—спросил Григорий.
Елена перестала смеяться:
— Образ мыслей здешних обывателей мне вообще мало нравится...
Лазарев, с удовольствием слушавший молодых людей, вмещался в их разговор.
— Григорий Васильевич, имейте в виду, Елена Викторовна отчаянная суфражистка, поклонница Панк-херст,— шутливо сказал он.
— Вот уж не поклонница!— возразила Елена.— Я никак не хочу ограничиваться только тем, что она предлагает. А потом — эти ее методы борьбы за женское равноправие...
Григорий засмеялся, перебил Елену:
— Вроде приковывания себя к креслам в парламенте, обструкции...
Между ними завязался горячий спор. Они подробно разбирали положение женщины во всех государствах мира, обсуждали методы борьбы женщин за свои интересы и за женское равноправие.
Григорий много рассказывал Елене об ужасном, бесправном положении женщин на Востоке. Он прочел ей ряд пословиц и поговорок кочевников. Они так поразили Елену, что она записала их.
— Это для мамы,— пояснила она,— Я ей пошлю в Петербург, она просто ужаснется...
Елена вслух прочла записанные пословицы: «Сын — богатство, дочь — обуза». «Девочка — это железная ноша». «Бей жену три раза в день, а если мужества не
хватает, бей ту землю, на которой она сидела». «У бедной девушки не может быть желаний».
— О, сколько еще предстоит борьбы, чтобы добиться элементарных прав человека для женщин,— вздохнула Елена.
Лазарев, про которого молодые люди забыли в пылу разговора, напомнил о себе:
— Все эти вопросы не могут быть разрешены в рам-ках буржуазного государства. Истинное женское рав-ноправие может быть только с изменением экономичен ских отношений между людьми.
— Классовых отношений, вы хотите сказать, Ни колай Иванович?— серьезно осведомилась Елена.
Лазарев кивнул головой:
— Женщина добьется равноправия, только вклкн чившись в открытую борьбу рабочих за социализм. Вы же знакомы с целями международного женского дня...
Григорий с завистью слушал их разговор. Они, видимо, не однажды говорили на эту тему. И здесь, на такой ужасно далекой окраине, где, казалось, все подчинено духу наживы, обману, есть люди с живой мыелью, с горячим отзывчивым сердцем. А что делал он? Увлекался воздушными замками, помогал Волкову обманывать дехкан. Имеет ли он право оставаться среди этих честных людей?
Григорий встал.
— Мне пора,— сказал он.
— Заходите же ко мне, Григорий Васильевич,— приветливо сказал Лазарев.— Не забывайте...
— С удовольствием, Николай Иванович, но Андрей поссорится со мной.
— А вы переселитесь на другую квартиру, будем встречаться у вас... Ведь вы же не останетесь работать у Волкова?
Григорий промолчал. Лазарев с сожалением посмотрел на него.
— Ох, трудно вам будет служить в Новом Ургенче! Здесь не любят того, кто думает не так, как все они. В большом городе легче служить, там можно отгородиться от жизни гроссбухами, цифрами...
Григорий молча простился с Еленой и с Лазаревым и быстро пошел домой. Домой! Он не мог без отвращения думать об этом доме, о его владельце...
Весь следующий день Григорий сидел в кабинете и усердно работал, писал письма многочисленным клиентам Волкова. Он с болезненным вниманием прислушивался к разговорам своего хозяина со своими клиентами, со служащими. Он только сейчас обратил внимание на разнообразие дел Волкова, на его исключительно большую осведомленность в товарах. Вот перед ним приказчик из кишлачного пункта, где Волков заготавливает шерсть для московской суконной фабрики.
Приказчик упорно твердит, что те сто пудов, которых у него недостает, хозяин сдал другой фирме.
Волков отечески ласково журит приказчика:
— Эх, Ваня, Ваня! Какой же из тебя коммерсант получится, если ты с товаром-то обращаться не умеешь. Ты сдачу шерсти приемщикам задержи на сутки, а сам сделай так: около овечьей шерсти вели хорошенько полить землю так, чтобы на десять пудов шерсти ведро воды вылить. Она за ночь всю воду впитает, вот у тебя недостачи и не будет. А верблюжью шерсть прямо из лейки полей, да перевороши, она с земли не принимает. Да смотри, не перепутай, сам отвечать будешь...
К вечеру во двор Волкова приехал Шарифбай.
Волков встретил его дружеским восклицанием и, обняв за талию, повел в столовую.
Григорий осторожно встал и незаметно прошел в гостиную. Он хотел слышать их разговор и не стыдился подслушать его. Он хотел знать истину.
Григорий сел в кресло у двери, ведущей в гостиную, и замер.
— Господин Волков, ошибся, наверное, приказчик ваш. Рассчитал он дешевле моих арбакешей, чем договаривались мы.
