— Ну, мать, сбылась твоя мечта.
— Дали отпуск! — радостно крикнула Маша. — Не может быть!
— Отпуск, — подтвердил Бушмакин. — Первый ваш отпуск, люди добрые. Завидую вам.
— У меня вопрос, — сказал Сергеев, обращаясь к Коле. — Обстановку в деревне знаешь? Если знаешь, то у меня к тебе поручение.
— Выполню. Передать что? Вы вроде не из тех, мест?
— Не понял ты, — усмехнулся Сергеев. — Партийное поручение у меня. Ты молодой большевик, вот и прими свое первое задание. Завтра приходи в обком, поговорим.
Коля понял, какое поручение хочет дать ему Сергеев. Обстановка вокруг Ленинграда и в прилегающих областях, как и по всей стране, складывалась тревожная — кулак повел наступление по всему фронту. Изо дня в день страницы газет заполняли тревожные сообщения: кулаки пытались сорвать весенний сев. На одной из шахт Донбасса кулацкие выродки облили бензином и сожгли рабочего Слычко. На другом конце страны, в деревне Тарасеево, бандиты сожгли дом председателя сельсовета Кормилицына. А в селе Васильевское банда кулаков несколько часов держала под обстрелом наряд милиции.
Хлебом владели кулаки. Впереди было сражение — не на жизнь, а на смерть, и Коля уже догадывался, что ему придется принять в этом сражении самое непосредственное участие.
* * *
Наутро Коля пришел к Сергееву в Смольный.
— Садись, — сказал Сергеев. — Твое село в центре хлебного района. Ленинград не может прожить на своем хлебе, и мы должны четко знать: как крестьяне? О чем думают? Советскую власть поддержать или у кого-то и иные настроения? Нужно ясно представлять, на кого мы можем опереться, Коля. Пятнадцатый съезд решил вопрос о коллективизации. Вспомни, что говорил Ленин: мелким хозяйствам из нужды не выйти. — Сергеев помолчал немного и добавил: — Ну а то, что отпуск тебе затрудняем, — не обессудь. Там тяжелые места. Кулачье. Уголовщина. Церковная оппозиция. В монастырях прячутся контрреволюционные недобитки. — Сергеев вздохнул: — Машу с собой берешь?
— Ответ вы знаете, — улыбнулся Коля.
— В таком случае ты несешь полную ответственность за ее жизнь, учти, — серьезно сказал Сергеев. — Звонил Бушмакин. Зайди к нему. Желаю, — Сергеев поколебался мгновение, потом притянул Колю к себе, сжал в сильных руках. — Тебе предстоит рискованное дело. Но я верю в твою звезду, Коля. Она ведь наша, пятиконечная.
* * *
— Марию приказываю оставить, — настаивал Бушмакин.
— Вы ей прикажите остаться, — обиделся Коля.
— Сергеев мне все объяснил. Представляю, какой тебя ждет отпуск.
— В лучшем виде, — улыбнулся Коля. — Раков ловить будем.
— Раков, — нахмурился Бушмакин. — Тебя ждут такие клешни, что врагу не пожелаю. Ну и отпуск, черт его возьми, — Бушмакин пожал плечами: — Не чужой ты мне, Коля. И мне жаль, что отдохнуть тебе не удастся. И помочь не могу. Хочешь, отменим отпуск?
Коля пристально посмотрел на Бушмакина.
— Ладно, — смутился тот. — Я пошутил. Слушай, а ведь у меня тоже есть для тебя поручение. Я посылаю в Новгород Витьку. По ориентировкам Новгородского УГРО ясно, что определенная часть ценностей, изъятая за последние несколько месяцев, возможно, имеет отношение и к нашим делам. Приметы сходятся. Витька молод, горяч, нет опыта. Но он может, чем черт не шутит, выйти на серьезную группу. Если что — помоги ему.
— Мы все начинали без опыта, ничего.
