— Он догонит… — Басаргин отвел глаза, ложь была слишком очевидной…
Коломиец воспользовался советом Басаргина и срезал несколько километров по Заячьей балке. Но Лысый имел значительное преимущество во времени, и когда Коломиец миновал распадок и под копытами снова пружинисто забил хорошо утоптанный проселок, — было уже поздно: Лысый пылил на версту впереди.
Коломиец дал коню шенкелей и сократил расстояние до полуверсты, но и Лысый пришпорил своего коня и снова оторвался от Коломийца. Уполномоченный выдернул из деревянной кобуры маузер. Прицельная планка была рассчитана на 1200 метров , и дальность полета пули примерно соответствовала этому расстоянию, но для меткого выстрела требовался упор. «Бесполезно, — подумал Коломиец и вложил маузер в кобуру. — Мне его не догнать. Ни за что не догнать. И это значит, что через полчаса Кондратьев будет расстрелян, бандиты покинут лагерь, и встреча главарей не состоится. И снова начнутся поджоги, погромы, выстрелы из-за угла. Снова будут голосить бабы, снова будет гореть хлеб, и отравленные коровы будут кричать от дикой боли — надсадно и страшно…»
Не щадя коня, Коломиец изо всех сил ударил его шенкелями, пожалев — уже в который раз, что нет на нем шпор и нет при нем друзей по эскадрону, и не атака теперь на окопы деникинцев, а безнадежная скачка по лесу.
Делая последние предсмертные скачки, лошадь Коломийца выиграла еще полуверсту и остановилась, дрожа. Прежде чем она упала, Коломиец успел спрыгнуть и, с ходу растянувшись в пыли, поднял маузер. Маленький всадник плясал на кончике мушки — так далеко и так безнадежно, что Коломиец в отчаянии закричал и начал нажимать на спусковой крючок резко и зло. Маузер враз выплеснул все свои десять зарядов, а Лысый исчез, словно его никогда и не было — только пыльное облако постояло еще несколько мгновений на повороте дороги, а потом растаяло и оно.
* * *
Коля спокойно сидел в избушке лесника. Он был один. Он не сомневался в успехе — оставалось только терпеливо ждать.
А Лысый мчался к лагерю. Он уже слышал условную перекличку бандитских часовых — крик кукушки, он уже чуял запах варева — наверное, убили кабана, он думал о том, как всего через несколько минут он выпустит всю обойму в ненавистную харю этого большевистского комиссара, этого гепеушника, этого негодяя, который сумел так ловко втереться в доверие и обмануть — что там лесных мужиков с их куриными мозгами, — его, человека, который десять лет служил в охранном отделении в Москве и всю гражданскую успешно плел сети в контрразведке одного из врангелевских подразделений.
«Что ни говори, они чему-то научились, — горько подумал Лысый. — И тем, кто примет эстафету от нас, будет еще труднее. А будет ли эта эстафета? — внезапно подумал он. — Чего заблуждаться? Все равно у любой веревочки есть конец, и, похоже, этот конец уже виден…»
У въезда в лагерь он назвал пароль и уже совсем было решил самолично рассчитаться с Колей, но в последний момент передумал. «Может быть, стоит попытаться выжать из него план? — думал Лысый. — Конечно, он — большевик, я их знаю, не одного отправил на луну. Он наверняка ничего не скажет, но ведь всякое может быть. Боль — очень сильное средство».
Уже на самом пороге избушки он снова подумал о том, что ГПУ и милиция наверняка знают от Коли точные координаты лагеря, и раз операция сорвана — чекисты и сотрудники УГРО вот-вот будут здесь, но жажда мести пересилила. Лысый вошел в избушку, с порога крикнул:
— Руки на затылок! И не вздумай шутить, — он упер дуло браунинга Коле в грудь и добавил: — Ты владеешь приемами, я — тоже. Не рыпайся. Я успею выстрелить раньше. Ко мне! — закричал он.
Вбежали бандиты.
— Свяжите его!
Коле завели руки назад и скрутили. От боли помутилось в глазах. «Еще вчера они кричали мне „ура“, — думал Коля, — они мне верили больше, чем богу. Сегодня — послушно вяжут и убьют не задумываясь».
— Мужики, — сказал Коля. — Как же так? Я же свой в доску!
— Нам все едино, — отозвался один из бандитов. — Скорее бы к одному концу.
И Коля понял, что у этих людей, уставших от бесконечного страха, не может быть убеждений и им действительно все равно — кому подчиняться и что делать, лишь бы еще на мгновение продлить привычное ощущение безнаказанности, еще на секунду окунуться в кровавое забытье насилия и не задумываться, только не задумываться ни о чем, потому что раздумье ведет к петле.
