замутилась, когда акула развернулась, чтобы еще раз напасть, было видно, как из глубины поднимается темная масса.
Сантен поднялась на ноги. Глаза полны ужаса, ее охватила паника, но руки только крепче сжали тяжелый древесный руль. Акула ткнулась в днище, Сантен попятилась и чуть не упала, но устояла. «Он сам говорил, что ему конец». Высоко подняв руль, удержала взгляд на обнаженном розовом пятне на затылке Эрни и со всей силы ударила, как топором.
Череп просел от удара.
— Прости меня, Эрни, — рыдала Сантен, когда старик падал вперед и катился к краю плота. — Ты уже мертв, другого пути спасти моего ребенка нет!
Моряк повернул голову и посмотрел на нее. Глаза вспыхнули, он попытался заговорить. Рот раскрылся, но тут огонь в его глазах погас, а тело вытянулось и обмякло.
Сантен плакала, опустившись рядом с ним на колени.
— Боже, прости мне, но мой ребенок должен жить.
Хищница вернулась, спинной плавник возвышался над поверхностью плота. Аккуратно, почти нежно, Сантен скатила тело Эрни за борт.
Акула мгновенно подхватила его зубами и принялась теребить, словно мастиф — кость. Пока это происходило, плот отплывал прочь. Палач и его жертва постепенно скрылись из виду, опускаясь в зеленую глубину. Сантен наконец обнаружила, что все еще держит в руках руль.
Начала грести, гоня плот в сторону берега. При каждом взмахе плакала, слезы застилали глаза. Сквозь них увидела скопление водорослей, изгибающихся и танцующих у кромки океана, а дальше — волны прибоя, вздувающиеся, а затем с шипением отбегающие по медно-желтому песку. Сантен гребла, всю себя отдав этой бешеной гонке, одно из завихрений течения, помогая ее усилиям, подхватило плот и понесло его к берегу. Теперь через прозрачную зеленую воду было видно дно с волнистым рисунком.
— Благодарю тебя, Господи… О, благодарю тебя, благодарю! — плача, при каждом взмахе приговаривала она, но тут опять последовал сокрушительный удар в днище.
Сантен в отчаянии приникла к стойке, все внутри оцепено от безысходности. «Акула возвратилась!» Массивное пятнистое тело проплыло внизу, резко очерченное на фоне блестящего песчаного дна.
«Она не отстает!» — Сантен получила лишь временную передышку. Акула сожрала принесенную ей жертву за несколько минут и, привлекаемая запахом крови, еще разлитой по плоту, последовала за девушкой туда, где вода человеку едва доходила бы до плеч.
Она сделала широкий круг, а затем помчалась со стороны моря, чтобы снова атаковать. На сей раз удар оказался столь сокрушающим, что плот начал разваливаться. Доски и планки уже были расшатаны штормом, а сейчас разверзлись под Сантен. Ноги провалились и коснулись страшноватого зверя. Грубая шкура содрала мягкую кожу, Сантен заорала, отдергивая ноги и рванувшись вверх и прочь.
Неумолимо, сделав круг, акула возвращалась, но рельеф дна вынуждал ее заходить со стороны моря. Следующая атака подтолкнула плот ближе к берегу, минуту-другую колоссальных размеров хищница оставалась на мели на песчаном откосе. Потом резко, высоко подняв брызги, развернулась и поплыла на глубину, демонстрируя высокий плавник и широкую голубую спину.
Волна ударила плот, завершая разрушение, начатое акулой, и он разбился, превратившись в месиво досок, холста и болтавшихся веревок. Сантен кубарем полетела в нахлынувшую воду и, захлебываясь и кашляя, поднялась на ноги.
В холодном зеленом прибое вода была по грудь. Соленая вода заливала глаза, но Сантен увидела, что акула на полном ходу несется на нее. Закричала и попыталась, пятясь, подняться на крутой берег, замахала рулем, который все еще держала в руках. — Убирайся! Убирайся! Оставь меня!
Акула ударила девушку носом и подбросила высоко в воздух. Та упала прямо на громадную спину, которая вздыбилась под ней, как дикая лошадь. Сантен сбросило с акульей спины — холодной, грубой и невыразимо противной на ощупь — и сильно ударило молотившим спину хвостом. К счастью, это был скользящий удар, иначе он сокрушил бы ей грудную клетку.
Бурные движения самой акулы подняли со дна песок, ослепивший хищницу, которая потеряла добычу из виду, но искала ее ртом в мутной воде. Челюсти хлопали, подобно железным воротам во время бури, Сантен была измолочена извивавшимся хвостом и мощно изгибавшимся голубым телом.
Медленно, с боем, она пробиралась вверх по береговому склону. Каждый раз, когда акула сбивала с ног, силилась подняться, задыхающаяся, ослепленная и отбивающаяся рулем. Щелкавшие зубы прихлопнули толстые складки юбки и сорвали ее, ногам стало легче. Когда Сантен, спотыкаясь, прошла последние несколько шагов, уровень воды упал до пояса.
В тот же самый момент волны откатились назад, убегая с берега, акула внезапно оказалась на мели, лишенная своей природной стихии. Она изгибалась и извивалась, беспомощная, словно слон-самец в западне, а Сантен пятилась от нее, по колено в тянувшей в море волне, слишком измученная, чтобы повернуться и бежать, пока удивительным образом не осознала, что стоит на плотно утрамбованном песке выше кромки воды.
Отбросила в сторону руль и заковыляла вверх по берегу в сторону высоких дюн. Но сил пройти так далеко у нее не было. Она рухнула чуть выше границы прилива лицом вниз. Песок покрыл ее лицо и тело, будто сахар, а Сантен лежала на солнце и плакала от страха, угрызений совести и облегчения.
Она не знала, как долго пролежала на песке, но через некоторое время, ощутив жжение жестких лучей солнца на голых ногах, медленно села. С испугом взглянула на кромку прибоя, все еще ожидая увидеть там на мели громадную голубую хищницу, но начавшийся прилив, должно быть, поднял и унес ее в глубину. Сантен испустила непроизвольный вздох облегчения и неуверенно поднялась.
Тело было избито и раздавлено, она чувствовала себя очень ослабшей, грубая обдирающая шкура до крови расцарапала кожу, на бедрах уже растекались темно-синие пятна. Юбка была сорвана акулой, а туфли сброшены перед тем, как прыгнуть с палубы судна-госпиталя, так что, если не считать насквозь промокшей форменной блузы и шелкового нижнего белья, девушка была голой. Сантен испытала прилив стыда и, инстинктивно прикрыв себя внизу руками, быстро оглянулась. Никогда еще в своей жизни она не была так далеко от других людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170