Его самого разорвут на части, попытайся он их удержать.
Лотар избегал смотреть в лицо бушмену, в его затравленные желтые глаза. Было совершенно ясно: он понимает, что его ждет смерть, но вряд ли сумеет догадаться, какой она будет. Лотар снова взглянул на своих людей, ощутив вдруг приступ тошноты от того, что увидел. Казалось, от них за версту несет грязной похотью и поистине звериной страстью, исказившей лица почти до неузнаваемости, будто он смотрел сквозь толстое нечищенное стекло.
После того, как каждый из них по очереди взгромоздился на бушмена, повизгивая от наслаждения, словно это была прекрасная женщина, Лотар подумал, что, возможно, в самом конце этого кошмара и будет вознагражден.
— Ну, что же, — старался держаться спокойно, однако охрипший голос выдавал испытываемое им отвращение, — я возвращаюсь к фургонам. Бушмен ваш, но я должен узнать, видел ли он белую женщину или, может быть, слышал о ней. Он должен дать ответ на этот один-единственный вопрос. Пока все.
И направился к своей лошади. Поскакал к фургонам, не оглядываясь. И только раз до него долетел такой истошный крик боли, смешанный с яростью, что кожа покрылась мурашками, но стон тут же затих, унесенный горячим ветром пустыни.
Поздно вечером, когда его люди прискакали обратно, Лотар лежал под фургоном, привесив сбоку весь разбитый и заржавевший фонарь. Читал потрепанный, старенький томик Гете, в сотый раз спасавший его в моменты, когда душа иссушалась и ныла, нуждаясь в поддержке.
В сальном смехе мужчин, спешившихся и расседлавших лошадей, звучало сытое удовольствие, словно они вернулись с буйной пирушки, где наелись и напились вволю. Сварт Хендрик подошел к Лотару, чуть пошатываясь, как после попойки. Бросилось в глаза, что его сапоги были густо забрызганы каплями засохшей крови.
— Сан не видел белую женщину, но от других бушменов в пустыне слышал очень странные и загадочные рассказы о женщине с ребенком из чужой страны, где никогда не светит солнце, которая жила с двумя старыми бушменами.
Лотар приподнялся на локте, вспомнив двух бушменов с девушкой, которых видел.
— Где? Он сказал где?
— Есть место, далеко в глубинах Калахари, которое всеми бушменами считается священным. Сан указал направление.
— Где это место, черт бы тебя побрал?! Где?
— Долгое путешествие, пятнадцать дней пути по меркам санов.
— Но что это за место? Как мы его узнаем, Хендрик?
— А вот этого, — признался черный гигант, — сан нам не сказал. Его желание выжить оказалось не таким большим, как мы думали. Он умер, ничего больше не сказав.
— Завтра же мы отправляемся в указанном направлении.
— Остались еще бушмены, которых мы сегодня упустили. На свежих лошадях мы могли бы догнать их завтра до захода солнца. Там есть женщины.
— Нет! — рявкнул Лотар. — Мы отправляемся в священное место в глубине Калахари.
Когда огромная голая вершина внезапно поднялась прямо посреди равнины, Лотар сначала решил, что это какой-то фокус со светом.
Ни в каких легендах и устных преданиях африканских племен, живших в Калахари, не было даже намека на существование подобного места. Единственные белые, которые путешествовали в этих краях, — Ливингстон и Осуэл, следовавшие по пути к открытому ими озеру Нгами, и Андерсон и Гальтон, охотившиеся здесь, нигде и никогда не упоминали эту гору в своих описаниях.
Вот почему Лотар не верил тому, что в неясных вечерних сумерках видели его собственные глаза. Кроме того, в закатном воздухе висела такая густая пыль, а гора возвышалась за ней столь театрально неестественно, что впечатление странной зрелищности от этого только увеличивалось.
Однако при первых лучах утреннего солнца, когда Лотар снова с нетерпением стал искать глазами гору, оказалось, что ее неподвижный силуэт виден там же, где был вчера, ясно очерченный на фоне розовеющего жемчужного небосклона. Но по мере того как он на лошади приближался к горе, вершина вздымалась все выше и выше над равниной, пока не отделилась вдруг от земли и не повисла над ее поверхностью за зыбкой стеной горячего воздуха.
Когда же наконец Лотар оказался у подножия высокого утеса, то больше не сомневался, что это и есть священное место, о котором говорил перед смертью старый бушмен. И совершенно уверился в том, вскарабкавшись по скользкому каменистому склону и обнаружив па скале восхитительные наскальные рисунки.
