Хлеба было мало, цены на него росли. Два года назад ханство пережило сильный голод, вызванный налетом саранчи. Опасаясь повторения голода, дехкане броса-
лись в поиски денег, запродавали хлопок, рабочий скот, запасались пшеницей. Они не могли знать, что низкие цены на хлопок и эти слухи о высоких его урожаях фабриковались самими промышленниками. Коммерсанты всеми этими мерами побуждали дехкан запродавать вперед урожай хлопка.
Волков в этом году не ездил на курорт. Он лихорадочно готовился к большому хлопковому сезону, строил многочисленные пункты приема хлопка, арендовал амбары для хранения сырца. Договор на очистку сырца он заключил с Мешковым.
Тучный хлопкозаводчик смеялся, подписывая выгодный для себя договор. В Волкова-хлопкопромышленника не верил.
— Для чего тебе этот договор, дядя Арсюша?— говорил он, качая большой головой.— А вдруг ты хлопка не купишь? Ты лучше бы свой завод построил.
— Чего же мне его строить, я готовый куплю. Мне, вот твой завод нравится. Может, продашь?— спрашивал Волков.
Мешков изумился.
— Ты что, меня за дурака считаешь?
— А разве ты умный, Егорушка? За меня беспокоишься, а о себе и не подумаешь. Ты вон, говорят, чуть не сто вагонов волокна продал в Москву? А вдруг не купишь? Тогда неустойка, и прошай завод.
Но намеки Волкова мало тревожили самоуверенного заводчика.
Работа банка разгоралась. Кисляков с чувством глубокого удовлетворения говорил Григорию, подбивая итоги ежедневной оборотной ведомости.
— Вы теперь можете наглядно убедиться в значении банковской системы в хозяйстве империи. Операции наши увеличиваются, все новые фирмы открывают кредиты. А ведь деньги эти пойдут в помощь дехканам, в сельское хозяйство.
Кисляков шуршал бумагами и с гордостью читал Григорию названия фирм и суммы открытых им кредитов.
Он упоминал имена хорошо известных в Фергане коммерсантов Або Мавашева, Симхаева, Потеляхова.
Эти крупные коммерсанты имели отделения в ханстве. Мелкие ростовщики в прошлом, они сказочно раз-
богатели на разорении многих тысяч дехканских хозяйств. Целые уезды Ферганской долины находились в тяжелой зависимости от них.
И русские и хивинские коммерсанты боялись их конкуренции. Генерал Гнилицкий препятствовал их въезду в ханство. Волков как-то однажды показывал Григорию копию письма генерала хивинскому хану. Гнилицкий писал: «Ко мне обратились бухарские евреи Пинхасов и Борухов за разрешением на въезд в ханство. Я, конечно, отказал им. Прошу и ваше высочество не разрешать им въезд. Помните, если в ханстве появится два еврея, то они потянут за собой двести...».
Но это запрещение не препятствовало ферганским коммерсантам работать в колонии, пользоваться кредитами в банке. Они давали взятки министрам хана, чиновникам генерала Гнилицкого, добивались въезда под видом ремесленников: зубных техников, ювелиров, часовых дел мастеров.
Григорий рассеянно слушал Кислякова. Он давно потерял чувство уважения к нему. За его громкими фразами он научился видеть узко личные интересы. Неспособный к крупным коммерческим делам, Кисляков с помощью Волкова стремился встать во главе потребительского общества. Они давно собрали паевой капитал, но с открытием торговли медлили, опасаясь провала кандидатуры Кислякова...
Лицо Кислякова внезапно приняло озабоченное выражение, он задумчиво забарабанил пальцами по столу.
— Меня одно смущает, Григорий Васильевич. Обилие денег в кишлаке и этот переход от полуголодной жизни к сытой на некультурные народы обычно действует развращающе... Вы слыхали? Дехканами тяжело ранен приказчик Мешкова. Говорят, он давал деньги в рост, брал бессовестные проценты, мошенничал. Можно было, конечно, жаловаться на него Мешкову, а то самосуд! Дикая зверская расправа...
Григорий взглянул на часы и встал, не дослушав Кислякова.
— Вы меня извините, Михаил Ильич,— сказал он, убирая бумаги в стол,— но я сегодня тороплюсь.
Лицо Кислякова приняло неприятное выражение.
— Опять к Татьяне Андреевне?— спросил он.
— Да, у нас сегодня продолжение литературного спора о Леониде Андрееве.
За последние дни Григорий часто встречался с Еленой и Татьяной Андреевной. Этому предшествовало его объяснение с Еленой.
После разрыва с Натой Григорий вдруг почувствовал себя одиноким, чужим в неприветливом обществе коммерсантов.
Он попробовал сблизиться с сослуживцами. Но они сторонились его, причисляли к слою привилегированных служащих, которые водили знакомство с хозяевами, копили деньги, искали выгодных невест.
Григорий замкнулся в себе. Он перестал ходить в клуб, посещать немногочисленных знакомых. В его характере появились несвойственные ему черты угрюмости и раздражительности. Он твердо решил как можно скорее уехать из ханства и продолжать ученье.
Тяжелое настроение Григория заметила Татьяна Андреевна, она обратила на него внимание Елены.
— У вас, кажется, хорошие отношения с ним. Попробуйте поговорить. Не хочется верить, чтобы разрыв с Натой мог так серьезно повлиять на него.
Они встретились однажды вечером во дворе банка. Елена попросила проводить ее к Татьяне Андреевне. Григорий заколебался, это нарушило программу его занятий. Елена решительно взяла его под руку.
