Видел с самого начала — влюбилась, мучается, но что поделаешь, если ему нечего сказать в ответ.
Маруська вздохнула:
— Ну что ж… Пока — не судьба…
— Как это — пока? — удивился Коля. — Я тебе вполне определенно говорю!
— И я тебе вполне определенно говорю! — разозлилась Маруська. — Смотри мне в глаза и слушай: я тебя люблю, Коля. Как увидела тогда у Бушмакина, так и полюбила сразу. На всю жизнь. Но я так считаю: не может быть, чтобы один человек любил, а другой нет! Несправедливо это! И я уверена, что ты одумаешься и встанешь на правильный путь!
— Да ты со мной, как с правонарушителем, — попытался пошутить Коля. — Ладно, Маруська… Не надо больше про это. Вот, парень, видишь? Как тебя зовут, парень?
— Витька, — мальчишка не отводил глаз от ярко-желтой Маруськиной кобуры.
— Мать у него умерла. А отец — он из наших, только что ушел на фронт. И больше никого нет. Никого?
Витька молча кивнул.
— Пусть он поживет у нас, пока я вернусь. Бушмакину я скажу.
— На задании Бушмакин. Я сама ему скажу.
— Ну и ладно, — согласился Коля. — А когда вернусь — решим, как быть.
— Все решим? — Маруська с вызовом посмотрела на него.
Коля глубоко вздохнул:
— Тебе говорят: стрижено, а ты — брито. Витька! Марусю слушайся!
— Мать похоронить надо, — строго сказал Витька.
— Поедем, — кивнула Маруська. — Я с дежурства, сейчас свободна.
…В кабинете Бушмакина Колю ждал Сергеев. За прошедший год он совсем не изменился, только седины прибавилось. Сергеев протянул Коле телеграмму:
— Из Москвы. Только что в Сокольниках некий Кошельков совершил нападение на товарища Ленина. И вообще, у них там резкая активизация уголовной преступности… Аппарат малочисленный, Трепанов просит помочь.
— Это кто?
— Это мои боевой товарищ, в подполье вместе работали, — сказал Сергеев. — С руководством вопрос согласован, поезжай в Москву.
— Думаете, я здесь самый умный? — спросил Коля.
Сергеев внимательно посмотрел на него:
— Шутку не принимаю. Но если ты хочешь знать мое мнение, — скажу: тобой лично раскрыто несколько крупных преступлений… два бандитских налета, два убийства с ограблением…
— А всего тринадцать, — сказал Коля. — Несчастливое число, между прочим.
— Ты не все сосчитал, — Сергеев тепло улыбнулся. — Ты лично задержал шесть особо опасных рецидивистов. В скобках замечу — вооруженных.
— Троих, — упрямо сказал Коля. — Остальных мы задерживали вместе с Василием и Никитой.
— Ну, хорошо, хорошо, — сдался Сергеев. — В общем, так: тебе объявляется благодарность в приказе. А это — от меня. Владей, — Сергеев протянул Коле кобуру с кольтом и две коробки патронов.
— А вы? — растерялся Коля.
— А я с сегодняшнего дня окончательно перехожу в губком партии. Мне теперь дамского браунинга вполне хватит… — Сергеев улыбнулся.
— Ну что ж, — от волнения Коля не мог говорить. — Спасибо.
Вечером Маруська, Витька, Вася и Никита едва впихнули Колю в переполненный вагон московского поезда.
В конце этого же дня начальнику Московского уголовного розыска Трепанову позвонили из валютного отдела Госбанка. Срочно требовалась охрана для сопровождения спецгруза, который прибыл из бывшего зарубежного посольства царской России.
— Что за груз? — спросил Трепанов.
— Два банковских мешка с валютой, — объяснил заведующий отделом. — Около трех миллионов франков, долларов и фунтов стерлингов в крупных купюрах. Прошу выделить самых надежных товарищей…
— Ненадежных не держим, — спокойно объяснил Трепанов. — А где ваша охрана?
— Все в разгоне. Груз прибыл неожиданно.
— А почему к чекистам не обращаетесь?
— Обращался… У Петерса ни одного свободного человека.
— А у нас, значит, дел меньше, — ревниво буркнул Трепанов. — Ладно, все понял, ждите.
Он снял трубку внутреннего телефона, позвонил дежурному, спросил, кто свободен. Дежурный ответил, что свободных нет, но вот после операции собираются идти отдыхать Аникин, Гриценко и Денисов.
— Пусть зайдут ко мне.
В ожидании сотрудников Трепанов еще раз перечитал телеграмму из Петрограда: «Ваше распоряжение выехал Кондратьев».
«Могли бы и поподробнее написать… — подумал Трепанов. — Да и побольше людей прислать. Тоже мне фигура — Кондратьев… Ладно, поглядим…»
Вошли оперативники: худощавый Гриценко, нескладный Аникин — человек огромной физической силы, и Денисов — бывший преподаватель реального училища. Трепанов вспомнил, что у Денисова шестеро детей, и спросил:
— Ну как жизнь? Как пацанва твоя?
