Она велела кучеру остановиться.
— С утра хочу пожать вам руку за ваш самоотверженный поступок,— сказала она, подавая Григорию узкую руку в митенках.
Григорий с недоумением смотрел на Татьяну Андреевну, О каком самоотверженном поступке она говорит?
— Ната всему городу рассказывает о том, как вы спасли тонувшего ребенка,— пояснила Татьяна Андреевна.— Я рада, что не ошиблась в вас.
Теплый голос жены хозяина сконфузил Григория.
— Ната сильно преувеличивает мою заслугу,— сказал он смущенно.— Это долг каждого умеющего плавать... Мальчик, возможно, и сам выплыл бы...
— Одно желание жертвовать собой за других говорит о вашей честности, а это главное, и это самое ценное в человеке чувство...
Григорий шел на завод в приподнятом настроении. Его радовало дружеское отношение к нему этой серьезной женщины с глубокими страдальческими глазами. Он с большим уважением относился к Татьяне Андреевне. Ее независимый характер, стремление обособиться от общества, которому она принадлежала, производило на него большое впечатление. Этого впечатления не могли уничтожить насмешки Прасковьи Васильевны. От внимания Григория не ускользнула тщательно скрываемая натянутость между хозяином и его женой. Он не понимал этой натянутости и огорчался за обоих.
Андрей с газетой в руках сидел в качалке на веранде. Он издали узнал Григория. Тот медленно шел вдоль длинного ряда низеньких строений, разыскивая контору завода.
— Наконец-то ты!—радостно закричал он, обнимая Григория за талию.— Я уж тебя и ждать перестал!
Григорий показал ему записку Волкова.
— Я по делу, Андрей. Арсений Ефимович просит отпустить ему шинного железа.
— Это надо к нашему управляющему Сыщерову. Пойдем, передадим ему записку, а потом осмотрим наш завод.
Они нашли Сыщерова — средних лет мужчину с широкой спиной и кривыми ногами,— в его кабинете.
Сыщеров, тыча толстым пальцем в лежащую перед ним ведомость, строго выговаривал молодому конторщику за ошибку в подсчете.
По столу ходил ручной голубь, он клевал руку Сыщерова.
Андрей представил Григория:
— Гриша Лямин, мой товарищ по гимназии, Иван Иванович...
Лицо Сыщерова с маленьким носом, точно вдавленным меж мясистых щек, выразило холодное внимание.
Григорий протянул ему записку, лицо его смягчилось.
— Для Арсения Ефимовича у нас железо всегда найдется,— сказал он.— Я сейчас распоряжусь грузить. Андрей подхватил Григория под руку:
— А теперь идем смотреть наш завод.
Хлопкоочистительный завод — большое двухэтажное здание из жженого кирпича — занимало середину огромной территории двора.
Уже издали виднелась цепь полуголых рабочих-каракалпаков, протянувшаяся от амбаров к корпусу завода. Согнувшись почти под прямым углом, они несли на спинах девятипудовые мешки-канары, плотно набитые сырцом. Один за другим они поднимались по гнущейся доске до второго этажа и исчезали в глубине здания. Прямо над цепью рабочих ревела труба рыхлителя, очищающего загрязненный хлопок. Тучи пыли и листьев, мелкие камешки далеко разносились по двору.
Григорий заглянул в дверь нижнего этажа, откуда слышалось звучное фырканье и топот лошади. Он рассмеялся, увидев лошадь с завязанными глазами, вертевшую гидравлический пресс точно чигирь. Он тронул Андрея за плечо и начал говорить ему, что на заводах Ташкента прессование хлопка давно механизировано. Но рев рыхлителя заглушал слова, Андрей не понял, что говорил ему Григорий и, рассмеявшись над красным ог натуги лицом товарища, потащил его на второй этаж.
Он с гордостью показал Григорию на батарею в четыре джины.
— Самой последней конструкции гузоломки. Несколько лет тому назад коробочки местного хлопка очищали руками, а теперь машинами...
Каракалпаки молча работали у джин и, как показалось Григорию, неприязненно следили за молодыми хозяином и его гостем.
Трое рабочих охапками переносили очищенное от семян волокно в другой конец здания и руками набивали его в прессовую коробку.
Григорию не раз хотелось сказать Андрею, что завод его отца устарел. За границей хлопкоочистительное
дело давно механизировано. Но Андрей не давал ему говорить. Он водил товарища от машины к машине, торопливо объяснял все несложные процессы очистки хлопка от семян и, наконец, утомившись, повел Григория в машинное отделение.
Завод работал паром. Около топки огромного ци линдрического парового котла возились двое рабочих. Они деревянными лопатами беспрерывно бросали в раскаленную топку шелуху от хлопковых коробочек и разный мусор, который лежал огромными кучами около завода.