— Вот оно, это место, — произнес вслух, — но кряж огромный. Если девушка здесь, мы никогда не найдем ее. Тут полно пещер, запрятанных долин и скрытых впадин — мы можем искать вечно.
Лотар разделил своих людей и разослал разведать ближайшие склоны горы. Потом оставил фургоны в тенистой роще под присмотром Хендрика, которому он доверял меньше всех, а сам верхом решил объехать ее кругом.
После двух дней пути, во время которого он делал записи и составлял приблизительную карту местности с помощью карманного компаса, Лотар с некоторым допущением мог бы сказать, что подножие горы простирается примерно на тридцать миль в длину и четыре или пять миль в ширину, являясь, по сути, небольшим кряжем с пластами гнейса и песчаника.
Он обошел восточную оконечность, определив по компасу, что фургоны остались на противоположной стороне и что к ним сейчас и возвращался. Каждый раз, когда внимание привлекала какая-нибудь расщелина или череда пещер, Лотар стреноживал лошадь и взбирался по камням, чтобы посмотреть их.
Однажды наткнулся на чистый, прозрачный родник, бивший из-под скалы и струившийся по камням в небольшой естественный водоем. Наполнил фляжки водой, потом снял и выстирал одежду, искупался сам, наслаждаясь прохладой воды и чувствуя себя так, словно заново родился на свет.
В нескольких местах он обнаружил новые рисунки на скалах, не переставая восхищаться мастерством древнего художника, столь живо и точно изобразившего фигуры антилопы и буйвола, что даже острый охотничий глаз Лотара не мог ни к чему придраться. Однако все это были лишь древние свидетельства присутствия человека, ничего не говорившие о том, что люди побывали здесь недавно.
Лес и равнина внизу кишели дичью, не составляло труда подстрелить молодую газель или антилопу, что он делал, питаясь свежим мясом каждый день. Вечером на третий день приготовил себе восхитительных кебаб из печени и почек, поджарив их на веточке над костром, а затем на углях.
Запах свежего мяса привлек к стоянке нежданного гостя. Весь остаток ночи Лотару пришлось провести на ногах, стоя с ружьем возле лошадей, пока голодный лев рычал и выл в темноте сразу за кольцом света, отбрасываемого костром. Утром осмотрел следы, и стало ясно, что это немолодой лев, далеко не в расцвете сил, с поврежденной лапой, из-за чего сильно хромал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Лотар избегал смотреть в лицо бушмену, в его затравленные желтые глаза. Было совершенно ясно: он понимает, что его ждет смерть, но вряд ли сумеет догадаться, какой она будет. Лотар снова взглянул на своих людей, ощутив вдруг приступ тошноты от того, что увидел. Казалось, от них за версту несет грязной похотью и поистине звериной страстью, исказившей лица почти до неузнаваемости, будто он смотрел сквозь толстое нечищенное стекло.
После того, как каждый из них по очереди взгромоздился на бушмена, повизгивая от наслаждения, словно это была прекрасная женщина, Лотар подумал, что, возможно, в самом конце этого кошмара и будет вознагражден.
— Ну, что же, — старался держаться спокойно, однако охрипший голос выдавал испытываемое им отвращение, — я возвращаюсь к фургонам. Бушмен ваш, но я должен узнать, видел ли он белую женщину или, может быть, слышал о ней. Он должен дать ответ на этот один-единственный вопрос. Пока все.
И направился к своей лошади. Поскакал к фургонам, не оглядываясь. И только раз до него долетел такой истошный крик боли, смешанный с яростью, что кожа покрылась мурашками, но стон тут же затих, унесенный горячим ветром пустыни.
Поздно вечером, когда его люди прискакали обратно, Лотар лежал под фургоном, привесив сбоку весь разбитый и заржавевший фонарь. Читал потрепанный, старенький томик Гете, в сотый раз спасавший его в моменты, когда душа иссушалась и ныла, нуждаясь в поддержке.
В сальном смехе мужчин, спешившихся и расседлавших лошадей, звучало сытое удовольствие, словно они вернулись с буйной пирушки, где наелись и напились вволю. Сварт Хендрик подошел к Лотару, чуть пошатываясь, как после попойки. Бросилось в глаза, что его сапоги были густо забрызганы каплями засохшей крови.
— Сан не видел белую женщину, но от других бушменов в пустыне слышал очень странные и загадочные рассказы о женщине с ребенком из чужой страны, где никогда не светит солнце, которая жила с двумя старыми бушменами.
Лотар приподнялся на локте, вспомнив двух бушменов с девушкой, которых видел.
— Где? Он сказал где?
— Есть место, далеко в глубинах Калахари, которое всеми бушменами считается священным. Сан указал направление.
