Они издавна привыкли работать с российскими мануфактурными фабриками, пользовались у них кредитом. Коммерческого риска промышленники избегали, считали его несолидным.
Правление банка осторожно намекало своему директору, что задачей его является не только сбор средств, но и распыление их. Клингель писал правлению, что все это скоро измени гея. С нового года, он надеется, банк будет играть решающую роль в торговле и промышленности оазиса. С нового года... Но он сам не был уверен в этом...
Клингель сердито подписал ведомость и отбросил ее от себя.
— Сегодня, как вчера, вчера, как позавчера,—недовольно пробурчал он.— Мы почти не ощущаем сезона.
— Заходил Волков Арсений Ефимович, по поводу ссуды он хочет видеть вас.
Директор поморщился.
— Это неинтересно, Михаил Ильич. Волков — не наш клиент.
— Он, как будто, имеет намерение работать с хлопком. Он мог бы стать нашим клиентом.
Клингель пренебрежительно промолчал. Настойчивость Кислякова раздражала его. Он схватил первую попавшуюся на глаза бумагу и наклонился над ней. В
эту минуту директор ненавидел служащего, рекомендованного ему правлением... Говорили, что брат Кисляко-ва — крупный чиновник министерства финансов. Кисля-ков служил добросовестно, умел писать убедительные, правда, похожие на газетные статьи доклады, но, по мнению директора, он ничего не понимал в коммерции. Он близко сошелся с Волковым, говорили, будто Прасковья Васильевна обманывает мужа с его другом, Клингель с неприятным чувством вспомнил Волкова, настойчиво добивавшегося кредита в банке. Его считали в колонии ловким дельцом. Он и сам любил говорить: «лучше быть жуликом, чем дураком». Того, кто не был достаточно ловким, он считал глупцом.
В колонии все, кроме директора банка, охотно принимали Волкова. Дамы были в восторге от его вольных шуток. Друзья ласково называли его дядей Арсюшей. Клингель нахмурился, вспомнив, что даже его жена как-то в клубе публично назвала его так фамильярно.
Несмотря на испытываемое им к Волкову чувство брезгливости, Клингель не мог быть к нему несправедливым. Волков был, действительно, энергичным коммерсантом и ярко выделялся среди этих дельцов, которые хотели сохранять холодную кровь и заниматься коммерцией.
Неприятное молчание Клингеля, сосредоточенно смотревшего на трехстрочное авизо, затянулось. Кис-ляков так и не дождался ответа директора. Он нервно сдернул со стола ведомость и, покачнувшись от крутого поворота, быстро вышел из кабинета.
Кисляков точно оставил в банке вместе с бумагами и свою деловитую сухость. Он приветливо улыбнулся Григорию, дожидавшемуся у крыльца, и крепко пожал ему руку:
— Я говорил о вас с Арсением Ефимовичем... Мы, может быть, встретим его по дороге.
Не успели они пройти среди редеющей базарной толпы и двух десятков шагов, как спутник Григория показал ему на медленно двигающийся экипаж.
— А вон и Арсений Ефимович...
Седок в брезентовом пальто-пыльнике приветственно махнул им рукой.
Кисляков тронул Григория за плечо:
— Пойдемте, я еще раз поговорю с ним.
Пока Кисляков разговаривал с Волковым, Григорий со вниманием рассматривал своего будущего хозяина. Блондин, большого роста, с опущенными вниз усами, он имел приветливый вид. Желтые глаза его были слегка сощурены, отчего длинное лицо его казалось преисполненным добродушия и лукавства.
В добротный, вместительный экипаж Волкова был впряжен гнедой раскормленный рысак. На козлах сидел нарядно одетый в синий кафтан маленький, почти черный кучер-казах в модных степняцких сапогах на высоких каблуках.
Волков махнул рукой Григорию: — Идите, что ж вы?..
Он протянул ему большую мягкую руку с широкими плоскими пальцами.
— Садитесь, поедем щи хлебать. Считайте себя на службе с этого дня. О жалованьи вечером договоримся,
Волков хитро подмигнул Кислякову, точно ему и самому показалось забавным такое быстрое решение:
— Не как в ваших банковских канцеляриях, Миша, а?—никакого прошения!—Раз-два и человека устроил, а?
Кисляков засмеялся:
— Ты хотя бы спросил у молодого человека, кто он, посмотрел бы документы.
Волков качнул головой и по-туземному отрицательно щелкнул языком.
— Я, Миша, человека вижу по лицу. Лицо лучше паспорта, а паспорт и купить можно. Так, что ли, молодой человек?—спросил он, хлопая Григория по колену.
Григорий смешался от пристального взгляда своего будущего хозяина. Желтые глаза Волкова смотрели настороженно и странно противоречили его добродушному, приветливому виду.
