Серафим застонал и повалился на стол лицом вниз. Он пытался что-то сказать, но у него ничего не получалось, он только мычал.
— Чтобы дать вам возможность легальной деятельности, церковь в Грели решено не закрывать, — сказал Коломиец.
— Ну, хватит! — пробормотал Лысый. — Тут и недоумку все ясно. — Он взвел курок нагана.
— Нет, — повернулся к нему Коля. — Нет, уважаемый. Поп не верил — мне. Мента пришить велел — мне. Жизнь под пули ставил — мою. А сам кто? Предатель, гнида, ссучившийся поп!
Коля выдернул из-за пояса кольт, с криком ворвался в горницу; он играл, ломал, что называется, комедию, но вдруг в какой-то момент подумал, что этот крик и искаженное лицо — это не комедия, а самая настоящая ненависть.
— Бей продажных! Бей!
У Серафима было узкое, белое, иконописное лицо. Он вяло прикрывал его обеими руками и что-то бормотал — неразборчиво и быстро. Коля выстрелил. Серафима отбросило к столу, он упал на него и остался лежать, раскинув черные рукава рясы, как крылья.
Коломиец рвал застежку кобуры. Она не поддавалась, и тогда Коломиец бросился навстречу Коле, и в этот момент Коля выстрелил второй раз. Коломиец закричал что-то и покатился в угол избы. Коля сгреб драгоценности в карман:
— Керосин тащите, он в коридоре! Торопись, фраера…
Лысый и Скуластый послушно приволокли бидон с керосином. Лысый посмотрел на Серафима, потом ногой перевернул Коломийца:
— Знакомый… Да никак это… — он восторженно взглянул на Колю и взмахнул пухлыми ручками: — Это же сам… Коломиец! Ге-пе-ушник! Н-да, молодой человек… Далеко пойдете, это я, бывший жандарм, вам говорю. И бывший офицер контрразведки. Позвольте руку пожать…
— После! — уже спокойнее сказал Коля. — Чего ждете? Поливайте керосином и айда отседова!
Выплеснули керосин. Скуластый чиркнул обломком напильника по кремню, раздул фитиль и швырнул его на пол. С ревом взвилось пламя.
— Рвем когти! — крикнул Коля.
Побежали к лесу. Коля все время оглядывался и думал: «Только бы он выскочил… Только бы ничего с ним не случилось…» Опасения эти были далеко не напрасны. Сильный и ловкий Коломиец успел выпрыгнуть в окно в тот самый момент, когда Коля и бандиты покинули избу Серафима, и едва сумел погасить загоревшуюся одежду.
На опушке Коля оглянулся в последний раз. Дом священника скрыло яркое пламя с черной шапкой густого дыма, порыв ветра донес яростный звон колокола.
— Ну, все, — Скуластый отер пот со лба и устало опустился на траву.
— Позвольте еще раз, от всей души, — сказал Лысый и с чувством пожал Коле руку.
А Коля мысленно в это время был далеко. Казалось ему, что видит он сыплющие искрами бревна родного дома и жалкий, обгоревший комочек около собачьей будки — все, что осталось от верного пса, и белый-белый холст, которым было накрыто нечто очень страшное и непонятное. «Родители твои», — будто говорит ему кто-то в спину. «Нет, — про себя отвечает Коля. — Там, под этим холстом? Нет…»
Черная стена дыма встала над тем местом, где был поповский дом.
— Какой мерою меряете, такой и вам отмерено будет, — тихо сказал Коля. — Пошли.
В бандитском лагере Коля первым делом попросил собрать главарей банды, а когда все чинно расселись за дощатым столом в избушке лесника, высыпал на столешницу клад Серафима. Несколько камней и монет упали на земляной пол, и все, кроме Феденьки, бросились их поднимать. Феденька молча выслушал восторженно-красочный, с мелкими подробностями рассказ Лысого и долго молчал. Коля то и дело ловил на себе его цепкий, изучающий взгляд.