Григорий заметил в глубине машинного отделения Лазарева, стучавшего молотком. Он поспешно подошел к машинисту и поздоровался с ним.
— Много раз собирался к вам зайти, но все еще не освоился со службой и своим новым положением,— сказал Григорий, пожимая руку Лазарева.
— А зашли бы, право... Мне нужно с вами поговорить.
— Вот только справимся с арбакешами, я стану свободней распоряжаться своим временем...
— А я как раз и хотел с вами говорить об арбаке-шах и гужевой конторе.
Григорий с удивлением смотрел на машиниста: «С какой стороны его могла интересовать гужевая контора Волкова?»
Лазарев перехватил беспокойный взгляд Андрея, наблюдавшего за ними, и торопливо сказал:
— Я каждую пятницу хожу с сынишкой рыбачить на берег канала около карагачевой рощи. Буду вас ждать.
Осмотр завода был закончен. Андрей и Григорий вышли во двор.
— Ты и раньше знал нашего машиниста?—сухо осведомился Андрей у товарища.
Григория рассмешила недоверчивость Андрея.
— Как же, я ведь уже бывал на вашем заводе и ночевал у Лазарева.
— Бывал? И не зашел ко мне? Ничего не понимаю! Григорий рассказал про свою встречу с Лазаревым в ночь приезда. Лицо Андрея смягчилось.
— Ну, это, конечно, другое дело, а то я подумал... Он не договорил, схватил Григория за плечо и,
понизив голос, торопливо сказал:
— Наш машинист неблагонадежный, находится под надзором... забастовщик. Я такого давно выгнал бы — Сыщеров не соглашается... Я сам слежу за ним, он может и с заводом что-нибудь сделать...
Андрей беспокойно озирался по сторонам, точно боялся, что его подслушают. Григорий успокоил разнервничавшегося товарища.
— Твой машинист вполне порядочный, интеллигентный человек, Андрей. Он не станет подвергать опасности пожара свою семью. Ты выдумываешь эти страхи, пугаешь сам себя.
Андрей рассердился.
— Я выдумываю? Я только вижу дальше, чем Сы-щаров и мой папаша. Пойдем, я покажу тебе наглядно работу Лазарева.
Андрей повел Григория в конец двора, к небольшое му глинобитному строению, приткнувшемуся к складу материалов. Он толкнул пронзительно завизжавшую ободранную дверь, жестом показал Григорию внутренность комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— С утра хочу пожать вам руку за ваш самоотверженный поступок,— сказала она, подавая Григорию узкую руку в митенках.
Григорий с недоумением смотрел на Татьяну Андреевну, О каком самоотверженном поступке она говорит?
— Ната всему городу рассказывает о том, как вы спасли тонувшего ребенка,— пояснила Татьяна Андреевна.— Я рада, что не ошиблась в вас.
Теплый голос жены хозяина сконфузил Григория.
— Ната сильно преувеличивает мою заслугу,— сказал он смущенно.— Это долг каждого умеющего плавать... Мальчик, возможно, и сам выплыл бы...
— Одно желание жертвовать собой за других говорит о вашей честности, а это главное, и это самое ценное в человеке чувство...
Григорий шел на завод в приподнятом настроении. Его радовало дружеское отношение к нему этой серьезной женщины с глубокими страдальческими глазами. Он с большим уважением относился к Татьяне Андреевне. Ее независимый характер, стремление обособиться от общества, которому она принадлежала, производило на него большое впечатление. Этого впечатления не могли уничтожить насмешки Прасковьи Васильевны. От внимания Григория не ускользнула тщательно скрываемая натянутость между хозяином и его женой. Он не понимал этой натянутости и огорчался за обоих.
Андрей с газетой в руках сидел в качалке на веранде. Он издали узнал Григория. Тот медленно шел вдоль длинного ряда низеньких строений, разыскивая контору завода.
— Наконец-то ты!—радостно закричал он, обнимая Григория за талию.— Я уж тебя и ждать перестал!
Григорий показал ему записку Волкова.
— Я по делу, Андрей. Арсений Ефимович просит отпустить ему шинного железа.
— Это надо к нашему управляющему Сыщерову. Пойдем, передадим ему записку, а потом осмотрим наш завод.
Они нашли Сыщерова — средних лет мужчину с широкой спиной и кривыми ногами,— в его кабинете.
Сыщеров, тыча толстым пальцем в лежащую перед ним ведомость, строго выговаривал молодому конторщику за ошибку в подсчете.
По столу ходил ручной голубь, он клевал руку Сыщерова.
Андрей представил Григория:
— Гриша Лямин, мой товарищ по гимназии, Иван Иванович...
Лицо Сыщерова с маленьким носом, точно вдавленным меж мясистых щек, выразило холодное внимание.