Экипаж свернул на проселочную дорогу. Мимо побежали поля с ярко-зеленой люцерной в цвету, с непроходимыми чащами высокой джугары. Поля скоро сменило длинное болото, полное желтой, как густой домашний квас, водой и с белой кромкой соли у берегов.
Волков указал Григорию на высившийся за болотом глинобитный дом с пятью окнами, прикрытыми зелеными ставнями.
— А вон и мой домишко. Ну-ка, Курбан, подгони гнедка! Небось, Прасковья Васильевна с Татьяной дождались нас...
Вахмистр Астраханского казачьего полка, стоявшего в Петро-Александровске, Арсений Ефимович Волков по окончании службы не пожелал возвратиться в станицу. Отец его, зажиточный казак, был суровым и требовательным хуторянином, а вахмистр за долгие годы службы отвык от крестьянской работы.
Бравый, исполнительный казак был по нраву командиру полка. Он предложил одному из поставщиков взять на службу отставного вахмистра.
Расторопный приказчик скоро понял несложную коммерцию своего хозяина. Через год службы бывший вахмистр научился не хуже хозяина угощать приемщиков казны и сдавать им гнилой продукт, научился веселой шуткой отвлекать внимание доверчивых дехкан и носком ноги придерживать доску десятичных весов.
Волков вошел в доверие к поставщику и, пользуясь деньгами хозяина, стал сам потихоньку заниматься поставками.
Хозяин скоро обнаружил операции ловкого приказчика и долго бранил его.
— Больно ты скор, Арсений,— говорил он укоряюще,— так и норовишь под шкурку залезть. Нет, чтобы деньгу наживать исподволь, потихоньку, чтобы, значит, и хозяину обидно не было. Меня, брат, тоже вот сорок лет гоняли, пока сам хозяином стал. И ты послужи, да. покланяйся.
Поставщик не лишил приказчика своего доверия, только стал строже приглядывать за ним.
Молодцеватый, всегда чисто одетый казак перенес внимание на дочь хозяина и, несмотря на бдительный присмотр отца и матери, увлек ее.
Отец побоялся скандала и дал богатое приданое за беременной дочерью, устроил пышную свадьбу. Но отказался работать с зятем.
— По-родственному-то ты с меня скоро последнюю рубашку спустишь. Уж теперь живи, как сам знаешь, Арсений.
Волков не стал спорить с тестем. Забрав беременную жену, он переехал из Петро-Александровска на левый берег — в Хивинское ханство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Правление банка осторожно намекало своему директору, что задачей его является не только сбор средств, но и распыление их. Клингель писал правлению, что все это скоро измени гея. С нового года, он надеется, банк будет играть решающую роль в торговле и промышленности оазиса. С нового года... Но он сам не был уверен в этом...
Клингель сердито подписал ведомость и отбросил ее от себя.
— Сегодня, как вчера, вчера, как позавчера,—недовольно пробурчал он.— Мы почти не ощущаем сезона.
— Заходил Волков Арсений Ефимович, по поводу ссуды он хочет видеть вас.
Директор поморщился.
— Это неинтересно, Михаил Ильич. Волков — не наш клиент.
— Он, как будто, имеет намерение работать с хлопком. Он мог бы стать нашим клиентом.
Клингель пренебрежительно промолчал. Настойчивость Кислякова раздражала его. Он схватил первую попавшуюся на глаза бумагу и наклонился над ней. В
эту минуту директор ненавидел служащего, рекомендованного ему правлением... Говорили, что брат Кисляко-ва — крупный чиновник министерства финансов. Кисля-ков служил добросовестно, умел писать убедительные, правда, похожие на газетные статьи доклады, но, по мнению директора, он ничего не понимал в коммерции. Он близко сошелся с Волковым, говорили, будто Прасковья Васильевна обманывает мужа с его другом, Клингель с неприятным чувством вспомнил Волкова, настойчиво добивавшегося кредита в банке. Его считали в колонии ловким дельцом. Он и сам любил говорить: «лучше быть жуликом, чем дураком». Того, кто не был достаточно ловким, он считал глупцом.
В колонии все, кроме директора банка, охотно принимали Волкова. Дамы были в восторге от его вольных шуток. Друзья ласково называли его дядей Арсюшей. Клингель нахмурился, вспомнив, что даже его жена как-то в клубе публично назвала его так фамильярно.
Несмотря на испытываемое им к Волкову чувство брезгливости, Клингель не мог быть к нему несправедливым. Волков был, действительно, энергичным коммерсантом и ярко выделялся среди этих дельцов, которые хотели сохранять холодную кровь и заниматься коммерцией.
Неприятное молчание Клингеля, сосредоточенно смотревшего на трехстрочное авизо, затянулось. Кис-ляков так и не дождался ответа директора. Он нервно сдернул со стола ведомость и, покачнувшись от крутого поворота, быстро вышел из кабинета.
