Это будет!
Коля ушел в голову колонны. У Самотеки Садовое кольцо перегородили «ежи». В проходе дежурили двое красноармейцев.
— Привет пехоте, — поздоровался Олег. — Что слыхать?
— Постреливают, — отозвался красноармеец, всмотрелся в петлицы Олега и добавил: — Товарищ капитан.
— Закуривайте. — Польщенный Олег протянул красноармейцам портсигар. Он не привык еще к своему новому, досрочно присвоенному званию и весь расцветал, когда посторонние обращались к нему «товарищ капитан».
Красноармейцы прикурили. Тот, что был помоложе, спросил:
— Ловите, значит? И много их?
Олег оглянулся на Воронцова и сказал с заминкой:
— Есть, к сожалению. Да ведь это и понятно. В тяжелый час вся муть поверху плавает.
— Это точно, — подтвердил боец. — Дерьмо — оно завсегда плавает, товарищ капитан. Кстати сказать, окно видите? Во-он в том доме, на углу бульвара. Второе от края, пятый этаж?
— Вижу. А что?
— Человек оттуда прыгнул. Минут пятнадцать назад.
— Какой человек? — растерялся Олег. — Вы ходили? Смотрели?
— У нас — пост. На поглядки времени нет.
Подошел Миша.
— За мной! — Олег побежал.
На тротуаре лежал мужчина лег тридцати в светлом габардиновом плаще. Он был мертв.
— Пойдем в квартиру.
Лифт не работал, поднимались пешком. Воронцов все время оглядывался и наконец сказал Олегу:
— Посмотри.
Только теперь Олег обратил внимание, что двери большинства квартир были полуоткрыты или открыты совсем. На ступенях лестницы то и дело попадались домашние вещи, словно кто-то второпях спускался с верхнего этажа и забыл запереть чемодан.
Вошли в квартиру. В коридоре сидела молодая женщина. Она посмотрела на Олега и Мишу, спросила ровным голосом:
— Вы из НКВД?
— Я сотрудник милиции, — сказал Олег. — Что произошло?
— Я звонила в НКВД. Это касается их, а не вас.
— Вам придется разговаривать со мной, — повысил голос Олег. — Кто этот человек, который лежит там внизу?
— Мой муж, — женщина подняла на Олега глаза — равнодушные и пустые.
— Почему он… сделал это?
— Он трус. — Женщина пожала плечами. — Побоялся возмездия.
— И вы об этом так спокойно говорите.
— А как, по-вашему, я должна говорить? — Она снова пожала плечами. — Немцы войдут в Москву?
— Нет!
— Послушайте… — Она включила приемник.
— Почему приемник не сдали?
— Муж сказал, что есть разрешение, — она увеличила громкость.
— … тели Москвы! — послышался из динамика уверенный громкий голос. — Германские войска у ворот города! На улицах московского предместья Химки — немецкие танки! Мы призываем всех честных граждан…
Олег выключил приемник.
— Без акцента говорит, — тихо сказал Воронцов.
— Объяснитесь все же, — обратился Олег к женщине.
— Он был как сумасшедший. — Женщина сжала виски пальцами. — Твердил все время: «Я буду ждать немцев, все погибло, ты должна быть со мною». Я ничего не понимала. Я говорю: позвоню в НКВД, замолчи, не смей! Он смеялся мне в лицо: «Павлик Морозов в юбке! Ну, позвони! Позвони, дура!» И я… позвонила. Я хотела, чтобы он убил меня! А он прыгнул в окно.
— Успокойтесь. — Олег протянул ей стакан с водой. — Не о ком вам жалеть, вы все правильно сделали.
Она кивнула:
— Вы идите. Не ваше это дело, не милиции.
Олег обернулся. В дверях стоял Коля, рядом с ним — трое в штатском.
— Это — наши сотрудники, — объяснил им Коля, хотя на Олеге и Мише были форменные плащи с петлицами.
