Народу было немного — последний поезд, поздний час. У окна сидел военный с чемоданом, несколько деревенских женщин везли на рынок свой нехитрый товар — осенние цветы и картошку. Щелкнула дверь, в вагон ворвался холодный ветер и грохот колес. Вошли три работника милиции — два старшины и офицер. Все трое медленно двигались вдоль прохода, внимательно вглядываясь в лица пассажиров. У одного из старшин на груди поблескивала серебряная медаль на серой ленточке — «За боевые заслуги».
— Ищут, — услышала Маша голос одной из женщин. — А чего ищут? Кому надо — тот дело сделал и водку пьет!
Около полного мужчины в светлом габардиновом плаще офицер замедлил шаг, приложил руку к козырьку:
— Оперативная группа отдела охраны. Разрешите ваши документы.
Мужчина торопливо полез в карман, протянул офицеру паспорт. Офицер пролистал, сказал вежливо:
— Прошу пройти с нами.
— А в чем дело? — забеспокоился мужчина.
— Все объяснения потом, — строго посмотрел офицер. — Прошу.
— Но меня ждут на вокзале, встречают, — мужчина совсем разнервничался. — Вам могу сказать… — Он поднял с сиденья толстый портфель. — Здесь пятьдесят тысяч рублей! Вы представляете!
— Все будет в целости и сохранности. И вы, и ваши деньги.
— Хорошо, — мужчина взял портфель и вышел вслед за милиционерами.
— Да-а-а, — протянула цветочница. — Преступники нынче расплодились не хуже грибов в урожайный год. Видали? То одна железнодорожная милиция ходила, проверяла, а теперь и городскую подключили. Режут. Ох, режут.
— А ты почем знаешь, что эти городские? — спросила вторая женщина. — У меня у самой зять в милиции на железной дороге, так я и то не разберу, где кто. На всех нынче мундиры, погоны.
— А я тебе говорю — городские это были! — продолжала настаивать цветочница. — Отличие у них совсем другое! У меня, тетка, глаз — алмаз!
Маша встала, направилась к тамбуру. Огромная сумма денег в портфеле пассажира, странное, с ее точки зрения, поведение начальника патруля вызвали в ней безотчетную тревогу. А теперь еще и эти женщины со своими сомнениями. Маша ускорила шаг, толкнула дверь в тамбур. Дверь поддалась с трудом — словно ее кто-то придерживал изнутри. Маша толкнула сильнее и протиснулась в тамбур. У противоположных дверей стоял милиционер и испуганно смотрел на нее. Офицер перелистывал какую-то книжку — она была похожа на записную. Третий милиционер опирался спиной на стекло входных дверей. Полного мужчины не было.
Еще не понимая, не догадываясь, что произошло, Маша машинально обвела взглядом тамбур и увидела за спиной второго милиционера уголок портфеля.
— Позвольте, — растерянно спросила Маша. — А где же… гражданин, которого вы увели?
— Ждет в соседнем вагоне под охраной наших сотрудников, — спокойно объяснил офицер. — Это преступник, мы его разыскивали и нашли. А разрешите спросить: почему это вас интересует?
Маша слушала его ровную, неторопливую речь и ловила себя на том, что не только не успокаивается, но, наоборот, начинает нервничать все больше и больше.
— Я жена комиссара милиции Кондратьева, — сказала Маша резко. — Я хочу увидеть задержанного.
— Сначала — попрошу документы, — все так же спокойно произнес офицер.
Маша открыла сумочку, достала паспорт. Последнее, что она увидела, была вереница летящих огней. Они вытянулись в длинную цепочку, потом слились в непрерывную, сверкающую линию и разом погасли. Удара ножом, а тем более удара при падении Маша уже не почувствовала.
…Утром ее нашел путевой обходчик. Она лежала под откосом, неловко подвернув руку. Широко открытые глаза удивленно смотрели в очень низкое и очень синее по-осеннему небо.
— Здесь она упала… — Миронов показал Олегу впадину от тела, примятую траву. — Значит, выбросили ее из поезда примерно вон там, — прикинул Миронов.
Олег слушал машинально. Он смотрел, как двое санитаров укладывали на носилки тело Маши.
— Комиссару сообщили? — спросил Миронов.
Олег молча кивнул.
* * *
Коля сидел на стуле посредине комнаты. Виктор ходил из угла в угол. Нина стояла у окна с притихшим Генкой на руках.
— Ты… заказал гроб? — спросил Коля. — Нужно белый, ты понял?
— Да.
— Цветы? Она очень любила красные розы…
— Теперь не сезон, батя…
— Пусть будут любые, только чтоб красные… — Коля поперхнулся, с трудом подавил готовое вот-вот прорваться рыдание. Нет больше Маши. Нельзя в это поверить, нельзя понять. А ее все равно нет. И больше никогда не будет. Какое это отвратительное слово — «никогда».
Коля подошел к Нине, поднял за подбородок голову Генки. Тот смотрел испуганно-жалостливо, словно понимал, какая страшная беда обрушилась на его деда. «Вот я я остался один… Приду домой, позвоню и никто не откроет. Войду — никто не встретит… Ночью проснусь, пойду курить — никто не скажет: „не надо“. А я теперь начну курить, это уж точно. Думал, уйду первым. Работа такая. Боялся, останется Маша одна. Как бы она жила одна? А как теперь я?»
— Николай Федорович… — робко сказала Нина. — Можно мы с Генкой пока поживем у вас?
— Спасибо, Нина. Только тебе трудно будет. На работу добираться далеко.
— Значит, можно? — обрадовалась Нина. — Я поеду, самые необходимые вещи привезу.
…Машу хоронили на следующий день. Впереди гроба несли две бархатные подушечки. На одной из них лежал орден Красной Звезды, на второй — медаль «За победу над Германией». Венки не вместились в автобус, и их сложили в грузовик. У входа на кладбище Коля остановился и, пропуская похоронную процессию мимо себя, смотрел и смотрел, как все по очереди, все подряд наступают и наступают на водопроводную трубу, лежащую поперек асфальтовой дорожки, и труба каждый раз с глухим стуком ударяет об асфальт. Речей и винтовочных залпов он не слышал. Вокруг двигались люди, кто-то взял его под руку, усадил в машину.
Очнулся он дома. На диване в спальне лежал небрежно брошенный халатик Маши, на туалетном столике поблескивали аккуратно расставленные флаконы с косметикой. После возвращения из армии Маша так и не успела воспользоваться ими.
Коля перевел взгляд на стену. Там висел портрет Маши. Она смотрела Коле в глаза и улыбалась.
…В управлении его уже ждали Миронов и Рудаков. Олег поздоровался, сказал, замявшись:
— Николай Федорович… Мы все понимаем… Сочувствуем вам… Вы извините нас…
— Спасибо, — Коля проглотил комок, подумал: «Слаб я стал… Старость, что ли?» — и добавил: — Давайте о деле.
— Есть! — оживился Рудаков. — Значит, так: первым они убили того, полного. Его зовут Султанов Алимхан. Врач, имеет частную практику. Имел, — поправился Олег. — Он продал дачу за пятьдесят тысяч наличными некоему Ярцеву Сергею Тихоновичу. Это бывший актер, а ныне — пенсионер. Деньги были сотенными купюрами, пять пачек по десять тысяч в каждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161