Кисляков точно оставил в банке вместе с бумагами и свою деловитую сухость. Он приветливо улыбнулся Григорию, дожидавшемуся у крыльца, и крепко пожал ему руку:
— Я говорил о вас с Арсением Ефимовичем... Мы, может быть, встретим его по дороге.
Не успели они пройти среди редеющей базарной толпы и двух десятков шагов, как спутник Григория показал ему на медленно двигающийся экипаж.
— А вон и Арсений Ефимович...
Седок в брезентовом пальто-пыльнике приветственно махнул им рукой.
Кисляков тронул Григория за плечо:
— Пойдемте, я еще раз поговорю с ним.
Пока Кисляков разговаривал с Волковым, Григорий со вниманием рассматривал своего будущего хозяина. Блондин, большого роста, с опущенными вниз усами, он имел приветливый вид. Желтые глаза его были слегка сощурены, отчего длинное лицо его казалось преисполненным добродушия и лукавства.
В добротный, вместительный экипаж Волкова был впряжен гнедой раскормленный рысак. На козлах сидел нарядно одетый в синий кафтан маленький, почти черный кучер-казах в модных степняцких сапогах на высоких каблуках.
Волков махнул рукой Григорию: — Идите, что ж вы?..
Он протянул ему большую мягкую руку с широкими плоскими пальцами.
— Садитесь, поедем щи хлебать. Считайте себя на службе с этого дня. О жалованьи вечером договоримся,
Волков хитро подмигнул Кислякову, точно ему и самому показалось забавным такое быстрое решение:
— Не как в ваших банковских канцеляриях, Миша, а?—никакого прошения!—Раз-два и человека устроил, а?
Кисляков засмеялся:
— Ты хотя бы спросил у молодого человека, кто он, посмотрел бы документы.
Волков качнул головой и по-туземному отрицательно щелкнул языком.
— Я, Миша, человека вижу по лицу. Лицо лучше паспорта, а паспорт и купить можно. Так, что ли, молодой человек?—спросил он, хлопая Григория по колену.
Григорий смешался от пристального взгляда своего будущего хозяина. Желтые глаза Волкова смотрели настороженно и странно противоречили его добродушному, приветливому виду.
Экипаж свернул на проселочную дорогу. Мимо побежали поля с ярко-зеленой люцерной в цвету, с непроходимыми чащами высокой джугары. Поля скоро сменило длинное болото, полное желтой, как густой домашний квас, водой и с белой кромкой соли у берегов.
Волков указал Григорию на высившийся за болотом глинобитный дом с пятью окнами, прикрытыми зелеными ставнями.
— А вон и мой домишко. Ну-ка, Курбан, подгони гнедка! Небось, Прасковья Васильевна с Татьяной дождались нас...
Вахмистр Астраханского казачьего полка, стоявшего в Петро-Александровске, Арсений Ефимович Волков по окончании службы не пожелал возвратиться в станицу. Отец его, зажиточный казак, был суровым и требовательным хуторянином, а вахмистр за долгие годы службы отвык от крестьянской работы.
Бравый, исполнительный казак был по нраву командиру полка. Он предложил одному из поставщиков взять на службу отставного вахмистра.
Расторопный приказчик скоро понял несложную коммерцию своего хозяина. Через год службы бывший вахмистр научился не хуже хозяина угощать приемщиков казны и сдавать им гнилой продукт, научился веселой шуткой отвлекать внимание доверчивых дехкан и носком ноги придерживать доску десятичных весов.
Волков вошел в доверие к поставщику и, пользуясь деньгами хозяина, стал сам потихоньку заниматься поставками.
Хозяин скоро обнаружил операции ловкого приказчика и долго бранил его.
— Больно ты скор, Арсений,— говорил он укоряюще,— так и норовишь под шкурку залезть. Нет, чтобы деньгу наживать исподволь, потихоньку, чтобы, значит, и хозяину обидно не было. Меня, брат, тоже вот сорок лет гоняли, пока сам хозяином стал. И ты послужи, да. покланяйся.
Поставщик не лишил приказчика своего доверия, только стал строже приглядывать за ним.
Молодцеватый, всегда чисто одетый казак перенес внимание на дочь хозяина и, несмотря на бдительный присмотр отца и матери, увлек ее.
Отец побоялся скандала и дал богатое приданое за беременной дочерью, устроил пышную свадьбу. Но отказался работать с зятем.
— По-родственному-то ты с меня скоро последнюю рубашку спустишь. Уж теперь живи, как сам знаешь, Арсений.
Волков не стал спорить с тестем. Забрав беременную жену, он переехал из Петро-Александровска на левый берег — в Хивинское ханство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82