С трудом верится, что под этим плоским, свинцово-серым куполом или в глубинах обширного и безразличного ко всему океана может существовать жизнь, что в этом аду кромешном может теплиться чье-то дыхание — ведь любое движение в пучине вод столь ничтожно, столь пренебрежимо мало, столь случайно в сравнении с величием океана; в небе же — ни малейших признаков солнца, и воздух кажется полупрозрачным и одноразовым, словно бумажный носовой платок, хотя он все же, в определенном смысле, наполнен светом, и ветер, дующий навстречу нам, летящим в невесомости, все не стихает и не стихает, и за кораблем остается след, голубой, как вода в джакузи, но не проходит и нескольких минут, как след этот вновь растворяется в унылых серых водных просторах. Однажды на небе появляется вполне обычно выглядящая радуга, но ты даже не замечаешь ее, поглощенный размышлениями об огромной сумме денег, которые заработали Kiss этим летом во время своего объединительного турне, или вдруг кит проплывает с правого борта, взмахнув при этом хвастливо хвостом. Когда все вокруг на тебя смотрят, а ты занят мыслями о чем-нибудь постороннем, легче верить в то, что тебе ничего не грозит. Но со всех сторон тебя окружает унылая безбрежность, и не попасть под ее влияние за долгих пять дней почти невозможно.
15
Когда я взошел на борт «Королевы Елизаветы II», на мне по-прежнему был смокинг Comme des Garcons, кроме того к моменту, когда водитель, присланный за мной Палаконом, доставил меня к пассажирскому терминалу на Западной Пятидесятой улице, я чувствовал себя настолько удолбанным, что сама процедура посадки на корабль слилась в моей памяти в какой-то нелепо смонтированный калейдоскоп образов: красные, белые и голубые воздушные шары, парящие в воздухе; толпы фотографов, ошибочно принятых мною поначалу за папарацци; носильщик, заверяющий меня, что мой багаж — выцветшие сумки Gucci, небрежно и наспех собранные, — будет ждать меня в моей каюте, когда («и если» — прибавил он) я туда доберусь; оркестр, игравший «The Lambeth Walk». В моем нынешнем сумеречном состоянии я даже не заметил, что о моих «вещах» уже позаботились, поскольку прошел все формальности, связанные с посадкой, — служба безопасности, паспорт, получение золотой судовой VIP-карточки, — без сучка и задоринки. Но я по-прежнему был настолько удолбан, что с трудом поднялся на борт по трапу — да и то при помощи двух ассистентов режиссера, переодетых статистами, которые вели меня под руки с обеих сторон, и насильственно влитой в меня чашечки тройного эспрессо из Starbucks, и как только я оказался на палубе, оркестр принялся разухабисто играть «Anything Goes».
Очутившись в каюте, я открываю бесплатную бутылку «Perrier-Jouet» — подарок от компании — и запиваю шампанским пару раскрошившихся таблеток ксанакс, после чего плюхаюсь в чересчур туго набитое кресло. Мои глазные яблоки опухли и болят, и оглядеть обстановку мне удается, только поворачивая их с трудом то в одну, то в другую сторону: телефон, миниатюрный холодильник, первоклассная кровать, наглухо задраенный иллюминатор, помутневший от соленого воздуха, корзина со свежими фруктами и букет цветов, на который я бросаю угрюмый взгляд. Все так же безразлично я отмечаю присутствие телевизора и включаю его с помощью найденного после пятнадцати минут поисков пульта дистанционного управления, лежавшего, как выяснилось («Кто бы мог представить!» — думаю я), на нем сверху. Я пытаюсь сфокусировать взгляд и прочесть буклет, озаглавленный «Добро пожаловать на борт», но тут же начинаю дышать как загнанная лошадь, увидев приглашение выпить коктейль в компании «руководителя круиза». Моя горничная — изящная английская штучка, слегка смахивающая, пожалуй, на миниатюрную Кортни Кокс, — здоровается со мной и, завидев новое ярко-оранжевое пальто-балахон от Versace, которое я только что распаковал и бросил на кровать, гордо улыбается и говорит: «Я вижу, что вы уже успели ознакомиться с вашим спасательным жилетом», а я мямлю в ответ то, что полагается мямлить в подобных случаях, скорее всего я сказал ей в тот раз: «Уважай себя, крошка!», а затем смотрю на нее в упор, пока она не удаляется, и тогда вновь впадаю в ступор.