— Опирайся на актив. Сейчас не то, что пять лет назад. Сейчас там сельские исполнители, сочувствующих много. А главное — будь начеку.
Барабан кольта проворачивался с сухим металлическим треском. Коля распечатал новую пачку патронов, начал снаряжать каморы. Маша стояла рядом и внимательно наблюдала, как матово поблескивающие патроны послушно занимают свои места.
Проверив револьвер, Коля положил его на стол и стал укладывать чемодан.
Мария взяла кольт, направила на мужа:
— Руки вверх!
— Этим не шутят, — рассердился Коля. — Положи!
— Отними, — она показала ему язык.
— В твоем возрасте, между прочим, Софья Ковалевская уже была академиком, — сказал Коля. — А ты как была девчонкой, так и осталась. — Он попытался осторожно отнять револьвер, но Маша неожиданно и очень ловко увернулась.
— Неплохо, — одобрил Коля.
— А ты думал, я зря время теряю? — гордо сказала Маша. — Давай спорить — я наверняка знаю приемов больше, чем ты!
— Сдаюсь без боя, — улыбнулся Коля. Он сел, задумался. — Маша, мы едем в отпуск.
— Открыл Америку. Ты лучше скажи — брать мне теплую кофту или нет? У вас там ночи холодные?
— Я хотел объяснить тебе, — осторожно сказал Коля, — что моя поездка на родину только формально называется отпуском, а на самом деле…
— А на самом деле? — встревожилась Маша.
— Я получил очень ответственное и… небезопасное задание, — откровенно признался Коля.
Она взглянула на него с упреком:
— Хоть раз в жизни мы могли бы провести несколько дней без «очень ответственных» и «очень важных» дел!
— Ну, положим, ты преувеличиваешь, — смутился Коля. — У нас были дни вполне спокойные.
— Вы что-то путаете, Николай Федорович, — горько сказала Маша. — Когда же все это, наконец, кончится? — Она опустилась на стул.
— Вот изловим последнего жулика…
Маша перебила его:
— Ты шутишь плоско, так шутит, если верить твоим рассказам, Кузьмичев, но он — дурак и сволочь, а ты? Зачем ты так?
— Я сказал Сергееву, что ты все равно поедешь со мной, — ушел от отзета Коля.
— Почему «все равно»? — удивилась Маша.
— Они с Бушмакиным требовали, чтобы ты со мною не ездила.
— Ах вот оно что. Какие заботливые, — Маша тут же переменила тон и закончила без тени иронии: — Они оба — настоящие люди, я их очень люблю, Коля. Но ты правильно им сказал: я все равно поеду!
Она села рядом с ним на старенький диван. Этот диван был, пожалуй, единственным приобретением с 1922 года. В остальном — все было без перемен.
— Маша, — сказал Коля и привлек ее к себе. — Ты знаешь, о чем я все время думаю?
— О чем? — Она заглянула ему в глаза.
— О тебе.
— Тогда не о чем, а о ком, — поправила она.
— Я вообще часто задумываюсь. Вот я. Допустим, я стал грамотнее. Расширился мой кругозор. Все это верно, конечно. Но ведь я отчетливо понимаю, как мне еще далеко до тебя. Что же нас объединяет?
— Любовь, — сказала Маша. — Дружба. Не на жизнь, а на смерть.
— Просто у тебя, — усмехнулся Коля.
— Просто потому, что верно, — заметила Маша. — Знаешь, я никакого представления не имею о твоей прошлой жизни. Все твои рассказы — как сказки Андерсена. Я не ходила по земле, на которой ты вырос. Можешь смеяться, но я никогда не могла отличить рожь от пшеницы.
— А я все время мечтал, во сне видел, — горячо сказал Коля, — как мы с тобой в ночное с конями идем, по мокрой траве бродим. И ты встаешь рано-рано — с петухами и заводишь квашню. Ты хоть знаешь, что это такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161