Падая, дежурный машинально сорвал трубку бесполезного уже телефона и крикнул:
— Немцы!
Начальник словно сломался пополам и без стона вытянулся на полу.
Сквозь туман гаснущего зрения дежурный увидел, как из-за отодвинувшейся створки высунулась белобрысая голова, а чуть ниже, из-под серого, мышиного цвета плаща дуло автомата. Это был Семен Бойко.
— Не-емцы, — хрипло повторил дежурный и дал очередь по дверям. Пули прошили филенку от пола до потолка, Клавдия вскрикнула. Семен сморщился и, слегка оскалив ослепительно белые зубы, повел дулом автомата, словно кончиком поливного шланга. Пули аккуратно вспороли пол, пройдя сквозь тело дежурного дымными вспышками.
— Жива? — равнодушно спросил Семен. Оглядел Клавдию с головы до ног и, заметив, что из левого плеча обильно течет кровь, добавил с сожалением: — Лучше бы тебя сразу убило. На кой ты теперь? Все равно не баба.
Клавдия завыла. Трупы, кровь на полу. На ее лице отразились страх и растерянность.
— Не надо бы этого, Сеня, — сквозь слезы сказала она.
— А они нас? — снова оскалился он. — Молчи лучше, а то и тебя туда же отправлю!
Он подошел к убитым, перевернул их ногой и, брезгливо морщась, забрал «ТТ» у начальника и автомат у дежурного, шагнул к окну и тщательно вытер кровь на оружии портьерой.
Стенные часы ударили пять раз. Семен выстрелил. Пуля пробила маятник. Часы поперхнулись и смолкли.
Он вышел на улицу. Клавдия сидела на ступеньках крыльца и, зажимая раненое плечо, стонала.
— Куда же теперь, Сеня? — спросила она.
— Куда хочешь, — сказал он равнодушно. — Считай, что я тебя списал ввиду полного износа.
* * *
Таня ушла домой растерянная. В голове был полный сумбур. «В самом деле, — думала она, — отец может выдать Гену. Запросто. Увидит случайно на улице, окликнет первого попавшегося немца, и все. Отец…» Она не искала оправдания тому, что уже задумала совершить. Не вспоминала обиды, побои, оскорбления, мать, умершую много лет назад «от горя», как однажды выразился сам отец. Таня решила про себя: если отец захочет выдать Гену, она его убьет. Вот так, просто — возьмет и убьет.
— Ты ничего сама не решай, — сказала ей Маша. — Особенно сгоряча. Приходи ко мне, обсудим вместе.
«А чего обсуждать? — спрашивала себя Таня. — Это только мое дело. И нечего мне вмешивать в него Генкину мать».
Она вышла на Коммунистическую улицу. Эта дорога была самой короткой.
Она шла задумавшись и поэтому не обращала внимания ни на вдруг вспыхнувшую совсем неподалеку стрельбу, ни на Бойко, который вот уже целых три минуты почти наступал ей на пятки. Клавдия плелась чуть поодаль.
Наконец, Бойко остановился на мгновение, что-то решая, потом тихо окликнул:
— Девушка!
Таня вздрогнула и остановилась. Он подошел к ней и властным, привычным жестом притянул к себе.
— Хорошенькая, — он похабно улыбнулся, отыскивая глазами подходящее место для того, что задумал совершить. Заметив у забора брошенную кем-то повозку с домашним скарбом, приказал:
— Иди. Туда.
— Что вам нужно? — одними губами спросила Таня.
Он снова улыбнулся, и по этой жадной улыбке она поняла все.
— Не вздумай удирать, — сказал он назидательно и повел дулом автомата.
Таня поняла, что нужно бежать, но у нее не было сил. Она вдруг почувствовала слабость — ошеломляющую и болезненную. Она почувствовала, что не может сопротивляться, не может даже кричать. Она послушно повернулась, направилась к повозке. Он шел позади, на ходу снимая плащ. Около повозки бандит бросил плащ на землю и снова повел дулом автомата.
— Давай, не тяни.
— Не тронь ее, — зло прищурилась Клавдия.
— Цыц, — тихо сказал он. — Дырка будет. Встань вон там, стерва.
— Не тронь! — Клавдия бросилась на него с кулаками.
— Ах, ты, — он дал очередь. Клавдия отскочила. — Это предупреждение. Еще раз помешаешь, покойницей будешь. Понятно объяснил?
— Понятно, — кивнула она. — А теперь меня послушай, Сеня. Ты меня еще вспомнишь, Сеня. Сегодня вспомнишь. — Она повернулась и побрела, опираясь здоровой рукой о стену дома.
Таня бросилась бежать. Бойко оглянулся, поднял автомат, начал выцеливать прыгающую на кончике мушки фигурку. Потом скосил глаза на расстеленный плащ и облизнул пересохшие губы. В несколько прыжков он настиг Таню и наотмашь ударил ее прикладом автомата по голове. Остановился над распростертым телом — чувствовалось, что колеблется: пристрелить или взять с собой? Потом взвалил Таню на спину и зашагал в сторону своего дома.
