А за что? За то, что мы между собой сговориться не можем, а он с баями одну думу имеет. Подождите хоть две недели. Смотрите, вон Шарифбай, такой же бай, как и Волков, а ему не сдается, не верит, сам возит товар.
Сауру удалось убедить большую часть дехкан. Только немногие из них, виновато оглядываясь на товарищей, взяли наряды приказчика Волкова.
Прекрасно задуманный план сорвался.
Вечером приказчик рассказал хозяину о выступлении Саура и упорстве арбакешей. Волков грубо выругался. Бессильная злоба овладела им: столько ума, энергии, средств вложить в это дело и потерпеть неудачу.
Служащие попробовали успокоить Волкова.
— Хозяин, ты не убивайся больно-то,— сказал приказчик,— я еще с ними поговорю, может, они еще согласятся...
Григорий поддержал приказчика, — В самом деле, Арсений Ефимович, вы напрасно
так волнуетесь. Я завтра поговорю с Сауром, попробую его убедить.
Глаза Волкова налились кровью. Он глядел на служащих, не видя их. Что они смыслят в этом деле? Если выступление собственногр транспорта не дало эффекта сегодня — завтра к нему привыкнут. Нужен иной план...
Волков встал и вышел в гостиную, тщательно закрыл за собой дверь, втиснулся в кресло. Он не мог удержать на своем лице маску шутника, добродушного коммерсанта, не знающего неудач, и не хотел, чтобы кто-нибудь видел его осунувшееся, посеревшее лицо. Он курил папиросу за папиросой, с ожесточением швырял окурки с изжеванным мундштуком в широкое горло граммофона. Он торопливо обдумывал новые планы борьбы против арбакешей, искал виновников своего поражения.
«Арестовать Саура? Посадить его в зиндан? Но это значит признать свое бессилие, это значит убедить арбакешей в правоте их дела. Подкупить Саура?—приказчик не раз безуспешно пытался это сделать. Но мог ли неграмотный арбакеш организовать сопротивление?—Ясно, что за его спиной стоит серьезный и умный противник. Этот противник понял план Волкова, знал положение его дел... Транспортные конторы сочувствовали, ко отказывались содействовать ему, они не хотели ссориться со своими возчиками. Шарифбай пытался договориться с ним, но Волков ни с кем не хотел делиться прибылями, на всякий случай он дал уклончивый ответ, обещал подумать.
Волков перебрал всех коммерсантов Нового Ургенча. Многие из них его не любили и даже позлорадствовали бы в случае неудачи. Но ни один коммерсант не пошел бы вместе с туземцами против него. Все они прекрасно понимали, что если сегодня объединить арбакешей против Волкова, то, значит, завтра они объединятся против них.
Только к одному человеку в колонии Волков относился с предубеждением. Это к машинисту Лазареву, который организовал стачку рабочих завода Мешкова, Но Лазарев был далек от всех дел Волкова и едва ли знал Саура.
Волков правду сказал Клингелю. Он никогда не рискнул бы организовать собственный транспорт —это
разорило бы его. Дехканин не считался со своим прудом, он имел свой фураж, сам чинил свой инвентарь, сам обновлял его. Арба дехканина работала в хозяйстве, а перевозка грузов была только побочным делом.
Все было против него. Он несколько дней назад попытался через Клингеля отодвинуть сроки выполнения договоров, но крупная неустойка соблазняла агентов транспортных контор, они не шли на уступки.
Он хотел сам сопровождать свой транспорт на пристань и поговорить с арбакешами. Но Прасковья Васильевна, измученная ревностью, подкараулила его на улице. И он провел с ней большую часть дня...
Волков грубо прикрикнул на Татьяну Андреевну, заглянувшую было в гостиную, и резко поднялся с кресла. Он пешком пошел в клуб.
В дверях буфетной клуба Волков увидел Кисляко-ва, пробиравшегося в игорную комнату.
— Стой, Миша. Тебя-то мне как раз и не хватает. Пойдем выпьем...
Волков усадил Кислякова за стол и приказал подать водки и коньяку. Буфетчик быстро уставил стол разнообразными возбуждающими жажду закусками: солеными грибами, паюсной икрой, балыком. Волков с пренебрежением отодвинул поданные им рюмки.
— Ты, Семеныч, разве не чувствуешь, что мне вожжа под хвост попала.— Стаканы подай, а бабьи наперстки убери до следующего раза.
Кисляков с удивлением смотрел на злое лицо своего друга. Таким он его еще никогда не видел.
Волков чокнулся с Кисляковым, залпом выпил водку и, не закусывая, налил второй стаканчик.
— Говорят, Миша, бывает и на старуху проруха, так вот и со мной, хоть я и не старуха...
В буфетную вошел Сыщеров, управляющий Мешкова. Волков замахал ему рукой.