Волков засмеялся.
— Почему ж это ошибся-то. Уговаривались мы о тридцати арбах, а вы нагнали шестьдесят! Тридцать мы и рассчитали по общей цене.
Голос Шарифбая повысился:
— Не уговаривался я с вами о количестве арб, а о цене только!
Волков засмеялся сильнее:
— Этак вы и сто, и двести арб заведете, а я вам
плати по шесть копеек. Дудки, Шарифбай! За тридцать арб по шесть копеек, остальным по четыре, как всем арбакешам.
— Поступить могу я иначе, господин Волков,— угрожающе сказал Шарифбай.
Волков раскатисто захохотал.
— Ой, напугал, Шарифбай! Иди, иди, скажи арбакешам, что, мол, помог я Волкову объегорить вас на две лишних копейки, а теперь вы мне помогите его объегорить...
Шарифбай молчал.
В голосе Волкова внезапно послышались угрожающие нотки:
— Шарифбай, я и с вами, и с Сауркой по коммерции боролся, по честности. А если бы понадобилось, я бы и другой путь нашел... Лучше не начинайте вашу игру сначала, верно говорю...
Шарифбай молчал.
Волков вдруг понизил голос:
— Шарифбай, хотите купить у меня это дело прямо на ходу?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Всю длинную осеннюю ночь Григорий пролежал в постели в тяжелом раздумье. Унылый однообразный стук косого дождя в окно и шуршанье ветра в печной трубе усиливали его угнетенное состояние. Виновником поражения арбакешей оказался не он, а Волков и Ша-рифбай. Но это не снимало вины и с него, ближайшего помощника Волкова.
Григорий испытывал чувство глубокого разочарования и в работе, и в людях.
В Новом Ургенче ходило много слухов о темных махинациях коммерсантов. Больше всего говорили об аферах Волкова. Григорий не верил рассказам, порочащим его хозяина, но с некоторых пор он стал внимательнее прислушиваться к разговорам о Волкове. К этому его побудила таинственная встреча его хозяина с двумя вооруженными всадниками, случайным свидетелем которой он был. Нижняя часть лица ночных посетителей была завязана красными платками. Григорий тогда же вспомнил о намеках мрачного коммерсанта, который сказал на ужине в клубе: «Хлопок любит чистые руки, Волков».
Волков был доволен работой Григория. Но Григорий на этот раз не испытывал обычного удовлетворения от похвал хозяина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Елена перестала смеяться:
— Образ мыслей здешних обывателей мне вообще мало нравится...
Лазарев, с удовольствием слушавший молодых людей, вмещался в их разговор.
— Григорий Васильевич, имейте в виду, Елена Викторовна отчаянная суфражистка, поклонница Панк-херст,— шутливо сказал он.
— Вот уж не поклонница!— возразила Елена.— Я никак не хочу ограничиваться только тем, что она предлагает. А потом — эти ее методы борьбы за женское равноправие...
Григорий засмеялся, перебил Елену:
— Вроде приковывания себя к креслам в парламенте, обструкции...
Между ними завязался горячий спор. Они подробно разбирали положение женщины во всех государствах мира, обсуждали методы борьбы женщин за свои интересы и за женское равноправие.
Григорий много рассказывал Елене об ужасном, бесправном положении женщин на Востоке. Он прочел ей ряд пословиц и поговорок кочевников. Они так поразили Елену, что она записала их.
— Это для мамы,— пояснила она,— Я ей пошлю в Петербург, она просто ужаснется...
Елена вслух прочла записанные пословицы: «Сын — богатство, дочь — обуза». «Девочка — это железная ноша». «Бей жену три раза в день, а если мужества не
хватает, бей ту землю, на которой она сидела». «У бедной девушки не может быть желаний».
— О, сколько еще предстоит борьбы, чтобы добиться элементарных прав человека для женщин,— вздохнула Елена.
Лазарев, про которого молодые люди забыли в пылу разговора, напомнил о себе:
— Все эти вопросы не могут быть разрешены в рам-ках буржуазного государства. Истинное женское рав-ноправие может быть только с изменением экономичен ских отношений между людьми.
— Классовых отношений, вы хотите сказать, Ни колай Иванович?— серьезно осведомилась Елена.
Лазарев кивнул головой:
— Женщина добьется равноправия, только вклкн чившись в открытую борьбу рабочих за социализм. Вы же знакомы с целями международного женского дня...
Григорий с завистью слушал их разговор. Они, видимо, не однажды говорили на эту тему. И здесь, на такой ужасно далекой окраине, где, казалось, все подчинено духу наживы, обману, есть люди с живой мыелью, с горячим отзывчивым сердцем. А что делал он? Увлекался воздушными замками, помогал Волкову обманывать дехкан. Имеет ли он право оставаться среди этих честных людей?