— Вы из госбезопасности? — спросил Олег.
— Да, — подтвердил один из мужчин. — Чго здесь?
— Типичный случай паникерства. Человек перетрусил и покончил с собой. Жена ни при чем.
— Разберемся, — мужчина и его спутники вошли в комнату. — Пришлите нам понятых и продолжайте заниматься своим делом.
Коля откозырял, обратился к своим:
— Пошли, товарищи.
Миша обернулся: жена самоубийцы смотрела с такой тоской, с таким отчаянием, что Миша не выдержал:
— Вы крепитесь, вам теперь никак нельзя себя распускать.
Она улыбнулась сквозь слезы:
— Спасибо вам.
Начинало светать. В предрассветном небе возникли рыбообразные силуэты аэростатов воздушного заграждения. Громады домов вдруг высветлились и словно повисли в воздухе. Миша и Олег шли замыкающими. Оба молчали.
— О чем думаешь? — спросил Олег.
— Так, — Воронцов поднял воротник плаща, сунул руки в рукава. — Холодно чего-то.
— Ноябрь на носу, — хмыкнул Олег. — Переживаешь?
— Не могу понять, — сказал Миша. — Почему этот… ее муж… стал таким?
— А чего тут непонятного? — повернул к нему голову Олег. — Привык человек жить в свое удовольствие. А пришла беда — растерялся. Знаешь, что я тебе скажу? Я перед войной, ну, перед самым началом иду как-то по улице, смотрю — мать честная: одеты-то все как! Ну, думаю, хорошо стали жить люди, ничего не скажешь. А навстречу девчонка идет, лет пятнадцати. Расфуфыренная, как старорежимная барышня. И серьги на ней, и кольца, и туфли, на высеких каблуках. Ты пойми: я не против хорошей жизни. Я против обжорства. Заметил сейчас, какая мебель у них в квартире была? Музейная!
— Тебя послушать, так все наши беды от мебели, — перебил Миша. — Нет, брат, тут сложнее. Настоящего человека ни мебель, ни золотое кольцо подлецом не сделают.
— А тогда в чем ты видишь причину? — разгорячился Олег.
— В одном, — спокойно отозвался Воронцов. — Газеты пишут о справедливости? Пишут! Значит, каждый должен за эту справедливость стеной стоять! Начальство ты или нет, а совесть свою не продавай, не разменивай! А то у нас как порой бывает? Подхалимство, угодничество. Ты не улыбайся! Это все разъедает души, как ржа железо. А потом удивляемся, откуда предатели, неустойчивые люди. Вот кончим войну, все по-другому будет. Такое испытание очистит нас, закалит. Будем правду-матку в глаза резать, со всякой пакостью в открытую бороться.
— Воронцов, Рудаков, ко мне! — послышалось впереди.
Коля остановил отряд и наблюдал за «пикапом», который разворачивался на углу.
— Проверьте, — приказал Коля подбежавшим друзьям.
Воронцов и Рудаков направились к автомобилю.
— Чья машина? — Олег осветил лицо водителя фонариком.
— Связисты мы, — отозвался шофер. — Вы что, сомневаетесь, товарищ капитан? Вот разрешение нашей конторы. Чиним телеграфный кабель, — он протянул Олегу сложенную вчетверо бумажку.
Олег развернул документ, прочитал. Спросил, не возвращая бумаги:
— А почему здесь печать не вашей конторы, а Наркомата связи?
— А уж это не наша забота! Позвоните туда, на бланке есть номер телефона.
— Воронцов, — обратился Олег к Мише. — Проверьте. И пусть наши подойдут.
— Есть! — Воронцов ушел.
— А где остальные? — спросил Олег.
— Работают, — ухмыльнулся шофер.
Из открытого канализационного люка высунулся рабочий в комбинезоне, протянул руку:
— Дай-ка еще. — Заметив Олега, рабочий растерянно заморгал и юркнул обратно в люк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Коля ушел в голову колонны. У Самотеки Садовое кольцо перегородили «ежи». В проходе дежурили двое красноармейцев.