— Сыщеров! Иван Иванович! Иди-ка, брат, сюда. Вот молодец, что зашел. Иди, иди садись с нами. Сегодня Волков угощает, только не от выигрыша, а от плохого настроения.
Кисляков не любил встречаться с Сыщеровым. Он дважды предупредительно толкнул ногой под столом Волкова, но тот сегодня не хотел понимать его. Волков
усадил управляющего заводом с собой и приказал подать вина; Сыщеров не пил водки.
Два стаканчика коньяка, выпитые Кисляковым, смягчили его, налив третий, он чокнулся с Сыще-ровым.
— Подумать только, ведь я до 1907 года ничего спиртного не пил,— сказал Кисляков, с наслаждением вдыхая густой аромат старого французского коньяка.
— Тогда, в девятьсот седьмом году, на одном петербургском заводе была большая забастовка,—задумчиво сказал он.— Эту забастовку поддержал путилов-ский... а все из-за увольнения одного рабочего, эсера.
Сыщеров усмехнулся.
— Что вы, господин Кисляков. Я очень хорошо помню, что уволенный рабочий был эсдек, но не эсер. Эсеры только хотели руководить этой забастовкой, но провалили ее...
Между Кисляковым и Сыщеровым загорелся спор. Волков попытался примирить их:
— Опять вы сцепились. Ох, беда с вами, горе-социалистами, как встретитесь — крик на весь город. Да бросьте вы спорить понапрасну.
Но спорщики не обращали внимания на Волкова, Они с увлечением вспоминали мельчайшие детали давно прошедшего события, называли десятки имен рабочих, заводской администрации, агентов полиции. Волков поминутно наполнял стаканы спорящих, понуждая пить. Сыщеров точно не замечал, что вместо вина он пьет коньяк, который ему коварно наливал Волков.
— Руководителем забастовки был Сармин, а он сам эсер,— кричал Кисляков.— Я хорошо знаю его. О нем писали в «Московских Ведомостях», а потом в «Новом Времени».
— Нашли свидетелей,— усмехнулся Сыщеров.— Как можно ссылаться на черносотенные газеты...
— Тем не менее они писали правду!—Кисляков валпом выпил коньяк.— Я больше скажу: я сам входил в забастовочный комитет и за это очутился здесь.
— Вы сами?.. Вы? Кисляков... Михаил Ильич—студент третьего курса юридического... который помог сорвать забастовку?..— он с величайшим удивлением смотрел на Кислякова. Тот внезапно побагровел, ударил кулаком по столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Сауру удалось убедить большую часть дехкан. Только немногие из них, виновато оглядываясь на товарищей, взяли наряды приказчика Волкова.
Прекрасно задуманный план сорвался.
Вечером приказчик рассказал хозяину о выступлении Саура и упорстве арбакешей. Волков грубо выругался. Бессильная злоба овладела им: столько ума, энергии, средств вложить в это дело и потерпеть неудачу.
Служащие попробовали успокоить Волкова.
— Хозяин, ты не убивайся больно-то,— сказал приказчик,— я еще с ними поговорю, может, они еще согласятся...
Григорий поддержал приказчика, — В самом деле, Арсений Ефимович, вы напрасно
так волнуетесь. Я завтра поговорю с Сауром, попробую его убедить.
Глаза Волкова налились кровью. Он глядел на служащих, не видя их. Что они смыслят в этом деле? Если выступление собственногр транспорта не дало эффекта сегодня — завтра к нему привыкнут. Нужен иной план...
Волков встал и вышел в гостиную, тщательно закрыл за собой дверь, втиснулся в кресло. Он не мог удержать на своем лице маску шутника, добродушного коммерсанта, не знающего неудач, и не хотел, чтобы кто-нибудь видел его осунувшееся, посеревшее лицо. Он курил папиросу за папиросой, с ожесточением швырял окурки с изжеванным мундштуком в широкое горло граммофона. Он торопливо обдумывал новые планы борьбы против арбакешей, искал виновников своего поражения.
«Арестовать Саура? Посадить его в зиндан? Но это значит признать свое бессилие, это значит убедить арбакешей в правоте их дела. Подкупить Саура?—приказчик не раз безуспешно пытался это сделать. Но мог ли неграмотный арбакеш организовать сопротивление?—Ясно, что за его спиной стоит серьезный и умный противник. Этот противник понял план Волкова, знал положение его дел... Транспортные конторы сочувствовали, ко отказывались содействовать ему, они не хотели ссориться со своими возчиками. Шарифбай пытался договориться с ним, но Волков ни с кем не хотел делиться прибылями, на всякий случай он дал уклончивый ответ, обещал подумать.
