Григорий не спускал глаз с лица Елены.
Елену наградили шумными аплодисментами. Гости окружили музыкантшу. Хозяйка дома крепко пожала ей руку.
Волков с ласковым удивлением смотрел на Елену.
— Ну, станишница, думал я, лучше казацкого горна и музыки нет, а вот, оказывается, ошибся.
Елена равнодушно слушала похвалы. — Вы преувеличиваете, господа, я только дилетантка, но за комплименты благодарю. Она повернулась к Григорию.
— Давайте, сядем где-нибудь и поболтаем.
Они прошли в угол гостиной и сели в кресла у огромной финиковой пальмы.
— Как вы нашли мою игру, Гриша?
Григорий близко наклонился к Елене.
— Вы так хорошо играете, Елена, что просто не верится...
Елена смеясь прервала его:
— ...что я синий чулок?
— Нет, кроме шуток. Я люблю хорошую музыку. Музыка удивительно действует на меня. Мне хочется совершить какой-нибудь подвиг, сделать что-либо большое, огромное, достойное человечества. У меня тогда появляется самое бурное вдохновение. Это чувство я полностью испытал сегодня.
Елена взяла с подлокотника кресла руку Григория и пожала ее.
— Благодарю, я чувствую, что вы говорите это от
чистого сердца.
К ним подошел Андрей.
Григорий с досадой слушал снисходительные похвалы своего товарища, тот ничего не понимал в музыке! Григорию хотелось оборвать его, наговорить колкостей. Он с некоторым разочарованием слушал любезные ответы Елены, неужели ей приятны эти пустые пошлые
восторги?
Громкий голос Наты донесся до него. Она сидела в окружении дам и рассказывала о заграничных курортах.
— Ницца мне нравится гораздо больше Биаррица. В Биаррице слишком шумно... Вдвоем с папой мы побывали на всех заграничных курортах.
Прасковья Васильевна не могла удержать вздоха
зависти.
— Вам, конечно, куда вздумается, туда и поедете. А нам хоть бы в Ялту или Кисловодск.
— А в нынешний год куда едете, Ната?— спросила
жена Клингеля.
— Папа зовет меня в Ниццу, но я, наверное, отка-: жусь. Это лето я хочу провести дома.
Ната сидела, едва сдерживая негодование. Успех учительницы Клингеля был ее поражением. В один вечер эта девушка отняла у нее репутацию единственного талантливого музыканта колонии. Ната не могла не сознавать, что Елена действительно играла лучше ее. Но та ни разу не промолвилась, что знает музыку, а Ната не скрывала от нее даже своих интимных дел.
Она с подозрением смотрела на Елену, та оживленно разговаривала с Андреем и Григорием. Может быть, ей нравился Григорий, и это был ловкий маневр?
Жена Клингеля пригласила гостей к столу. Ната решительно поднялась с кресла и, твердо шагая, подошла к молодым людям.
Она подхватила Григория под руку.
— Гриша, пойдемте к столу.
В столовой был накрыт легкий ужин.
Жена Клингеля усадила молодых людей друг против друга.
Ната чокнулась с Григорием и, мелкими глотками торопливо выпив вино, вполголоса сказала:
— Гриша, не отставай, какой же ты мужчина. Она близко наклонилась к нему.
— Я сегодня на тебя ужасно зла...
— Извини, Ната, но я, кажется, ничем не мог рассердить тебя.
— А музыка? У меня не было ни желания, ни настроения играть сегодня. Но ты безмолвно попросил, и я села за рояль. Я ни в чем не могу отказать тебе и в результате блестяще провалилась.
Григорий попытался сказать, что она играла совсем неплохо.
Голос Григория звучал неуверенно. Ната заметила взгляд, брошенный им на Елену, и сердце ее сжалось от боли. Никогда еще он не нравился ей так, как в этот вечер.
Ната отрицательно качнула головой.
— Я сегодня играла очень плохо. Вот Елена Викторовна исполнила свой номер талантливо. Но я еще сегодня докажу тебе, Гриша, что я умею играть не хуже петербургской учительницы директора банка. После ужина ты проводишь меня домой, я буду играть для одного тебя. Хорошо?
Ната внезапно поймала на себе внимательный взгляд Татьяны Андреевны.
— Гриша, мы, кажется, неосторожно ведем себя,— шепотом предупредила она его. — Давай втянем в разговор Андрея и Елену Викторовну.
Она попросила Григория налить ей вина и потянулась через стол к Елене.
— Я хочу с вами выпить.
Григорий не слышал разговора девушек.. В голове у него шумело от выпитого вина. Он точно в тумане видел большой стол, с хмельными, громко разговаривающими гостями.
Его бывший хозяин не стесняясь ухаживал за женой Клингеля, она заразительно смеялась, откидываясь на спинку стула. Клингель угощал коньяком своего главного бухгалтера. Григорий услышал их разговор.
