«В договоре, заключенном 12-го августа 1873 года Туркестанским генерал-губернатором, генерал-адъютантом фон Кауфманом 1-м с владетелем Хивы Сеид Мухамед Рахим багадур ханом в Гандемиане в п. 14 значится:
В случае разбора претензий со стороны русскоподданных и хивинских, преимущество при уплате долгое отдается русскоподданному перед хивинцем».
— Генерал Гнилицкий просил предупредить вас, господа, что если вы этого пункта не выполните, то он сам примет меры к защите господина Волкова.
Оба хивинца некоторое время растерянно глядели на Клингеля. Он уже не был тем вежливым и любезным директором коммерческого банка, каким они привыкли видеть его. За маленькой фигурой директора им мерещился высокий, внушительный генерал.
Абдурахманбай и Шарифбай знали о существовании этого пункта договора. Но он практически применялся редко, коммерсанты предпочитали договариваться между собой полюбовно,
Абдурахманбая душила бессильная злоба, лицо его налилось кровью. Он резко поднялся с кресла, хрустнул всеми суставами пальцев.
— Все Волкову!— воскликнул он в негодовании.—Почему банк защищает только интересы Волкова. Мы старые коммерсанты протестуем. Есть и нашему терпению конец.
Лицо Клингеля приняло еще более сухое официальное выражение. Он, подражая жестам генерала Гни-лицкого, зашевелил крашеными усами, сказал начальнически высокомерно:
— Как директор отделения Русско-Азиатского банка кредитного учреждения Российской империи и верный подданный его величества государя императора Николая Александровича я не умолчу о вашей угрозе. Сегодня же о ней будет сообщено генералу Гнилицкому... Мне больше вам нечего сказать, господа.
Абдурахманбай побледнел. Он только теперь после холодной угрозы Клингеля понял, куда его завел порыв негодозания. Лицо Абдурахманбая искривилось в принужденную улыбку.
— Ну, вы уж и рассердились, господин директор. Пожалуйста... не сердитесь. Я, знаете, человек восточный, горячий. Мне очень показалось обидно...
Клингель жестом руки остановил его.
— Искренность надо доказывать делами.
Он предложил хивинским коммерсантам немедленно сдать Волкову весь хлопок, который они скупили у дехкан, законтрактованных его клиентом.
Абдурахманбай побледнел вторично. Он уже скупил больше ста тысяч пудов.
— Вы хотите меня разорить?— хриплым от волнения голосом спросил хлопкозаводчик.
Он сжал кулаки, угрожающе согнулся, точно собираясь броситься на директора банка, защищенного от него столом. Клингель со страхом глядел на возбужденное лицо Абдурахманбая. Но это длилось одно мгновение, кулаки хлопкозаводчика внезапно разжались, он бессильно опустился в кресло.
Шарифбай нервно теребил свою рыжеватую бородку. Трусость Абдурахманбая возмущала его. Он попробовал пригрозить Клингелю жалобой правлению банка.
Клингель усмехнулся.
— Вы вольны поступать, как вам заблагорассудится, господа,— сказал он.— Господин Волков, во-первых, мой клиент, а во-вторых, я только выполнил поручение генерала Гнилицкого.
Абдурахманбай встал.
— Господин директор, мы подчиняемся вашему распоряжению, признаем, что допустили ошибку, скупив хлопок, законтрактованный вашим клиентом.
Абдурахманбай униженно пожал руку, небрежно протянутую ему Клингелем, и вместе с Шарифбаем вышел из кабинета. Они молча сели в широкое ландо, и не обменявшись за дорогу ни одним словом, доехали до загородного дома Абдурахманбая.
Абдурахманбай не отпустил Шарифбая, который порывался уехать домой, повел его в свой кабинет. Плотно захлопнув двери, он дал волю долго сдерживаемому гневу. Сдернув с головы шапку, хлопкозаводчик с силой швырнул ее на письменный стол. Тяжелая, большая папаха сбила массивный мраморный чернильный прибор, он с грохотом свалился со стола и разбился на несколько частей; красные чернила брызнули на стену, на шелковые желтые портьеры.
Абдурахманбай обернулся к Шарифбаю.
— Ну?.. Что ж ты молчишь? Оправдывайся. Шарифбай смущенно опустил глаза. Это он подбивал Абдурахманбая бороться с Волковым.
Хлопкозаводчик не дождался ответа и обрушился на Шарифбая сотнями упреков, насмешек, оскорблений, припомнил, как тот уговаривал его выступить против Волкова.
Старший брат, хитрый сановник хана, строго запрещал Абдурахманбаю выступать протить русских коммерсантов. Он вместе с ханом много раз безуспешно пытался бороться с ними. Ни одно нарушение интересов русской торговли не проходило безнаказанно хивинскому хану. Туркестанский генерал-губернатор не скупился на строгие, неприятные выговоры. А попытка объявить товары русских купцов «маркрух»—запрещенными религией, обошлась очень дорого казне хана.
Волков захватил лучшие хлопковые районы ханства, в которых Абдурахманбай работал совместно с Шарифбаем. Это побудило их нарушить запрещение брата Абдурахманбая и начать широкую закупку законтрактованного Волковым хлопка.
Собственный крик утомил Абдурахманбая. Он умолк, схватил со стола афганский тростниковый веер в форме секиры и стал бурно обмахивать свое раскрасневшееся лицо.
Шарифбай попробовал защищаться.
— Все несчастье наше в том, что наш народ невежественный, грубый. Наши дехкане плохие мусульмане, они не знают, не любят своей родины. Безземельный дехкан считает себя «беватан»—без родины, без отечества. Они считают родной клочок собственной земли, а остальное все хана и наше. Надо учить народ, строить медресе, мактабы...
Абдурахманбай встал с кушетки, схватил чугурму.
— Замолчи! — грубо окрикнул он. — Дехканин не разбирает, кто я, мусульманин или христианин. Я для него купец, такой, как и русский. На прошлой неделе ограбили мой пункт в Ходжейли, а Волкова в Ташаузе. Вставай, поедем к Волкову, надо с ним договориться добром...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Из кабинета директора Волков зашел в комнату, где работали Григорий и Кисляков. Григорий прятал бумаги в ящик стола, собираясь уходить.
— Ты куда это не вовремя с занятий уходишь, Гриша?— спросил Волков, здороваясь с ним.
Кисляков опередил ответ Григория.
— Самуил Федорович посылает его на завод Мешкова проверить хлопок, заложенный в банке. Я хотел тебя об этом еще вчера предупредить.
По лицу Волкова скользнула тень недовольства, обычно Клингель заранее предупреждал о наступлении срока ревизии, которую требовали правила банка.
Он скрыл свое недовольство и добродушно улыбнулся.
— Это по-хозяйски! Почаще надо проверять залоги. Ты, Гриша, заодно уж и за моим приемщиком понаблюдай. Он, говорят, половину привеса норовит себе забрать...
Волков лукаво подмигнул Григорию:
— Слыхал? Ната с муженьком приехала. Сыщеров меня кумом приглашал быть...
Григорий неохотно подчинился приказу Клингеля, ему не хотелось идти на завод Мешковых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82