Затем мы начинаем спускаться вниз по Гудзону, а я заматываю голову в махровое полотенце и начинаю крайне неправдоподобно рыдать, а затем пытаюсь использовать лосьон из подарочного набора, найденного мной в туалете, для того, чтобы подрочить, но я так удолбан, что мне не удается ни добиться хоть сколько-нибудь убедительной эрекции, ни вызвать в воображении какую-нибудь эротическую фантазию с участием Лорен Хайнд, Хлое Бирнс или, на худой конец, Гвен Стефани. По телевизору показывают линию горизонта, как ее видит камера, установленная на носу корабля, и мы проплываем мимо небоскребов и оказываемся под мостом Веррацано, а затем небо темнеет, и параллельный мир поглощает меня, как это часто случается в подобном состоянии, а затем мне снятся какие-то сны, вспомнить которые потом толком я так и не смог: помню лишь, что я подражал звукам, которые издает Барт Симпсон, что Хизер Локлир работала стюардессой, что я целовал Криса О'Доннелла и забавлялся с ним, и все это происходило под саундтрек, представлявший собой ремикс Toad the Wet Sprocket, а спецэффекты были просто зашибись, и создатели фильма наняли лучшего монтажера, какой только существует, так что весь эпизод сработал как единое целое, а в последних кадрах камера наезжала на черную шляпку, которую дала мне Лорен Хайнд, пока весь кадр не заняла украшавшая ее крохотная алая розочка.
14
Первую пару дней «на море» я находился в каком-то ступоре, все еще отходя от недавних событий. Я даже не знал, какой сегодня день — суббота или вторник. Какая, впрочем, разница? Утешался я тем, что спал сутки напролет, пока однажды поздним утром не завыла корабельная сирена, и я проснулся в панике, окончательно осознав то, что материал обо мне в «Details» так никогда и не появится, и тут же смутно вспомнил об учебной тревоге, намечавшейся на корабле, — памятку, на которую я не обратил особого внимания, мне просунули в щель под дверь каюты за вечер до того, как я вернулся с дрянного ужина из корабельного «Queen's Grill». Едва держась на ногах, я отыскал спасательный жилет в ванной комнате внутри какого-то ящика, с виду похожего на гроб, схватил на ходу мои черные очки и промчался с похмельной головой по доброму десятку пустых коридоров и паре крутых трапов, пытаясь следовать указаниям, содержавшимся на плохо отксерокопированной карте, пока не очутился на палубе, битком набитой старцами, которые, сбившись в кучу, гневно взирали на меня, раздосадованные моей медлительностью, и мне оставалось только пробормотать: «Да отстаньте вы от меня!» «Ты надел его задом наперед, сынок», — сказал мне один из судовых офицеров, который, бормоча что-то себе под нос, пытался снять с меня торопливо напяленный спасательный жилет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
15
Когда я взошел на борт «Королевы Елизаветы II», на мне по-прежнему был смокинг Comme des Garcons, кроме того к моменту, когда водитель, присланный за мной Палаконом, доставил меня к пассажирскому терминалу на Западной Пятидесятой улице, я чувствовал себя настолько удолбанным, что сама процедура посадки на корабль слилась в моей памяти в какой-то нелепо смонтированный калейдоскоп образов: красные, белые и голубые воздушные шары, парящие в воздухе; толпы фотографов, ошибочно принятых мною поначалу за папарацци; носильщик, заверяющий меня, что мой багаж — выцветшие сумки Gucci, небрежно и наспех собранные, — будет ждать меня в моей каюте, когда («и если» — прибавил он) я туда доберусь; оркестр, игравший «The Lambeth Walk». В моем нынешнем сумеречном состоянии я даже не заметил, что о моих «вещах» уже позаботились, поскольку прошел все формальности, связанные с посадкой, — служба безопасности, паспорт, получение золотой судовой VIP-карточки, — без сучка и задоринки. Но я по-прежнему был настолько удолбан, что с трудом поднялся на борт по трапу — да и то при помощи двух ассистентов режиссера, переодетых статистами, которые вели меня под руки с обеих сторон, и насильственно влитой в меня чашечки тройного эспрессо из Starbucks, и как только я оказался на палубе, оркестр принялся разухабисто играть «Anything Goes».