— Вы теперь, конечно, не станете отрицать наших успехов,— говорил Клингель.— Не станете секретно писать Правлению, что директор не способен управлять отделением...
Ната тронула Григория за локоть.
— О чем ты задумался, Гриша?
— О чем? Я смотрю на гостей и думаю: сколько коварства в вине. В начале вечера все были такие выдержанные, чинные, а выпили, и куда девался весь лоск. Каждый сейчас говорит то, чего в трезвом виде никогда не сказал бы.
Гости шумно вставали из-за стола. Жена Клингеля крикнула Нате:
— Сейчас будем танцевать, готовьтесь! Ната отказалась.
— У меня разболелась голова. Григорий Васильевич обещал проводить меня домой.
Они незаметно вышли в прихожую. Григорий помог Нате одеть пальто. Она крепко оперлась на его руку.
Невидимый в темноте кучер щелкнул кнутом и подал экипаж к подъезду.
Григорий помог Нате сесть. Она от первого толчка экипажа покачнулась и попала в объятия Григория. Он крепко сжал ее.
— Гриша, я хочу много, много говорить с тобой. Она взяла обеими руками его голову и сказала на ухо:
— Ты слезешь у ворот и пойдешь вдоль стены до моего окна, я буду ждать тебя.
— А не будет поздно, Ната?
— О, глупый мальчик! Ты любишь меня?
— Больше жизни!
— Тогда зачем упоминать о времени. У любви одни часы — желанье.
Экипаж остановился у ворот. Григорий вылез и быстро пошел вдоль заводской стены.
Высокое окно голубой комнаты было слабо освещено, за ним смутно виднелся силуэт человека. Григорий осторожно постучал. Ната, придерживая левой рукой края шелкового халатика, правой распахнула створки рамы. Григорий вскочил на подоконник и спрыгнул в комнату. Она закрыла окно, опустила плотную штору и простерла к нему руки.
— Гришенька...
Григорий, не помня себя, схватил ее в объятия, от его порывистого движения лампа вспыхнула и погасла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
С каждым днем Григорий все сильнее привязывался к Нате. Он перестал интересоваться окружающим, забросил все свои занятия. Ему не хотелось думать ни о чем, кроме волнующих встреч с Натой.
Она не раз вместе с отцом или братом приезжала в банк в часы занятий, чтобы лишний раз встретиться с Григорием. Он с благодарным удивлением смотрел на нее — девушку в светлом шелковом платье и кокетли-вой французской шляпке, с хлыстиком в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Елену наградили шумными аплодисментами. Гости окружили музыкантшу. Хозяйка дома крепко пожала ей руку.
Волков с ласковым удивлением смотрел на Елену.
— Ну, станишница, думал я, лучше казацкого горна и музыки нет, а вот, оказывается, ошибся.
Елена равнодушно слушала похвалы. — Вы преувеличиваете, господа, я только дилетантка, но за комплименты благодарю. Она повернулась к Григорию.
— Давайте, сядем где-нибудь и поболтаем.
Они прошли в угол гостиной и сели в кресла у огромной финиковой пальмы.
— Как вы нашли мою игру, Гриша?
Григорий близко наклонился к Елене.
— Вы так хорошо играете, Елена, что просто не верится...
Елена смеясь прервала его:
— ...что я синий чулок?
— Нет, кроме шуток. Я люблю хорошую музыку. Музыка удивительно действует на меня. Мне хочется совершить какой-нибудь подвиг, сделать что-либо большое, огромное, достойное человечества. У меня тогда появляется самое бурное вдохновение. Это чувство я полностью испытал сегодня.
Елена взяла с подлокотника кресла руку Григория и пожала ее.
— Благодарю, я чувствую, что вы говорите это от
чистого сердца.
К ним подошел Андрей.
Григорий с досадой слушал снисходительные похвалы своего товарища, тот ничего не понимал в музыке! Григорию хотелось оборвать его, наговорить колкостей. Он с некоторым разочарованием слушал любезные ответы Елены, неужели ей приятны эти пустые пошлые
восторги?
Громкий голос Наты донесся до него. Она сидела в окружении дам и рассказывала о заграничных курортах.
— Ницца мне нравится гораздо больше Биаррица. В Биаррице слишком шумно... Вдвоем с папой мы побывали на всех заграничных курортах.
Прасковья Васильевна не могла удержать вздоха
зависти.
— Вам, конечно, куда вздумается, туда и поедете. А нам хоть бы в Ялту или Кисловодск.
— А в нынешний год куда едете, Ната?— спросила
жена Клингеля.
— Папа зовет меня в Ниццу, но я, наверное, отка-: жусь. Это лето я хочу провести дома.
Ната сидела, едва сдерживая негодование. Успех учительницы Клингеля был ее поражением. В один вечер эта девушка отняла у нее репутацию единственного талантливого музыканта колонии. Ната не могла не сознавать, что Елена действительно играла лучше ее. Но та ни разу не промолвилась, что знает музыку, а Ната не скрывала от нее даже своих интимных дел.
