Наши прожекторы не могут светить
вперед - только вниз. Хотите, чтобы мы разбили нос о какой-ни-
будь выступ или скалу, которую не заметим? Хотите пробить носо-
вой бензобак? Не забывайте, что баки сделаны из очень тонкого ме-
таллического листа. Достаточно пробить один бак, и создавшаяся
отрицательная плавучесть не позволит нам подняться на повер-
хность. Вас устраивает это, Вайленд?
Его лицо обильно покрылось потом, и он облизнул губы:
- Делай, как знаешь, Толбот.
Я поступил так, как считал нужным: сохранял курс до тех пор,
пока счетчик буксирного троса не показал метров, затем застопо-
рил двигатели и, используя нашу отрицательную плавучесть, кото-
рая при движении компенсировалась поставленными под углом рулями
глубины, начал медленно погружаться. Стрелка глубиномера едва
двигалась. Трос старался задрать нам корму, поэтому каждые де-
сять саженей я ненадолго включал двигатель и вытравливал трос.
На глубине 76 морских саженей наши прожекторы осветили дно.
Здесь не было ни скал, ни кораллов, ни колоний морских губок,
только небольшие кучки сероватого песка и длинные черные гряды
ила. Я вновь запустил двигатели и вывел их на половинную мощ-
ность, компенсировал рулями отрицательную плавучесть и очень мед-
ленно начал продвигаться вперед. Нам потребовалось проплыть
только пять ярдов. Брайсон рассчитал все точно. Когда указатель
длины буксирного троса показал 625 метров, я уловил с левой сто-
роны отблеск чего-то, выступавшего над дном. Это было хвостовое
оперение самолета. Его носовая часть была направлена туда, отку-
да мы приплыли... Я дал задний ход, включил барабан, наматывав-
ший трос, отвел батискаф ярдов на двадцать назад, затем снова дал
передний ход, забирая влево. Добравшись до нужного, по моим рас-
четам, места, дал задний ход и тут же выключил двигатели совсем.
Батискаф начал медленно опускаться. Свободно свисавший гайдроп
коснулся дна, но это не компенсировало отрицательной плавучести
батискафа, как должно было произойти, и основание обсервационной
камеры тяжело плюхнулось в черный ил.
Прошло только пятнадцать минут с того момента, как я уменьшил
поглощение углекислого газа, но воздух в камере уже стал тяжелым.
Ни Вайленд, ни Ройал, казалось, не чувствовали этого - возможно,
они считали, что так и должно быть, а может, просто не обратили
на это внимания - оба были поглощены тем, что можно было увидеть
через передний иллюминатор.
Я и сам был поглощен этим. Сотни раз задумывался я над тем,
что буду чувствовать, как буду реагировать, когда наконец увижу
то, что лежит сейчас полузахороненным в иле рядом с нами. Предпо-
лагал все: злость и ярость, ужас и сердечные боли и, может быть,
некоторый страх. Но ничего этого не было, больше не было. Я испы-
тывал только сожаление, печаль и жесточайшую меланхолию. Возмож-
но, я реагировал не так, как предполагал, потому, что мой мозг
был затуманен болью, но я знал, что не в этом дело. Сожаление и
меланхолия относились только ко мне. Меланхолия была вызвана вос-
поминаниями, которые у меня только и остались; сожаление было со-
жалением человека о себе, безвозвратно потерянном в своем одино-
честве.
Самолет зарылся в ил почти на четыре фута. Правое крыло от-
сутствовало - скорее всего, оно отломилось при падении самолета в
воду. Конца левого крыла также не было, но хвостовое оперение и
фюзеляж были в полном порядке, за исключением изрешеченного носа
и разбитых стекол кабины, которые показывали, как погиб самолет
"ДиСи". Мы находились рядом с фюзеляжем. Нос батискафа висел над
кабиной, и обсервационная камера была не далее чем в шести футах
от разбитых стекол и практически на том же самом уровне. В каби-
не самолета я смог различить два скелета - один, в командирском
кресле, сидел прямо, чуть наклонясь в сторону разбитого бокового
стекла, и удерживался в этом положении пристяжным ремнем, другой,
в кресле второго пилота, сильно наклонился вперед, и его практи-
чески не было видно.
- Красиво, Толбот? Не правда ли - это нечто. - Вайленд,
клаустрофобия которого моментально испарилась, нервно потирал ру-
ки. - Все не напрасно! Все не напрасно! И даже не тронут! Я боял-
ся, что он будет разбросан по всему дну. Для такого опытного спа-
сателя, как ты, Толбот, думаю, это не составит труда? - и не дож-
давшись ответа, он отвернулся, чтобы насладиться видом из иллюми-
натора. - Великолепно! - повторил он снова. - Просто великолепно!