Очутившись в каюте, я открываю бесплатную бутылку «Perrier-Jouet» — подарок от компании — и запиваю шампанским пару раскрошившихся таблеток ксанакс, после чего плюхаюсь в чересчур туго набитое кресло. Мои глазные яблоки опухли и болят, и оглядеть обстановку мне удается, только поворачивая их с трудом то в одну, то в другую сторону: телефон, миниатюрный холодильник, первоклассная кровать, наглухо задраенный иллюминатор, помутневший от соленого воздуха, корзина со свежими фруктами и букет цветов, на который я бросаю угрюмый взгляд. Все так же безразлично я отмечаю присутствие телевизора и включаю его с помощью найденного после пятнадцати минут поисков пульта дистанционного управления, лежавшего, как выяснилось («Кто бы мог представить!» — думаю я), на нем сверху. Я пытаюсь сфокусировать взгляд и прочесть буклет, озаглавленный «Добро пожаловать на борт», но тут же начинаю дышать как загнанная лошадь, увидев приглашение выпить коктейль в компании «руководителя круиза». Моя горничная — изящная английская штучка, слегка смахивающая, пожалуй, на миниатюрную Кортни Кокс, — здоровается со мной и, завидев новое ярко-оранжевое пальто-балахон от Versace, которое я только что распаковал и бросил на кровать, гордо улыбается и говорит: «Я вижу, что вы уже успели ознакомиться с вашим спасательным жилетом», а я мямлю в ответ то, что полагается мямлить в подобных случаях, скорее всего я сказал ей в тот раз: «Уважай себя, крошка!», а затем смотрю на нее в упор, пока она не удаляется, и тогда вновь впадаю в ступор.
Затем мы начинаем спускаться вниз по Гудзону, а я заматываю голову в махровое полотенце и начинаю крайне неправдоподобно рыдать, а затем пытаюсь использовать лосьон из подарочного набора, найденного мной в туалете, для того, чтобы подрочить, но я так удолбан, что мне не удается ни добиться хоть сколько-нибудь убедительной эрекции, ни вызвать в воображении какую-нибудь эротическую фантазию с участием Лорен Хайнд, Хлое Бирнс или, на худой конец, Гвен Стефани. По телевизору показывают линию горизонта, как ее видит камера, установленная на носу корабля, и мы проплываем мимо небоскребов и оказываемся под мостом Веррацано, а затем небо темнеет, и параллельный мир поглощает меня, как это часто случается в подобном состоянии, а затем мне снятся какие-то сны, вспомнить которые потом толком я так и не смог: помню лишь, что я подражал звукам, которые издает Барт Симпсон, что Хизер Локлир работала стюардессой, что я целовал Криса О'Доннелла и забавлялся с ним, и все это происходило под саундтрек, представлявший собой ремикс Toad the Wet Sprocket, а спецэффекты были просто зашибись, и создатели фильма наняли лучшего монтажера, какой только существует, так что весь эпизод сработал как единое целое, а в последних кадрах камера наезжала на черную шляпку, которую дала мне Лорен Хайнд, пока весь кадр не заняла украшавшая ее крохотная алая розочка.
14
Первую пару дней «на море» я находился в каком-то ступоре, все еще отходя от недавних событий. Я даже не знал, какой сегодня день — суббота или вторник. Какая, впрочем, разница? Утешался я тем, что спал сутки напролет, пока однажды поздним утром не завыла корабельная сирена, и я проснулся в панике, окончательно осознав то, что материал обо мне в «Details» так никогда и не появится, и тут же смутно вспомнил об учебной тревоге, намечавшейся на корабле, — памятку, на которую я не обратил особого внимания, мне просунули в щель под дверь каюты за вечер до того, как я вернулся с дрянного ужина из корабельного «Queen's Grill». Едва держась на ногах, я отыскал спасательный жилет в ванной комнате внутри какого-то ящика, с виду похожего на гроб, схватил на ходу мои черные очки и промчался с похмельной головой по доброму десятку пустых коридоров и паре крутых трапов, пытаясь следовать указаниям, содержавшимся на плохо отксерокопированной карте, пока не очутился на палубе, битком набитой старцами, которые, сбившись в кучу, гневно взирали на меня, раздосадованные моей медлительностью, и мне оставалось только пробормотать: «Да отстаньте вы от меня!» «Ты надел его задом наперед, сынок», — сказал мне один из судовых офицеров, который, бормоча что-то себе под нос, пытался снять с меня торопливо напяленный спасательный жилет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174