Она с подозрением смотрела на Елену, та оживленно разговаривала с Андреем и Григорием. Может быть, ей нравился Григорий, и это был ловкий маневр?
Жена Клингеля пригласила гостей к столу. Ната решительно поднялась с кресла и, твердо шагая, подошла к молодым людям.
Она подхватила Григория под руку.
— Гриша, пойдемте к столу.
В столовой был накрыт легкий ужин.
Жена Клингеля усадила молодых людей друг против друга.
Ната чокнулась с Григорием и, мелкими глотками торопливо выпив вино, вполголоса сказала:
— Гриша, не отставай, какой же ты мужчина. Она близко наклонилась к нему.
— Я сегодня на тебя ужасно зла...
— Извини, Ната, но я, кажется, ничем не мог рассердить тебя.
— А музыка? У меня не было ни желания, ни настроения играть сегодня. Но ты безмолвно попросил, и я села за рояль. Я ни в чем не могу отказать тебе и в результате блестяще провалилась.
Григорий попытался сказать, что она играла совсем неплохо.
Голос Григория звучал неуверенно. Ната заметила взгляд, брошенный им на Елену, и сердце ее сжалось от боли. Никогда еще он не нравился ей так, как в этот вечер.
Ната отрицательно качнула головой.
— Я сегодня играла очень плохо. Вот Елена Викторовна исполнила свой номер талантливо. Но я еще сегодня докажу тебе, Гриша, что я умею играть не хуже петербургской учительницы директора банка. После ужина ты проводишь меня домой, я буду играть для одного тебя. Хорошо?
Ната внезапно поймала на себе внимательный взгляд Татьяны Андреевны.
— Гриша, мы, кажется, неосторожно ведем себя,— шепотом предупредила она его. — Давай втянем в разговор Андрея и Елену Викторовну.
Она попросила Григория налить ей вина и потянулась через стол к Елене.
— Я хочу с вами выпить.
Григорий не слышал разговора девушек.. В голове у него шумело от выпитого вина. Он точно в тумане видел большой стол, с хмельными, громко разговаривающими гостями.
Его бывший хозяин не стесняясь ухаживал за женой Клингеля, она заразительно смеялась, откидываясь на спинку стула. Клингель угощал коньяком своего главного бухгалтера. Григорий услышал их разговор.
— Вы теперь, конечно, не станете отрицать наших успехов,— говорил Клингель.— Не станете секретно писать Правлению, что директор не способен управлять отделением...
Ната тронула Григория за локоть.
— О чем ты задумался, Гриша?
— О чем? Я смотрю на гостей и думаю: сколько коварства в вине. В начале вечера все были такие выдержанные, чинные, а выпили, и куда девался весь лоск. Каждый сейчас говорит то, чего в трезвом виде никогда не сказал бы.
Гости шумно вставали из-за стола. Жена Клингеля крикнула Нате:
— Сейчас будем танцевать, готовьтесь! Ната отказалась.
— У меня разболелась голова. Григорий Васильевич обещал проводить меня домой.
Они незаметно вышли в прихожую. Григорий помог Нате одеть пальто. Она крепко оперлась на его руку.
Невидимый в темноте кучер щелкнул кнутом и подал экипаж к подъезду.
Григорий помог Нате сесть. Она от первого толчка экипажа покачнулась и попала в объятия Григория. Он крепко сжал ее.
— Гриша, я хочу много, много говорить с тобой. Она взяла обеими руками его голову и сказала на ухо:
— Ты слезешь у ворот и пойдешь вдоль стены до моего окна, я буду ждать тебя.
— А не будет поздно, Ната?
— О, глупый мальчик! Ты любишь меня?
— Больше жизни!
— Тогда зачем упоминать о времени. У любви одни часы — желанье.
Экипаж остановился у ворот. Григорий вылез и быстро пошел вдоль заводской стены.
Высокое окно голубой комнаты было слабо освещено, за ним смутно виднелся силуэт человека. Григорий осторожно постучал. Ната, придерживая левой рукой края шелкового халатика, правой распахнула створки рамы. Григорий вскочил на подоконник и спрыгнул в комнату. Она закрыла окно, опустила плотную штору и простерла к нему руки.
— Гришенька...
Григорий, не помня себя, схватил ее в объятия, от его порывистого движения лампа вспыхнула и погасла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
С каждым днем Григорий все сильнее привязывался к Нате. Он перестал интересоваться окружающим, забросил все свои занятия. Ему не хотелось думать ни о чем, кроме волнующих встреч с Натой.
Она не раз вместе с отцом или братом приезжала в банк в часы занятий, чтобы лишний раз встретиться с Григорием. Он с благодарным удивлением смотрел на нее — девушку в светлом шелковом платье и кокетли-вой французской шляпке, с хлыстиком в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82