— Где это место, черт бы тебя побрал?! Где?
— Долгое путешествие, пятнадцать дней пути по меркам санов.
— Но что это за место? Как мы его узнаем, Хендрик?
— А вот этого, — признался черный гигант, — сан нам не сказал. Его желание выжить оказалось не таким большим, как мы думали. Он умер, ничего больше не сказав.
— Завтра же мы отправляемся в указанном направлении.
— Остались еще бушмены, которых мы сегодня упустили. На свежих лошадях мы могли бы догнать их завтра до захода солнца. Там есть женщины.
— Нет! — рявкнул Лотар. — Мы отправляемся в священное место в глубине Калахари.
Когда огромная голая вершина внезапно поднялась прямо посреди равнины, Лотар сначала решил, что это какой-то фокус со светом.
Ни в каких легендах и устных преданиях африканских племен, живших в Калахари, не было даже намека на существование подобного места. Единственные белые, которые путешествовали в этих краях, — Ливингстон и Осуэл, следовавшие по пути к открытому ими озеру Нгами, и Андерсон и Гальтон, охотившиеся здесь, нигде и никогда не упоминали эту гору в своих описаниях.
Вот почему Лотар не верил тому, что в неясных вечерних сумерках видели его собственные глаза. Кроме того, в закатном воздухе висела такая густая пыль, а гора возвышалась за ней столь театрально неестественно, что впечатление странной зрелищности от этого только увеличивалось.
Однако при первых лучах утреннего солнца, когда Лотар снова с нетерпением стал искать глазами гору, оказалось, что ее неподвижный силуэт виден там же, где был вчера, ясно очерченный на фоне розовеющего жемчужного небосклона. Но по мере того как он на лошади приближался к горе, вершина вздымалась все выше и выше над равниной, пока не отделилась вдруг от земли и не повисла над ее поверхностью за зыбкой стеной горячего воздуха.
Когда же наконец Лотар оказался у подножия высокого утеса, то больше не сомневался, что это и есть священное место, о котором говорил перед смертью старый бушмен. И совершенно уверился в том, вскарабкавшись по скользкому каменистому склону и обнаружив па скале восхитительные наскальные рисунки.
— Вот оно, это место, — произнес вслух, — но кряж огромный. Если девушка здесь, мы никогда не найдем ее. Тут полно пещер, запрятанных долин и скрытых впадин — мы можем искать вечно.
Лотар разделил своих людей и разослал разведать ближайшие склоны горы. Потом оставил фургоны в тенистой роще под присмотром Хендрика, которому он доверял меньше всех, а сам верхом решил объехать ее кругом.
После двух дней пути, во время которого он делал записи и составлял приблизительную карту местности с помощью карманного компаса, Лотар с некоторым допущением мог бы сказать, что подножие горы простирается примерно на тридцать миль в длину и четыре или пять миль в ширину, являясь, по сути, небольшим кряжем с пластами гнейса и песчаника.
Он обошел восточную оконечность, определив по компасу, что фургоны остались на противоположной стороне и что к ним сейчас и возвращался. Каждый раз, когда внимание привлекала какая-нибудь расщелина или череда пещер, Лотар стреноживал лошадь и взбирался по камням, чтобы посмотреть их.
Однажды наткнулся на чистый, прозрачный родник, бивший из-под скалы и струившийся по камням в небольшой естественный водоем. Наполнил фляжки водой, потом снял и выстирал одежду, искупался сам, наслаждаясь прохладой воды и чувствуя себя так, словно заново родился на свет.
В нескольких местах он обнаружил новые рисунки на скалах, не переставая восхищаться мастерством древнего художника, столь живо и точно изобразившего фигуры антилопы и буйвола, что даже острый охотничий глаз Лотара не мог ни к чему придраться. Однако все это были лишь древние свидетельства присутствия человека, ничего не говорившие о том, что люди побывали здесь недавно.
Лес и равнина внизу кишели дичью, не составляло труда подстрелить молодую газель или антилопу, что он делал, питаясь свежим мясом каждый день. Вечером на третий день приготовил себе восхитительных кебаб из печени и почек, поджарив их на веточке над костром, а затем на углях.
Запах свежего мяса привлек к стоянке нежданного гостя. Весь остаток ночи Лотару пришлось провести на ногах, стоя с ружьем возле лошадей, пока голодный лев рычал и выл в темноте сразу за кольцом света, отбрасываемого костром. Утром осмотрел следы, и стало ясно, что это немолодой лев, далеко не в расцвете сил, с поврежденной лапой, из-за чего сильно хромал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170