— Ничего, — застенчиво улыбнулся Денисов. — Прыгают…
— Вот что, братки. На Брестский вокзал привезли около трех миллионов валюты. Будете сопровождать спецавтомобиль Госбанка. Какое у вас оружие?
У Гриценко был малый маузер, у Аникина и Денисова — наганы.
— Возьмете у дежурного раскладные маузеры. Надежнее для такого дела, да и солиднее, — решил Трепанов. — Запомните: ваше дело — охрана. Все остальное сделает шофер Госбанка, он же — экспедитор, Его фамилия — Бахарев.
Гриценко, Аникин и Денисов вышли из подъезда МУРа. И тут же рядом притормозил большой черный «кадиллак» с ярко начищенным медным фонарем на капоте. За рулем сидел плотный, тщательно упакованный в кожу человек с маленькими щегольскими усиками. Заметив оперативников, спросил:
— Аникин?
— Денисов и Гриценко, — добавил Аникин. — А вы?
— Бахарев. Попрошу документы.
Он внимательно прочитал удостоверения и улыбнулся:
— Один — рядом со мной. Двое — на заднее сиденье. На обратном пути мешки с валютой — рядом со мной. Вы все — на заднем сиденье. Останавливаться, выходить из автомобиля — запрещено. Нас могут задерживать для проверки только патрули ВЧК. Опознавательный знак патруля — сигнал красным фонариком.
— Чего-то я про такой сигнал не слышал, — заметил Гриценко.
— Вы многого не слыхали, товарищ, — жестко сказал Бахарев. — Я объясняю вам, чтобы не было неожиданностей и промахов, вот и все.
— А что, разве так не видно — патруль это или кто? — удивился Аникин.
— Ну, положим, наденут бандиты нечто вроде нашей формы — поди узнай, — сказал Денисов. — Видимо, есть договоренность о спецсигнализаций в таких случаях.
— Совершенно верно, — подтвердил Бахарев. — Готовы? Тогда поехали.
…Почтовый вагон стоял далеко от здания вокзала, в тупике. Начальник вагона заглянул в кабину автомобиля, спросил:
— Охрана на месте?
Убедившись, что все в порядке, разрешил грузить.
Аникин с уважением посмотрел на два тощих мешка, спросил:
— И вот здесь целых три миллиона?
— Представьте себе, — сказал Бахарев. — Двинулись, товарищи. Прошу быть внимательными.
…Выехали на 2-ю Брестскую, пересекли Садовую. В лобовое стекло бил мокрый снег, и Бахарев все время притормаживал: слепило. На пересечении Большой и Малой Бронных путь автомобилю преградили вооруженные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Маруська вздохнула:
— Ну что ж… Пока — не судьба…
— Как это — пока? — удивился Коля. — Я тебе вполне определенно говорю!
— И я тебе вполне определенно говорю! — разозлилась Маруська. — Смотри мне в глаза и слушай: я тебя люблю, Коля. Как увидела тогда у Бушмакина, так и полюбила сразу. На всю жизнь. Но я так считаю: не может быть, чтобы один человек любил, а другой нет! Несправедливо это! И я уверена, что ты одумаешься и встанешь на правильный путь!
— Да ты со мной, как с правонарушителем, — попытался пошутить Коля. — Ладно, Маруська… Не надо больше про это. Вот, парень, видишь? Как тебя зовут, парень?
— Витька, — мальчишка не отводил глаз от ярко-желтой Маруськиной кобуры.
— Мать у него умерла. А отец — он из наших, только что ушел на фронт. И больше никого нет. Никого?
Витька молча кивнул.
— Пусть он поживет у нас, пока я вернусь. Бушмакину я скажу.
— На задании Бушмакин. Я сама ему скажу.
— Ну и ладно, — согласился Коля. — А когда вернусь — решим, как быть.
— Все решим? — Маруська с вызовом посмотрела на него.
Коля глубоко вздохнул:
— Тебе говорят: стрижено, а ты — брито. Витька! Марусю слушайся!
— Мать похоронить надо, — строго сказал Витька.
— Поедем, — кивнула Маруська. — Я с дежурства, сейчас свободна.
…В кабинете Бушмакина Колю ждал Сергеев. За прошедший год он совсем не изменился, только седины прибавилось. Сергеев протянул Коле телеграмму:
— Из Москвы. Только что в Сокольниках некий Кошельков совершил нападение на товарища Ленина. И вообще, у них там резкая активизация уголовной преступности… Аппарат малочисленный, Трепанов просит помочь.
— Это кто?
— Это мои боевой товарищ, в подполье вместе работали, — сказал Сергеев. — С руководством вопрос согласован, поезжай в Москву.
— Думаете, я здесь самый умный? — спросил Коля.
Сергеев внимательно посмотрел на него:
— Шутку не принимаю. Но если ты хочешь знать мое мнение, — скажу: тобой лично раскрыто несколько крупных преступлений… два бандитских налета, два убийства с ограблением…
— А всего тринадцать, — сказал Коля. — Несчастливое число, между прочим.