- Прекрасно, - согласился я. Меня даже удивило, насколько
спокойным и безразличным оказался мой голос. - За исключением ан-
глийского фрегата "Де Браак", затонувшего во время шторма около
берегов Делавэра в тысяча семьсот восемьдесят девятом году, это,
вероятно, самый большой подводный клад в Западном полушарии. Де-
сять миллионов двести пятьдесят тысяч долларов в золотых слитках,
изумрудах и необработанных алмазах.
- Да, сэр, - Вайленд позабыл о своих манерах высокопоставлен-
ного чиновника и снова начал потирать руки. - Десять миллионов
двести... - его голос звучал все тише и тише, и наконец он замол-
чал. - Откуда?.. Откуда ты знаешь это, Толбот? - прошептал он.
- Я знал это еще до того, как вы услышали об этом, Вайленд, -
спокойно ответил я. Они оба отвернулись от иллюминатора и устави-
лись на меня: Вайленд - в замешательстве, с подозрительностью и
зачатками страха, а здоровый глаз Ройала был шире, чем я ког-
да-либо видел. - Боюсь, что вы, Вайленд, не так сообразительны,
как генерал, да и я сам в общем-то. Он расшифровал меня сегодня
утром. И я понял - почему. Хотите знать - почему, Вайленд?
- О чем ты говоришь? - прохрипел он.
- Он умный, этот генерал, - продолжал я, будто не слыша его
вопроса. - Увидел, когда мы прилетели этим утром к платформе, что
я прятал лицо только до тех пор, пока не убедился, что среди
встречавших нет некоего лица, а потом уже ни о чем не беспокоил-
ся. Небрежность с моей стороны, признаю. Но это навело его на
мысль, что я не убийца, ведь убийца должен был скрывать свое ли-
цо от любого. Он также пришел к выводу, что раньше я бывал на
платформе и опасаюсь кого-то, кто может узнать меня. И в обоих
случаях оказался прав: я не убийца и раньше бывал на платформе,
например, - сегодня рано утром.
Вайленд молчал - шок от моих слов и грозящие громадные неп-
риятности полностью вывели его из равновесия. Он был слишком по-
ражен, чтобы перевести свои противоречивые мысли в слова.
- Генерал заметил и еще кое-что, - продолжал я. - Когда вы
говорили мне о предстоящей работе, я ни разу не задал вам самых
естественных вопросов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
вперед - только вниз. Хотите, чтобы мы разбили нос о какой-ни-
будь выступ или скалу, которую не заметим? Хотите пробить носо-
вой бензобак? Не забывайте, что баки сделаны из очень тонкого ме-
таллического листа. Достаточно пробить один бак, и создавшаяся
отрицательная плавучесть не позволит нам подняться на повер-
хность. Вас устраивает это, Вайленд?
Его лицо обильно покрылось потом, и он облизнул губы:
- Делай, как знаешь, Толбот.
Я поступил так, как считал нужным: сохранял курс до тех пор,
пока счетчик буксирного троса не показал метров, затем застопо-
рил двигатели и, используя нашу отрицательную плавучесть, кото-
рая при движении компенсировалась поставленными под углом рулями
глубины, начал медленно погружаться. Стрелка глубиномера едва
двигалась. Трос старался задрать нам корму, поэтому каждые де-
сять саженей я ненадолго включал двигатель и вытравливал трос.
На глубине 76 морских саженей наши прожекторы осветили дно.
Здесь не было ни скал, ни кораллов, ни колоний морских губок,
только небольшие кучки сероватого песка и длинные черные гряды
ила. Я вновь запустил двигатели и вывел их на половинную мощ-
ность, компенсировал рулями отрицательную плавучесть и очень мед-
ленно начал продвигаться вперед. Нам потребовалось проплыть
только пять ярдов. Брайсон рассчитал все точно. Когда указатель
длины буксирного троса показал 625 метров, я уловил с левой сто-
роны отблеск чего-то, выступавшего над дном. Это было хвостовое
оперение самолета. Его носовая часть была направлена туда, отку-
да мы приплыли... Я дал задний ход, включил барабан, наматывав-
ший трос, отвел батискаф ярдов на двадцать назад, затем снова дал
передний ход, забирая влево. Добравшись до нужного, по моим рас-
четам, места, дал задний ход и тут же выключил двигатели совсем.
Батискаф начал медленно опускаться. Свободно свисавший гайдроп
коснулся дна, но это не компенсировало отрицательной плавучести
батискафа, как должно было произойти, и основание обсервационной
камеры тяжело плюхнулось в черный ил.
Прошло только пятнадцать минут с того момента, как я уменьшил
поглощение углекислого газа, но воздух в камере уже стал тяжелым.