— Привет пехоте, — поздоровался Олег. — Что слыхать?
— Постреливают, — отозвался красноармеец, всмотрелся в петлицы Олега и добавил: — Товарищ капитан.
— Закуривайте. — Польщенный Олег протянул красноармейцам портсигар. Он не привык еще к своему новому, досрочно присвоенному званию и весь расцветал, когда посторонние обращались к нему «товарищ капитан».
Красноармейцы прикурили. Тот, что был помоложе, спросил:
— Ловите, значит? И много их?
Олег оглянулся на Воронцова и сказал с заминкой:
— Есть, к сожалению. Да ведь это и понятно. В тяжелый час вся муть поверху плавает.
— Это точно, — подтвердил боец. — Дерьмо — оно завсегда плавает, товарищ капитан. Кстати сказать, окно видите? Во-он в том доме, на углу бульвара. Второе от края, пятый этаж?
— Вижу. А что?
— Человек оттуда прыгнул. Минут пятнадцать назад.
— Какой человек? — растерялся Олег. — Вы ходили? Смотрели?
— У нас — пост. На поглядки времени нет.
Подошел Миша.
— За мной! — Олег побежал.
На тротуаре лежал мужчина лег тридцати в светлом габардиновом плаще. Он был мертв.
— Пойдем в квартиру.
Лифт не работал, поднимались пешком. Воронцов все время оглядывался и наконец сказал Олегу:
— Посмотри.
Только теперь Олег обратил внимание, что двери большинства квартир были полуоткрыты или открыты совсем. На ступенях лестницы то и дело попадались домашние вещи, словно кто-то второпях спускался с верхнего этажа и забыл запереть чемодан.
Вошли в квартиру. В коридоре сидела молодая женщина. Она посмотрела на Олега и Мишу, спросила ровным голосом:
— Вы из НКВД?
— Я сотрудник милиции, — сказал Олег. — Что произошло?
— Я звонила в НКВД. Это касается их, а не вас.
— Вам придется разговаривать со мной, — повысил голос Олег. — Кто этот человек, который лежит там внизу?
— Мой муж, — женщина подняла на Олега глаза — равнодушные и пустые.
— Почему он… сделал это?
— Он трус. — Женщина пожала плечами. — Побоялся возмездия.
— И вы об этом так спокойно говорите.
— А как, по-вашему, я должна говорить? — Она снова пожала плечами. — Немцы войдут в Москву?
— Нет!
— Послушайте… — Она включила приемник.
— Почему приемник не сдали?
— Муж сказал, что есть разрешение, — она увеличила громкость.
— … тели Москвы! — послышался из динамика уверенный громкий голос. — Германские войска у ворот города! На улицах московского предместья Химки — немецкие танки! Мы призываем всех честных граждан…
Олег выключил приемник.
— Без акцента говорит, — тихо сказал Воронцов.
— Объяснитесь все же, — обратился Олег к женщине.
— Он был как сумасшедший. — Женщина сжала виски пальцами. — Твердил все время: «Я буду ждать немцев, все погибло, ты должна быть со мною». Я ничего не понимала. Я говорю: позвоню в НКВД, замолчи, не смей! Он смеялся мне в лицо: «Павлик Морозов в юбке! Ну, позвони! Позвони, дура!» И я… позвонила. Я хотела, чтобы он убил меня! А он прыгнул в окно.
— Успокойтесь. — Олег протянул ей стакан с водой. — Не о ком вам жалеть, вы все правильно сделали.
Она кивнула:
— Вы идите. Не ваше это дело, не милиции.
Олег обернулся. В дверях стоял Коля, рядом с ним — трое в штатском.
— Это — наши сотрудники, — объяснил им Коля, хотя на Олеге и Мише были форменные плащи с петлицами.