— Ты не все сосчитал, — Сергеев тепло улыбнулся. — Ты лично задержал шесть особо опасных рецидивистов. В скобках замечу — вооруженных.
— Троих, — упрямо сказал Коля. — Остальных мы задерживали вместе с Василием и Никитой.
— Ну, хорошо, хорошо, — сдался Сергеев. — В общем, так: тебе объявляется благодарность в приказе. А это — от меня. Владей, — Сергеев протянул Коле кобуру с кольтом и две коробки патронов.
— А вы? — растерялся Коля.
— А я с сегодняшнего дня окончательно перехожу в губком партии. Мне теперь дамского браунинга вполне хватит… — Сергеев улыбнулся.
— Ну что ж, — от волнения Коля не мог говорить. — Спасибо.
Вечером Маруська, Витька, Вася и Никита едва впихнули Колю в переполненный вагон московского поезда.
В конце этого же дня начальнику Московского уголовного розыска Трепанову позвонили из валютного отдела Госбанка. Срочно требовалась охрана для сопровождения спецгруза, который прибыл из бывшего зарубежного посольства царской России.
— Что за груз? — спросил Трепанов.
— Два банковских мешка с валютой, — объяснил заведующий отделом. — Около трех миллионов франков, долларов и фунтов стерлингов в крупных купюрах. Прошу выделить самых надежных товарищей…
— Ненадежных не держим, — спокойно объяснил Трепанов. — А где ваша охрана?
— Все в разгоне. Груз прибыл неожиданно.
— А почему к чекистам не обращаетесь?
— Обращался… У Петерса ни одного свободного человека.
— А у нас, значит, дел меньше, — ревниво буркнул Трепанов. — Ладно, все понял, ждите.
Он снял трубку внутреннего телефона, позвонил дежурному, спросил, кто свободен. Дежурный ответил, что свободных нет, но вот после операции собираются идти отдыхать Аникин, Гриценко и Денисов.
— Пусть зайдут ко мне.
В ожидании сотрудников Трепанов еще раз перечитал телеграмму из Петрограда: «Ваше распоряжение выехал Кондратьев».
«Могли бы и поподробнее написать… — подумал Трепанов. — Да и побольше людей прислать. Тоже мне фигура — Кондратьев… Ладно, поглядим…»
Вошли оперативники: худощавый Гриценко, нескладный Аникин — человек огромной физической силы, и Денисов — бывший преподаватель реального училища. Трепанов вспомнил, что у Денисова шестеро детей, и спросил:
— Ну как жизнь? Как пацанва твоя?
— Ничего, — застенчиво улыбнулся Денисов. — Прыгают…
— Вот что, братки. На Брестский вокзал привезли около трех миллионов валюты. Будете сопровождать спецавтомобиль Госбанка. Какое у вас оружие?
У Гриценко был малый маузер, у Аникина и Денисова — наганы.
— Возьмете у дежурного раскладные маузеры. Надежнее для такого дела, да и солиднее, — решил Трепанов. — Запомните: ваше дело — охрана. Все остальное сделает шофер Госбанка, он же — экспедитор, Его фамилия — Бахарев.
Гриценко, Аникин и Денисов вышли из подъезда МУРа. И тут же рядом притормозил большой черный «кадиллак» с ярко начищенным медным фонарем на капоте. За рулем сидел плотный, тщательно упакованный в кожу человек с маленькими щегольскими усиками. Заметив оперативников, спросил:
— Аникин?
— Денисов и Гриценко, — добавил Аникин. — А вы?
— Бахарев. Попрошу документы.
Он внимательно прочитал удостоверения и улыбнулся:
— Один — рядом со мной. Двое — на заднее сиденье. На обратном пути мешки с валютой — рядом со мной. Вы все — на заднем сиденье. Останавливаться, выходить из автомобиля — запрещено. Нас могут задерживать для проверки только патрули ВЧК. Опознавательный знак патруля — сигнал красным фонариком.
— Чего-то я про такой сигнал не слышал, — заметил Гриценко.
— Вы многого не слыхали, товарищ, — жестко сказал Бахарев. — Я объясняю вам, чтобы не было неожиданностей и промахов, вот и все.
— А что, разве так не видно — патруль это или кто? — удивился Аникин.
— Ну, положим, наденут бандиты нечто вроде нашей формы — поди узнай, — сказал Денисов. — Видимо, есть договоренность о спецсигнализаций в таких случаях.
— Совершенно верно, — подтвердил Бахарев. — Готовы? Тогда поехали.
…Почтовый вагон стоял далеко от здания вокзала, в тупике. Начальник вагона заглянул в кабину автомобиля, спросил:
— Охрана на месте?
Убедившись, что все в порядке, разрешил грузить.
Аникин с уважением посмотрел на два тощих мешка, спросил:
— И вот здесь целых три миллиона?
— Представьте себе, — сказал Бахарев. — Двинулись, товарищи. Прошу быть внимательными.
…Выехали на 2-ю Брестскую, пересекли Садовую. В лобовое стекло бил мокрый снег, и Бахарев все время притормаживал: слепило. На пересечении Большой и Малой Бронных путь автомобилю преградили вооруженные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161