А по главной улице уже оживленно двигалась немецкая техника, брели солдаты. Распаренные дневным зноем, они вяло вышагивали в ротных колоннах, с любопытством оглядывая дома, распахнутые окна, брошенную утварь.
Отец Тани вышел к зданию бывшего райотдела милиции в тот момент, когда два солдата прибивали над входом добротно сделанную вывеску: «Фельдкомендатура». «Заранее заготовили, стервецы, — с уважением подумал Егор. — Выходит, они еще когда знали, что будут здесь. Вот это, я понимаю, планирование!» — Он визгливо захохотал, довольный вдруг возникшей аналогией, и подошел к дверям:
— Мне начальника. Офицера мне, понятно, дурак? — обратился он к солдату-часовому.
Тот кивнул и заливисто свистнул в металлический свисток, который висел у него на шее. Сразу же появился затянутый в ремень офицер, спросил на чистейшем русском языке:
— Тебе чего? Документы!
— Желаю помочь, — сказал Егор, протягивая паспорт. — Ерохины мы. Из купцов, понимаете?
Они вошли в дежурную часть. Трупы начальника милиции и дежурного уже убрали, полы были чисто вымыты. По лестнице взад и вперед сновали немцы в мышиного цвета форме. Они перетаскивали мебель, оружие.
— Садись, — предложил офицер Егору и сел напротив. — Говори.
— Вот, — Егор протянул ученическую тетрадь. — Здесь список всех деповских коммунистов — кто остался, и вообще — активистов разных и евреев. Они пили нашу кровь, — не слишком уверенно закончил Егор, натолкнувшись на холодный, изучающий взгляд офицера. — Адреса там, в конце, — торопливо добавил он.
Офицер просмотрел список, потом резко и отрывисто скомандовал. Немцы построились, их было человек пятнадцать. Старший — с нашивками фельдфебеля, взял тетрадь, негромко сказал что-то солдатам. Грохоча сапогами, они выбежали из дежурки. Офицер проводил их взглядом.
— Они поехали, а ты погости у нас!
— Я забыл сказать, там, на обложке, я еще один адрес написал, — заволновался Егор. — Здесь жена одного знатного гепеушника живет, Кондратьева Мария Ивановна. Ваш унтер-офицер небось и не обратит внимания, его бы надо догнать! Предупредить!
— Не надо, — успокоил офицер. — Шульц очень добросовестный и аккуратный работник. Он прочтет этот адрес. А ты пока посиди здесь, — немец открыл двери «КПЗ», — не обижайся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
— Немцы!
Начальник словно сломался пополам и без стона вытянулся на полу.
Сквозь туман гаснущего зрения дежурный увидел, как из-за отодвинувшейся створки высунулась белобрысая голова, а чуть ниже, из-под серого, мышиного цвета плаща дуло автомата. Это был Семен Бойко.
— Не-емцы, — хрипло повторил дежурный и дал очередь по дверям. Пули прошили филенку от пола до потолка, Клавдия вскрикнула. Семен сморщился и, слегка оскалив ослепительно белые зубы, повел дулом автомата, словно кончиком поливного шланга. Пули аккуратно вспороли пол, пройдя сквозь тело дежурного дымными вспышками.
— Жива? — равнодушно спросил Семен. Оглядел Клавдию с головы до ног и, заметив, что из левого плеча обильно течет кровь, добавил с сожалением: — Лучше бы тебя сразу убило. На кой ты теперь? Все равно не баба.
Клавдия завыла. Трупы, кровь на полу. На ее лице отразились страх и растерянность.
— Не надо бы этого, Сеня, — сквозь слезы сказала она.
— А они нас? — снова оскалился он. — Молчи лучше, а то и тебя туда же отправлю!
Он подошел к убитым, перевернул их ногой и, брезгливо морщась, забрал «ТТ» у начальника и автомат у дежурного, шагнул к окну и тщательно вытер кровь на оружии портьерой.
Стенные часы ударили пять раз. Семен выстрелил. Пуля пробила маятник. Часы поперхнулись и смолкли.
Он вышел на улицу. Клавдия сидела на ступеньках крыльца и, зажимая раненое плечо, стонала.
— Куда же теперь, Сеня? — спросила она.
— Куда хочешь, — сказал он равнодушно. — Считай, что я тебя списал ввиду полного износа.
* * *
Таня ушла домой растерянная. В голове был полный сумбур. «В самом деле, — думала она, — отец может выдать Гену. Запросто. Увидит случайно на улице, окликнет первого попавшегося немца, и все. Отец…» Она не искала оправдания тому, что уже задумала совершить. Не вспоминала обиды, побои, оскорбления, мать, умершую много лет назад «от горя», как однажды выразился сам отец. Таня решила про себя: если отец захочет выдать Гену, она его убьет. Вот так, просто — возьмет и убьет.
— Ты ничего сама не решай, — сказала ей Маша. — Особенно сгоряча. Приходи ко мне, обсудим вместе.