Волков перебрал всех коммерсантов Нового Ургенча. Многие из них его не любили и даже позлорадствовали бы в случае неудачи. Но ни один коммерсант не пошел бы вместе с туземцами против него. Все они прекрасно понимали, что если сегодня объединить арбакешей против Волкова, то, значит, завтра они объединятся против них.
Только к одному человеку в колонии Волков относился с предубеждением. Это к машинисту Лазареву, который организовал стачку рабочих завода Мешкова, Но Лазарев был далек от всех дел Волкова и едва ли знал Саура.
Волков правду сказал Клингелю. Он никогда не рискнул бы организовать собственный транспорт —это
разорило бы его. Дехканин не считался со своим прудом, он имел свой фураж, сам чинил свой инвентарь, сам обновлял его. Арба дехканина работала в хозяйстве, а перевозка грузов была только побочным делом.
Все было против него. Он несколько дней назад попытался через Клингеля отодвинуть сроки выполнения договоров, но крупная неустойка соблазняла агентов транспортных контор, они не шли на уступки.
Он хотел сам сопровождать свой транспорт на пристань и поговорить с арбакешами. Но Прасковья Васильевна, измученная ревностью, подкараулила его на улице. И он провел с ней большую часть дня...
Волков грубо прикрикнул на Татьяну Андреевну, заглянувшую было в гостиную, и резко поднялся с кресла. Он пешком пошел в клуб.
В дверях буфетной клуба Волков увидел Кисляко-ва, пробиравшегося в игорную комнату.
— Стой, Миша. Тебя-то мне как раз и не хватает. Пойдем выпьем...
Волков усадил Кислякова за стол и приказал подать водки и коньяку. Буфетчик быстро уставил стол разнообразными возбуждающими жажду закусками: солеными грибами, паюсной икрой, балыком. Волков с пренебрежением отодвинул поданные им рюмки.
— Ты, Семеныч, разве не чувствуешь, что мне вожжа под хвост попала.— Стаканы подай, а бабьи наперстки убери до следующего раза.
Кисляков с удивлением смотрел на злое лицо своего друга. Таким он его еще никогда не видел.
Волков чокнулся с Кисляковым, залпом выпил водку и, не закусывая, налил второй стаканчик.
— Говорят, Миша, бывает и на старуху проруха, так вот и со мной, хоть я и не старуха...
В буфетную вошел Сыщеров, управляющий Мешкова. Волков замахал ему рукой.
— Сыщеров! Иван Иванович! Иди-ка, брат, сюда. Вот молодец, что зашел. Иди, иди садись с нами. Сегодня Волков угощает, только не от выигрыша, а от плохого настроения.
Кисляков не любил встречаться с Сыщеровым. Он дважды предупредительно толкнул ногой под столом Волкова, но тот сегодня не хотел понимать его. Волков
усадил управляющего заводом с собой и приказал подать вина; Сыщеров не пил водки.
Два стаканчика коньяка, выпитые Кисляковым, смягчили его, налив третий, он чокнулся с Сыще-ровым.
— Подумать только, ведь я до 1907 года ничего спиртного не пил,— сказал Кисляков, с наслаждением вдыхая густой аромат старого французского коньяка.
— Тогда, в девятьсот седьмом году, на одном петербургском заводе была большая забастовка,—задумчиво сказал он.— Эту забастовку поддержал путилов-ский... а все из-за увольнения одного рабочего, эсера.
Сыщеров усмехнулся.
— Что вы, господин Кисляков. Я очень хорошо помню, что уволенный рабочий был эсдек, но не эсер. Эсеры только хотели руководить этой забастовкой, но провалили ее...
Между Кисляковым и Сыщеровым загорелся спор. Волков попытался примирить их:
— Опять вы сцепились. Ох, беда с вами, горе-социалистами, как встретитесь — крик на весь город. Да бросьте вы спорить понапрасну.
Но спорщики не обращали внимания на Волкова, Они с увлечением вспоминали мельчайшие детали давно прошедшего события, называли десятки имен рабочих, заводской администрации, агентов полиции. Волков поминутно наполнял стаканы спорящих, понуждая пить. Сыщеров точно не замечал, что вместо вина он пьет коньяк, который ему коварно наливал Волков.
— Руководителем забастовки был Сармин, а он сам эсер,— кричал Кисляков.— Я хорошо знаю его. О нем писали в «Московских Ведомостях», а потом в «Новом Времени».
— Нашли свидетелей,— усмехнулся Сыщеров.— Как можно ссылаться на черносотенные газеты...
— Тем не менее они писали правду!—Кисляков валпом выпил коньяк.— Я больше скажу: я сам входил в забастовочный комитет и за это очутился здесь.
— Вы сами?.. Вы? Кисляков... Михаил Ильич—студент третьего курса юридического... который помог сорвать забастовку?..— он с величайшим удивлением смотрел на Кислякова. Тот внезапно побагровел, ударил кулаком по столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82