Григорий протянул ему записку, лицо его смягчилось.
— Для Арсения Ефимовича у нас железо всегда найдется,— сказал он.— Я сейчас распоряжусь грузить. Андрей подхватил Григория под руку:
— А теперь идем смотреть наш завод.
Хлопкоочистительный завод — большое двухэтажное здание из жженого кирпича — занимало середину огромной территории двора.
Уже издали виднелась цепь полуголых рабочих-каракалпаков, протянувшаяся от амбаров к корпусу завода. Согнувшись почти под прямым углом, они несли на спинах девятипудовые мешки-канары, плотно набитые сырцом. Один за другим они поднимались по гнущейся доске до второго этажа и исчезали в глубине здания. Прямо над цепью рабочих ревела труба рыхлителя, очищающего загрязненный хлопок. Тучи пыли и листьев, мелкие камешки далеко разносились по двору.
Григорий заглянул в дверь нижнего этажа, откуда слышалось звучное фырканье и топот лошади. Он рассмеялся, увидев лошадь с завязанными глазами, вертевшую гидравлический пресс точно чигирь. Он тронул Андрея за плечо и начал говорить ему, что на заводах Ташкента прессование хлопка давно механизировано. Но рев рыхлителя заглушал слова, Андрей не понял, что говорил ему Григорий и, рассмеявшись над красным ог натуги лицом товарища, потащил его на второй этаж.
Он с гордостью показал Григорию на батарею в четыре джины.
— Самой последней конструкции гузоломки. Несколько лет тому назад коробочки местного хлопка очищали руками, а теперь машинами...
Каракалпаки молча работали у джин и, как показалось Григорию, неприязненно следили за молодыми хозяином и его гостем.
Трое рабочих охапками переносили очищенное от семян волокно в другой конец здания и руками набивали его в прессовую коробку.
Григорию не раз хотелось сказать Андрею, что завод его отца устарел. За границей хлопкоочистительное
дело давно механизировано. Но Андрей не давал ему говорить. Он водил товарища от машины к машине, торопливо объяснял все несложные процессы очистки хлопка от семян и, наконец, утомившись, повел Григория в машинное отделение.
Завод работал паром. Около топки огромного ци линдрического парового котла возились двое рабочих. Они деревянными лопатами беспрерывно бросали в раскаленную топку шелуху от хлопковых коробочек и разный мусор, который лежал огромными кучами около завода.
Григорий заметил в глубине машинного отделения Лазарева, стучавшего молотком. Он поспешно подошел к машинисту и поздоровался с ним.
— Много раз собирался к вам зайти, но все еще не освоился со службой и своим новым положением,— сказал Григорий, пожимая руку Лазарева.
— А зашли бы, право... Мне нужно с вами поговорить.
— Вот только справимся с арбакешами, я стану свободней распоряжаться своим временем...
— А я как раз и хотел с вами говорить об арбаке-шах и гужевой конторе.
Григорий с удивлением смотрел на машиниста: «С какой стороны его могла интересовать гужевая контора Волкова?»
Лазарев перехватил беспокойный взгляд Андрея, наблюдавшего за ними, и торопливо сказал:
— Я каждую пятницу хожу с сынишкой рыбачить на берег канала около карагачевой рощи. Буду вас ждать.
Осмотр завода был закончен. Андрей и Григорий вышли во двор.
— Ты и раньше знал нашего машиниста?—сухо осведомился Андрей у товарища.
Григория рассмешила недоверчивость Андрея.
— Как же, я ведь уже бывал на вашем заводе и ночевал у Лазарева.
— Бывал? И не зашел ко мне? Ничего не понимаю! Григорий рассказал про свою встречу с Лазаревым в ночь приезда. Лицо Андрея смягчилось.
— Ну, это, конечно, другое дело, а то я подумал... Он не договорил, схватил Григория за плечо и,
понизив голос, торопливо сказал:
— Наш машинист неблагонадежный, находится под надзором... забастовщик. Я такого давно выгнал бы — Сыщеров не соглашается... Я сам слежу за ним, он может и с заводом что-нибудь сделать...
Андрей беспокойно озирался по сторонам, точно боялся, что его подслушают. Григорий успокоил разнервничавшегося товарища.
— Твой машинист вполне порядочный, интеллигентный человек, Андрей. Он не станет подвергать опасности пожара свою семью. Ты выдумываешь эти страхи, пугаешь сам себя.
Андрей рассердился.
— Я выдумываю? Я только вижу дальше, чем Сы-щаров и мой папаша. Пойдем, я покажу тебе наглядно работу Лазарева.
Андрей повел Григория в конец двора, к небольшое му глинобитному строению, приткнувшемуся к складу материалов. Он толкнул пронзительно завизжавшую ободранную дверь, жестом показал Григорию внутренность комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82