Ни Вайленд, ни Ройал, казалось, не чувствовали этого - возможно,
они считали, что так и должно быть, а может, просто не обратили
на это внимания - оба были поглощены тем, что можно было увидеть
через передний иллюминатор.
Я и сам был поглощен этим. Сотни раз задумывался я над тем,
что буду чувствовать, как буду реагировать, когда наконец увижу
то, что лежит сейчас полузахороненным в иле рядом с нами. Предпо-
лагал все: злость и ярость, ужас и сердечные боли и, может быть,
некоторый страх. Но ничего этого не было, больше не было. Я испы-
тывал только сожаление, печаль и жесточайшую меланхолию. Возмож-
но, я реагировал не так, как предполагал, потому, что мой мозг
был затуманен болью, но я знал, что не в этом дело. Сожаление и
меланхолия относились только ко мне. Меланхолия была вызвана вос-
поминаниями, которые у меня только и остались; сожаление было со-
жалением человека о себе, безвозвратно потерянном в своем одино-
честве.
Самолет зарылся в ил почти на четыре фута. Правое крыло от-
сутствовало - скорее всего, оно отломилось при падении самолета в
воду. Конца левого крыла также не было, но хвостовое оперение и
фюзеляж были в полном порядке, за исключением изрешеченного носа
и разбитых стекол кабины, которые показывали, как погиб самолет
"ДиСи". Мы находились рядом с фюзеляжем. Нос батискафа висел над
кабиной, и обсервационная камера была не далее чем в шести футах
от разбитых стекол и практически на том же самом уровне. В каби-
не самолета я смог различить два скелета - один, в командирском
кресле, сидел прямо, чуть наклонясь в сторону разбитого бокового
стекла, и удерживался в этом положении пристяжным ремнем, другой,
в кресле второго пилота, сильно наклонился вперед, и его практи-
чески не было видно.
- Красиво, Толбот? Не правда ли - это нечто. - Вайленд,
клаустрофобия которого моментально испарилась, нервно потирал ру-
ки. - Все не напрасно! Все не напрасно! И даже не тронут! Я боял-
ся, что он будет разбросан по всему дну. Для такого опытного спа-
сателя, как ты, Толбот, думаю, это не составит труда? - и не дож-
давшись ответа, он отвернулся, чтобы насладиться видом из иллюми-
натора. - Великолепно! - повторил он снова. - Просто великолепно!
- Прекрасно, - согласился я. Меня даже удивило, насколько
спокойным и безразличным оказался мой голос. - За исключением ан-
глийского фрегата "Де Браак", затонувшего во время шторма около
берегов Делавэра в тысяча семьсот восемьдесят девятом году, это,
вероятно, самый большой подводный клад в Западном полушарии. Де-
сять миллионов двести пятьдесят тысяч долларов в золотых слитках,
изумрудах и необработанных алмазах.
- Да, сэр, - Вайленд позабыл о своих манерах высокопоставлен-
ного чиновника и снова начал потирать руки. - Десять миллионов
двести... - его голос звучал все тише и тише, и наконец он замол-
чал. - Откуда?.. Откуда ты знаешь это, Толбот? - прошептал он.
- Я знал это еще до того, как вы услышали об этом, Вайленд, -
спокойно ответил я. Они оба отвернулись от иллюминатора и устави-
лись на меня: Вайленд - в замешательстве, с подозрительностью и
зачатками страха, а здоровый глаз Ройала был шире, чем я ког-
да-либо видел. - Боюсь, что вы, Вайленд, не так сообразительны,
как генерал, да и я сам в общем-то. Он расшифровал меня сегодня
утром. И я понял - почему. Хотите знать - почему, Вайленд?
- О чем ты говоришь? - прохрипел он.
- Он умный, этот генерал, - продолжал я, будто не слыша его
вопроса. - Увидел, когда мы прилетели этим утром к платформе, что
я прятал лицо только до тех пор, пока не убедился, что среди
встречавших нет некоего лица, а потом уже ни о чем не беспокоил-
ся. Небрежность с моей стороны, признаю. Но это навело его на
мысль, что я не убийца, ведь убийца должен был скрывать свое ли-
цо от любого. Он также пришел к выводу, что раньше я бывал на
платформе и опасаюсь кого-то, кто может узнать меня. И в обоих
случаях оказался прав: я не убийца и раньше бывал на платформе,
например, - сегодня рано утром.
Вайленд молчал - шок от моих слов и грозящие громадные неп-
риятности полностью вывели его из равновесия. Он был слишком по-
ражен, чтобы перевести свои противоречивые мысли в слова.
- Генерал заметил и еще кое-что, - продолжал я. - Когда вы
говорили мне о предстоящей работе, я ни разу не задал вам самых
естественных вопросов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67