— Вы из госбезопасности? — спросил Олег.
— Да, — подтвердил один из мужчин. — Чго здесь?
— Типичный случай паникерства. Человек перетрусил и покончил с собой. Жена ни при чем.
— Разберемся, — мужчина и его спутники вошли в комнату. — Пришлите нам понятых и продолжайте заниматься своим делом.
Коля откозырял, обратился к своим:
— Пошли, товарищи.
Миша обернулся: жена самоубийцы смотрела с такой тоской, с таким отчаянием, что Миша не выдержал:
— Вы крепитесь, вам теперь никак нельзя себя распускать.
Она улыбнулась сквозь слезы:
— Спасибо вам.
Начинало светать. В предрассветном небе возникли рыбообразные силуэты аэростатов воздушного заграждения. Громады домов вдруг высветлились и словно повисли в воздухе. Миша и Олег шли замыкающими. Оба молчали.
— О чем думаешь? — спросил Олег.
— Так, — Воронцов поднял воротник плаща, сунул руки в рукава. — Холодно чего-то.
— Ноябрь на носу, — хмыкнул Олег. — Переживаешь?
— Не могу понять, — сказал Миша. — Почему этот… ее муж… стал таким?
— А чего тут непонятного? — повернул к нему голову Олег. — Привык человек жить в свое удовольствие. А пришла беда — растерялся. Знаешь, что я тебе скажу? Я перед войной, ну, перед самым началом иду как-то по улице, смотрю — мать честная: одеты-то все как! Ну, думаю, хорошо стали жить люди, ничего не скажешь. А навстречу девчонка идет, лет пятнадцати. Расфуфыренная, как старорежимная барышня. И серьги на ней, и кольца, и туфли, на высеких каблуках. Ты пойми: я не против хорошей жизни. Я против обжорства. Заметил сейчас, какая мебель у них в квартире была? Музейная!
— Тебя послушать, так все наши беды от мебели, — перебил Миша. — Нет, брат, тут сложнее. Настоящего человека ни мебель, ни золотое кольцо подлецом не сделают.
— А тогда в чем ты видишь причину? — разгорячился Олег.
— В одном, — спокойно отозвался Воронцов. — Газеты пишут о справедливости? Пишут! Значит, каждый должен за эту справедливость стеной стоять! Начальство ты или нет, а совесть свою не продавай, не разменивай! А то у нас как порой бывает? Подхалимство, угодничество. Ты не улыбайся! Это все разъедает души, как ржа железо. А потом удивляемся, откуда предатели, неустойчивые люди. Вот кончим войну, все по-другому будет. Такое испытание очистит нас, закалит. Будем правду-матку в глаза резать, со всякой пакостью в открытую бороться.
— Воронцов, Рудаков, ко мне! — послышалось впереди.
Коля остановил отряд и наблюдал за «пикапом», который разворачивался на углу.
— Проверьте, — приказал Коля подбежавшим друзьям.
Воронцов и Рудаков направились к автомобилю.
— Чья машина? — Олег осветил лицо водителя фонариком.
— Связисты мы, — отозвался шофер. — Вы что, сомневаетесь, товарищ капитан? Вот разрешение нашей конторы. Чиним телеграфный кабель, — он протянул Олегу сложенную вчетверо бумажку.
Олег развернул документ, прочитал. Спросил, не возвращая бумаги:
— А почему здесь печать не вашей конторы, а Наркомата связи?
— А уж это не наша забота! Позвоните туда, на бланке есть номер телефона.
— Воронцов, — обратился Олег к Мише. — Проверьте. И пусть наши подойдут.
— Есть! — Воронцов ушел.
— А где остальные? — спросил Олег.
— Работают, — ухмыльнулся шофер.
Из открытого канализационного люка высунулся рабочий в комбинезоне, протянул руку:
— Дай-ка еще. — Заметив Олега, рабочий растерянно заморгал и юркнул обратно в люк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161