«А чего обсуждать? — спрашивала себя Таня. — Это только мое дело. И нечего мне вмешивать в него Генкину мать».
Она вышла на Коммунистическую улицу. Эта дорога была самой короткой.
Она шла задумавшись и поэтому не обращала внимания ни на вдруг вспыхнувшую совсем неподалеку стрельбу, ни на Бойко, который вот уже целых три минуты почти наступал ей на пятки. Клавдия плелась чуть поодаль.
Наконец, Бойко остановился на мгновение, что-то решая, потом тихо окликнул:
— Девушка!
Таня вздрогнула и остановилась. Он подошел к ней и властным, привычным жестом притянул к себе.
— Хорошенькая, — он похабно улыбнулся, отыскивая глазами подходящее место для того, что задумал совершить. Заметив у забора брошенную кем-то повозку с домашним скарбом, приказал:
— Иди. Туда.
— Что вам нужно? — одними губами спросила Таня.
Он снова улыбнулся, и по этой жадной улыбке она поняла все.
— Не вздумай удирать, — сказал он назидательно и повел дулом автомата.
Таня поняла, что нужно бежать, но у нее не было сил. Она вдруг почувствовала слабость — ошеломляющую и болезненную. Она почувствовала, что не может сопротивляться, не может даже кричать. Она послушно повернулась, направилась к повозке. Он шел позади, на ходу снимая плащ. Около повозки бандит бросил плащ на землю и снова повел дулом автомата.
— Давай, не тяни.
— Не тронь ее, — зло прищурилась Клавдия.
— Цыц, — тихо сказал он. — Дырка будет. Встань вон там, стерва.
— Не тронь! — Клавдия бросилась на него с кулаками.
— Ах, ты, — он дал очередь. Клавдия отскочила. — Это предупреждение. Еще раз помешаешь, покойницей будешь. Понятно объяснил?
— Понятно, — кивнула она. — А теперь меня послушай, Сеня. Ты меня еще вспомнишь, Сеня. Сегодня вспомнишь. — Она повернулась и побрела, опираясь здоровой рукой о стену дома.
Таня бросилась бежать. Бойко оглянулся, поднял автомат, начал выцеливать прыгающую на кончике мушки фигурку. Потом скосил глаза на расстеленный плащ и облизнул пересохшие губы. В несколько прыжков он настиг Таню и наотмашь ударил ее прикладом автомата по голове. Остановился над распростертым телом — чувствовалось, что колеблется: пристрелить или взять с собой? Потом взвалил Таню на спину и зашагал в сторону своего дома.
А по главной улице уже оживленно двигалась немецкая техника, брели солдаты. Распаренные дневным зноем, они вяло вышагивали в ротных колоннах, с любопытством оглядывая дома, распахнутые окна, брошенную утварь.
Отец Тани вышел к зданию бывшего райотдела милиции в тот момент, когда два солдата прибивали над входом добротно сделанную вывеску: «Фельдкомендатура». «Заранее заготовили, стервецы, — с уважением подумал Егор. — Выходит, они еще когда знали, что будут здесь. Вот это, я понимаю, планирование!» — Он визгливо захохотал, довольный вдруг возникшей аналогией, и подошел к дверям:
— Мне начальника. Офицера мне, понятно, дурак? — обратился он к солдату-часовому.
Тот кивнул и заливисто свистнул в металлический свисток, который висел у него на шее. Сразу же появился затянутый в ремень офицер, спросил на чистейшем русском языке:
— Тебе чего? Документы!
— Желаю помочь, — сказал Егор, протягивая паспорт. — Ерохины мы. Из купцов, понимаете?
Они вошли в дежурную часть. Трупы начальника милиции и дежурного уже убрали, полы были чисто вымыты. По лестнице взад и вперед сновали немцы в мышиного цвета форме. Они перетаскивали мебель, оружие.
— Садись, — предложил офицер Егору и сел напротив. — Говори.
— Вот, — Егор протянул ученическую тетрадь. — Здесь список всех деповских коммунистов — кто остался, и вообще — активистов разных и евреев. Они пили нашу кровь, — не слишком уверенно закончил Егор, натолкнувшись на холодный, изучающий взгляд офицера. — Адреса там, в конце, — торопливо добавил он.
Офицер просмотрел список, потом резко и отрывисто скомандовал. Немцы построились, их было человек пятнадцать. Старший — с нашивками фельдфебеля, взял тетрадь, негромко сказал что-то солдатам. Грохоча сапогами, они выбежали из дежурки. Офицер проводил их взглядом.
— Они поехали, а ты погости у нас!
— Я забыл сказать, там, на обложке, я еще один адрес написал, — заволновался Егор. — Здесь жена одного знатного гепеушника живет, Кондратьева Мария Ивановна. Ваш унтер-офицер небось и не обратит внимания, его бы надо догнать! Предупредить!
— Не надо, — успокоил офицер. — Шульц очень добросовестный и аккуратный работник. Он прочтет этот адрес. А ты пока посиди здесь, — немец открыл двери «КПЗ», — не обижайся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161