Григорий встал.
— Мне пора,— сказал он.
— Заходите же ко мне, Григорий Васильевич,— приветливо сказал Лазарев.— Не забывайте...
— С удовольствием, Николай Иванович, но Андрей поссорится со мной.
— А вы переселитесь на другую квартиру, будем встречаться у вас... Ведь вы же не останетесь работать у Волкова?
Григорий промолчал. Лазарев с сожалением посмотрел на него.
— Ох, трудно вам будет служить в Новом Ургенче! Здесь не любят того, кто думает не так, как все они. В большом городе легче служить, там можно отгородиться от жизни гроссбухами, цифрами...
Григорий молча простился с Еленой и с Лазаревым и быстро пошел домой. Домой! Он не мог без отвращения думать об этом доме, о его владельце...
Весь следующий день Григорий сидел в кабинете и усердно работал, писал письма многочисленным клиентам Волкова. Он с болезненным вниманием прислушивался к разговорам своего хозяина со своими клиентами, со служащими. Он только сейчас обратил внимание на разнообразие дел Волкова, на его исключительно большую осведомленность в товарах. Вот перед ним приказчик из кишлачного пункта, где Волков заготавливает шерсть для московской суконной фабрики.
Приказчик упорно твердит, что те сто пудов, которых у него недостает, хозяин сдал другой фирме.
Волков отечески ласково журит приказчика:
— Эх, Ваня, Ваня! Какой же из тебя коммерсант получится, если ты с товаром-то обращаться не умеешь. Ты сдачу шерсти приемщикам задержи на сутки, а сам сделай так: около овечьей шерсти вели хорошенько полить землю так, чтобы на десять пудов шерсти ведро воды вылить. Она за ночь всю воду впитает, вот у тебя недостачи и не будет. А верблюжью шерсть прямо из лейки полей, да перевороши, она с земли не принимает. Да смотри, не перепутай, сам отвечать будешь...
К вечеру во двор Волкова приехал Шарифбай.
Волков встретил его дружеским восклицанием и, обняв за талию, повел в столовую.
Григорий осторожно встал и незаметно прошел в гостиную. Он хотел слышать их разговор и не стыдился подслушать его. Он хотел знать истину.
Григорий сел в кресло у двери, ведущей в гостиную, и замер.
— Господин Волков, ошибся, наверное, приказчик ваш. Рассчитал он дешевле моих арбакешей, чем договаривались мы.
Волков засмеялся.
— Почему ж это ошибся-то. Уговаривались мы о тридцати арбах, а вы нагнали шестьдесят! Тридцать мы и рассчитали по общей цене.
Голос Шарифбая повысился:
— Не уговаривался я с вами о количестве арб, а о цене только!
Волков засмеялся сильнее:
— Этак вы и сто, и двести арб заведете, а я вам
плати по шесть копеек. Дудки, Шарифбай! За тридцать арб по шесть копеек, остальным по четыре, как всем арбакешам.
— Поступить могу я иначе, господин Волков,— угрожающе сказал Шарифбай.
Волков раскатисто захохотал.
— Ой, напугал, Шарифбай! Иди, иди, скажи арбакешам, что, мол, помог я Волкову объегорить вас на две лишних копейки, а теперь вы мне помогите его объегорить...
Шарифбай молчал.
В голосе Волкова внезапно послышались угрожающие нотки:
— Шарифбай, я и с вами, и с Сауркой по коммерции боролся, по честности. А если бы понадобилось, я бы и другой путь нашел... Лучше не начинайте вашу игру сначала, верно говорю...
Шарифбай молчал.
Волков вдруг понизил голос:
— Шарифбай, хотите купить у меня это дело прямо на ходу?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Всю длинную осеннюю ночь Григорий пролежал в постели в тяжелом раздумье. Унылый однообразный стук косого дождя в окно и шуршанье ветра в печной трубе усиливали его угнетенное состояние. Виновником поражения арбакешей оказался не он, а Волков и Ша-рифбай. Но это не снимало вины и с него, ближайшего помощника Волкова.
Григорий испытывал чувство глубокого разочарования и в работе, и в людях.
В Новом Ургенче ходило много слухов о темных махинациях коммерсантов. Больше всего говорили об аферах Волкова. Григорий не верил рассказам, порочащим его хозяина, но с некоторых пор он стал внимательнее прислушиваться к разговорам о Волкове. К этому его побудила таинственная встреча его хозяина с двумя вооруженными всадниками, случайным свидетелем которой он был. Нижняя часть лица ночных посетителей была завязана красными платками. Григорий тогда же вспомнил о намеках мрачного коммерсанта, который сказал на ужине в клубе: «Хлопок любит чистые руки, Волков».
Волков был доволен работой Григория. Но Григорий на этот раз не испытывал обычного удовлетворения от похвал хозяина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82