— Вели привести мою маруху, — Коля с усилием выговорил последнее слово.
Феденька кивнул, через минуту в дверь избушки вошла Маша. Коля испугался, что она не выдержит, бросится к нему и заплачет, но Маша остановилась на пороге и, глядя куда-то в сторону, спросила:
— Ну чего? Доказал портяночникам, почем что?
— Доказал, — кивнул Феденька. — Идите, милуйтесь… Заслужили. Два слова только. Выйди пока.
Маша вышла.
— Я понимаю, Коляча, какая глупость получается. Набей мне морду, я разрешаю. Но я кишками чувствую — есть во всем этом деле тухлятина. Прости, если не так сказал. Ты нынче — герой. Всех нас спас.
— Ты что же, — вдруг вступил в разговор Скуластый. — Сомневаешься? В ком! В ём? Гад ты ползучий. Не в ём! В нас, выходит дело… Слышь, Лысый… Скажи ему!
— В самом деле, — откликнулся Лысый. — Ты же не подозреваешь нас в сговоре с твоим приятелем? Все видели собственными глазами, слышали собственными ушами…
— Ты вот что, — сказал Скуластый. — Подозрения свои при себе держи. Еще раз его… — он кивнул в сторону Коли, — обидишь: видит бог, я тебя на тот свет отправлю.
— Ладно, — кивнул Феденька. — Давайте только Никодима спросим, так, для политесу. Он как-никак член нашего штаба, неловко без него. Я послал за ним.
Сели за стол. Коля закрыл глаза и сделал вид, что задремал от усталости. «Никодим… — вспоминал он. — Тот, на мужика похожий, молчаливый. Помнится, он еще сомневался при первой встрече в избушке, стоит ли Коле платить золотом за помощь бандитам. А зачем Феденьке нужен его совет? Затевает что-то Феденька».
Влетела Маща, зло крикнула с порога:
— Ну, хватит лясы точить! Отдай мне моего мужика, и баста! — Она села на лавку у стены, всем своим видом давая понять, что больше не уйдет.
Вошел Никодим. Не здороваясь, уселся к столу, навалившись на него всем телом.
— Ты все знаешь, Никодимушка, — сладким голосом пропел Феденька. — Вот твоего совета просим — как быть?
Никодим тяжело посмотрел на Лысого:
— Вам, сударь, стыдно. Жандарм, контрразведчик, а глупый! Не почуяли во всей этой оказии руки ГПУ!
Коля вскочил, схватился за кольт.
— Не рыпайся, петушок, — тихо сказал Никодим. — За стеной мои люди. Сиди тихо. Я не утверждаю, что ты агент ГПУ. Я это пока предполагаю. То, что случилось со священником, — это вполне может быть комбинацией органов. Надо проверить. Решим так: тебя и твою бабу запрем, все расследуем, тогда и высветлится.
Коля переглянулся с Машей. Она ответила на его взгляд взглядом, полным ужаса и тоски. «У нее сейчас сдадут нервы, и тогда провал неминуем, — пронеслось в голове у Коли. — Надо что-то предпринять сию же секунду».
Он посмотрел на Лысого, потом на Скуластого. Лысый едва заметно пожал плечами, а Скуластый подмигнул, косясь на свою кобуру с наганом. И тогда Коля решился.
— Запирайте, — сказал он покорно. — Воля ваша, только обидно. — Коля продолжал сидеть. Фраза отвлекла внимание Никодима и Феденьки, и Коля успел выдернуть из-за ремня кольт. Он стрелял от бедра, сквозь доски стола. Пули шли снизу вверх, выбивая щепки из столешницы. Феденька даже не успел схватиться за свой маузер, а Никодим успел, но так и упал — с наганом в руке.
Ворвались люди Никодима.
— Тихо! — яростно крикнул Лысый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161