— Времени — в обрез, — сказал, Лысый. — Расскажи, кто еще тебе помогает, и ты легко умрешь. Лег-ко! — подчеркнул он. — Потому что если через пять минут ты не назовешь своих сообщников, я прикажу нарезать ремней — сначала из твоей спины, а потом — из живота. И ты будешь кричать от боли, ты станешь седым, будешь молить о смерти, как о глотке воды. Говори.
— Есть люди, — кивнул Коля. — Ты только не вздрагивай, они стоят за твоей спиной.
Лысый оглянулся, придвинулся вплотную к Коле:
— Не надо, Коляча, или как тебя там. Время шуток уже прошло. Свертывайте лагерь, мы уходим немедленно, — приказал он бандитам и добавил: — У тебя осталось пятнадцать минут — ровно столько, сколько нам нужно, чтобы уйти отсюда.
Коломиец шел по следам Лысого. Пригодилась служба в Буденновской коннице, умение безошибочно читать отпечатки лошадиных копыт. Коломиец понимал, что его затея безнадежна. В лагере триста вооруженных до зубов бандитов. У него — маузер без единого патрона. Лагерь тщательно охраняется. Он не знает даже пароля. Конечно же, Басаргин приведет отряд, и от банды останется одно воспоминание, но это уже никак не повлияет на судьбу Кондратьева: он будет мертв. Как попасть в лагерь? Как выручить Кондратьева? — в сотый раз задавал себе Коломиец этот вопрос и не находил ответа.
Где-то неподалеку заржала лошадь, лязгнул затвор винтовки. Коломиец умерил шаг, пошел осторожнее. В кустах прямо перед собой он увидел бандитский секрет: два парня, вооруженные винтовками, притаились всего в нескольких метрах…
Ему ничего не стоило подкрасться к ним, попытаться обезоружить или убить. А что потом? Допустим, он сумеет пройти по территории лагеря и не привлечет к себе внимания. Допустим даже, что ему удастся обнаружить Колю и прийти к нему на помощь. Сколько они продержатся вдвоем? Пять минут? Десять? Конец все равно неминуем… А еще через полчаса, когда придет отряд, начнется тяжелейший бой и десятки красноармейцев и милиционеров сложат здесь свои головы только потому, что он, Коломиец, оказался неумелым, не смог перехитрить противника, не смог найти точное решение, которое привело бы к максимально бескровной победе.
Часовые лежали в трех метрах перед ним. Ни о чем не догадываясь, положив головы на стволы изготовленных к бою винтовок, они лениво переругивались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Коломиец воспользовался советом Басаргина и срезал несколько километров по Заячьей балке. Но Лысый имел значительное преимущество во времени, и когда Коломиец миновал распадок и под копытами снова пружинисто забил хорошо утоптанный проселок, — было уже поздно: Лысый пылил на версту впереди.
Коломиец дал коню шенкелей и сократил расстояние до полуверсты, но и Лысый пришпорил своего коня и снова оторвался от Коломийца. Уполномоченный выдернул из деревянной кобуры маузер. Прицельная планка была рассчитана на 1200 метров , и дальность полета пули примерно соответствовала этому расстоянию, но для меткого выстрела требовался упор. «Бесполезно, — подумал Коломиец и вложил маузер в кобуру. — Мне его не догнать. Ни за что не догнать. И это значит, что через полчаса Кондратьев будет расстрелян, бандиты покинут лагерь, и встреча главарей не состоится. И снова начнутся поджоги, погромы, выстрелы из-за угла. Снова будут голосить бабы, снова будет гореть хлеб, и отравленные коровы будут кричать от дикой боли — надсадно и страшно…»
Не щадя коня, Коломиец изо всех сил ударил его шенкелями, пожалев — уже в который раз, что нет на нем шпор и нет при нем друзей по эскадрону, и не атака теперь на окопы деникинцев, а безнадежная скачка по лесу.
Делая последние предсмертные скачки, лошадь Коломийца выиграла еще полуверсту и остановилась, дрожа. Прежде чем она упала, Коломиец успел спрыгнуть и, с ходу растянувшись в пыли, поднял маузер. Маленький всадник плясал на кончике мушки — так далеко и так безнадежно, что Коломиец в отчаянии закричал и начал нажимать на спусковой крючок резко и зло. Маузер враз выплеснул все свои десять зарядов, а Лысый исчез, словно его никогда и не было — только пыльное облако постояло еще несколько мгновений на повороте дороги, а потом растаяло и оно.
* * *
Коля спокойно сидел в избушке лесника. Он был один. Он не сомневался в успехе — оставалось только терпеливо ждать.
А Лысый мчался к лагерю. Он уже слышал условную перекличку бандитских часовых — крик кукушки, он уже чуял запах варева — наверное, убили кабана, он думал о том, как всего через несколько минут он выпустит всю обойму в ненавистную харю этого большевистского комиссара, этого гепеушника, этого негодяя, который сумел так ловко втереться в доверие и обмануть — что там лесных мужиков с их куриными мозгами, — его, человека, который десять лет служил в охранном отделении в Москве и всю гражданскую успешно плел сети в контрразведке одного из врангелевских подразделений.
«Что ни говори, они чему-то научились, — горько подумал Лысый. — И тем, кто примет эстафету от нас, будет еще труднее. А будет ли эта эстафета? — внезапно подумал он. — Чего заблуждаться? Все равно у любой веревочки есть конец, и, похоже, этот конец уже виден…»
У въезда в лагерь он назвал пароль и уже совсем было решил самолично рассчитаться с Колей, но в последний момент передумал. «Может быть, стоит попытаться выжать из него план? — думал Лысый. — Конечно, он — большевик, я их знаю, не одного отправил на луну. Он наверняка ничего не скажет, но ведь всякое может быть. Боль — очень сильное средство».
Уже на самом пороге избушки он снова подумал о том, что ГПУ и милиция наверняка знают от Коли точные координаты лагеря, и раз операция сорвана — чекисты и сотрудники УГРО вот-вот будут здесь, но жажда мести пересилила. Лысый вошел в избушку, с порога крикнул:
— Руки на затылок! И не вздумай шутить, — он упер дуло браунинга Коле в грудь и добавил: — Ты владеешь приемами, я — тоже. Не рыпайся. Я успею выстрелить раньше. Ко мне! — закричал он.
Вбежали бандиты.
— Свяжите его!
Коле завели руки назад и скрутили. От боли помутилось в глазах. «Еще вчера они кричали мне „ура“, — думал Коля, — они мне верили больше, чем богу. Сегодня — послушно вяжут и убьют не задумываясь».
— Мужики, — сказал Коля. — Как же так? Я же свой в доску!
— Нам все едино, — отозвался один из бандитов. — Скорее бы к одному концу.
И Коля понял, что у этих людей, уставших от бесконечного страха, не может быть убеждений и им действительно все равно — кому подчиняться и что делать, лишь бы еще на мгновение продлить привычное ощущение безнаказанности, еще на секунду окунуться в кровавое забытье насилия и не задумываться, только не задумываться ни о чем, потому что раздумье ведет к петле.
— Времени — в обрез, — сказал, Лысый. — Расскажи, кто еще тебе помогает, и ты легко умрешь. Лег-ко! — подчеркнул он. — Потому что если через пять минут ты не назовешь своих сообщников, я прикажу нарезать ремней — сначала из твоей спины, а потом — из живота. И ты будешь кричать от боли, ты станешь седым, будешь молить о смерти, как о глотке воды. Говори.
— Есть люди, — кивнул Коля. — Ты только не вздрагивай, они стоят за твоей спиной.
Лысый оглянулся, придвинулся вплотную к Коле:
— Не надо, Коляча, или как тебя там. Время шуток уже прошло. Свертывайте лагерь, мы уходим немедленно, — приказал он бандитам и добавил: — У тебя осталось пятнадцать минут — ровно столько, сколько нам нужно, чтобы уйти отсюда.
Коломиец шел по следам Лысого. Пригодилась служба в Буденновской коннице, умение безошибочно читать отпечатки лошадиных копыт. Коломиец понимал, что его затея безнадежна. В лагере триста вооруженных до зубов бандитов. У него — маузер без единого патрона. Лагерь тщательно охраняется. Он не знает даже пароля. Конечно же, Басаргин приведет отряд, и от банды останется одно воспоминание, но это уже никак не повлияет на судьбу Кондратьева: он будет мертв. Как попасть в лагерь? Как выручить Кондратьева? — в сотый раз задавал себе Коломиец этот вопрос и не находил ответа.
Где-то неподалеку заржала лошадь, лязгнул затвор винтовки. Коломиец умерил шаг, пошел осторожнее. В кустах прямо перед собой он увидел бандитский секрет: два парня, вооруженные винтовками, притаились всего в нескольких метрах…
Ему ничего не стоило подкрасться к ним, попытаться обезоружить или убить. А что потом? Допустим, он сумеет пройти по территории лагеря и не привлечет к себе внимания. Допустим даже, что ему удастся обнаружить Колю и прийти к нему на помощь. Сколько они продержатся вдвоем? Пять минут? Десять? Конец все равно неминуем… А еще через полчаса, когда придет отряд, начнется тяжелейший бой и десятки красноармейцев и милиционеров сложат здесь свои головы только потому, что он, Коломиец, оказался неумелым, не смог перехитрить противника, не смог найти точное решение, которое привело бы к максимально бескровной победе.
Часовые лежали в трех метрах перед ним. Ни о чем не догадываясь, положив головы на стволы изготовленных к бою винтовок, они лениво переругивались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161