— Идемте. Нельзя вечно сидеть за книгами. За последнее время вы и так нигде не бываете. Настоящий мизантроп. Почему это?
— Я хочу к осени будущего года поступить в Восточный Институт и теперь занимаюсь...
— Это не причина быть мрачным, как старый филин. Неужели на вас так подействовал издевательский отказ Наты на ваше предложение?
Григорий сжал ее руку.
— Я никак не могу забыть этой сцены на веранде дома Мешковых, не могу успокоиться. Лучшие мои чувства были осмеяны, втоптаны в грязь. Мешковы всюду с негодованием рассказывают о моей попытке захватить приданое Наты. За спиной, где бы я ни появился, я слышу ехидное хихиканье.
Голос Григория дрожал от обиды. Елена дружески сказала ему:
— Вы совершенно напрасно придаете значение сплетням обывателей. Разве для вас было бы лучше, если бы вы женились на Нате. Зять хлопкозаводчика Мешкова, какая высокая честь!
Угрюмое лицо Григория слегка просветлело.
— Ната слишком практична для меня. Честь побуждала сделать ей предложение, а не любовь...— сказал он.— Когда я слышал за спиной все это сплетни, это оплевывало, я чувствовал себя одиноким, боялся думать о друзьях.
— И напрасно. Я всегда ваш друг, Гриша, но друг, требующий от вас откровенности и внимания... Татьяна Андреевна просит нас почаще ходить к ней. У ней мы отдохнем от обывателей и их сплетен...
Жена Волкова с большой радостью принимала у себя молодых людей. В ее комнате, похожей на приемную небогатого врача, вечерами было уютно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
лись в поиски денег, запродавали хлопок, рабочий скот, запасались пшеницей. Они не могли знать, что низкие цены на хлопок и эти слухи о высоких его урожаях фабриковались самими промышленниками. Коммерсанты всеми этими мерами побуждали дехкан запродавать вперед урожай хлопка.
Волков в этом году не ездил на курорт. Он лихорадочно готовился к большому хлопковому сезону, строил многочисленные пункты приема хлопка, арендовал амбары для хранения сырца. Договор на очистку сырца он заключил с Мешковым.
Тучный хлопкозаводчик смеялся, подписывая выгодный для себя договор. В Волкова-хлопкопромышленника не верил.
— Для чего тебе этот договор, дядя Арсюша?— говорил он, качая большой головой.— А вдруг ты хлопка не купишь? Ты лучше бы свой завод построил.
— Чего же мне его строить, я готовый куплю. Мне, вот твой завод нравится. Может, продашь?— спрашивал Волков.
Мешков изумился.
— Ты что, меня за дурака считаешь?
— А разве ты умный, Егорушка? За меня беспокоишься, а о себе и не подумаешь. Ты вон, говорят, чуть не сто вагонов волокна продал в Москву? А вдруг не купишь? Тогда неустойка, и прошай завод.
Но намеки Волкова мало тревожили самоуверенного заводчика.
Работа банка разгоралась. Кисляков с чувством глубокого удовлетворения говорил Григорию, подбивая итоги ежедневной оборотной ведомости.
— Вы теперь можете наглядно убедиться в значении банковской системы в хозяйстве империи. Операции наши увеличиваются, все новые фирмы открывают кредиты. А ведь деньги эти пойдут в помощь дехканам, в сельское хозяйство.
Кисляков шуршал бумагами и с гордостью читал Григорию названия фирм и суммы открытых им кредитов.
Он упоминал имена хорошо известных в Фергане коммерсантов Або Мавашева, Симхаева, Потеляхова.
Эти крупные коммерсанты имели отделения в ханстве. Мелкие ростовщики в прошлом, они сказочно раз-
богатели на разорении многих тысяч дехканских хозяйств. Целые уезды Ферганской долины находились в тяжелой зависимости от них.
И русские и хивинские коммерсанты боялись их конкуренции. Генерал Гнилицкий препятствовал их въезду в ханство. Волков как-то однажды показывал Григорию копию письма генерала хивинскому хану. Гнилицкий писал: «Ко мне обратились бухарские евреи Пинхасов и Борухов за разрешением на въезд в ханство. Я, конечно, отказал им. Прошу и ваше высочество не разрешать им въезд. Помните, если в ханстве появится два еврея, то они потянут за собой двести...».
Но это запрещение не препятствовало ферганским коммерсантам работать в колонии, пользоваться кредитами в банке. Они давали взятки министрам хана, чиновникам генерала Гнилицкого, добивались въезда под видом ремесленников: зубных техников, ювелиров, часовых дел мастеров.
Григорий рассеянно слушал Кислякова. Он давно потерял чувство уважения к нему. За его громкими фразами он научился видеть узко личные интересы. Неспособный к крупным коммерческим делам, Кисляков с помощью Волкова стремился встать во главе потребительского общества. Они давно собрали паевой капитал, но с открытием торговли медлили, опасаясь провала кандидатуры Кислякова...
Лицо Кислякова внезапно приняло озабоченное выражение, он задумчиво забарабанил пальцами по столу.
— Меня одно смущает, Григорий Васильевич. Обилие денег в кишлаке и этот переход от полуголодной жизни к сытой на некультурные народы обычно действует развращающе... Вы слыхали? Дехканами тяжело ранен приказчик Мешкова. Говорят, он давал деньги в рост, брал бессовестные проценты, мошенничал. Можно было, конечно, жаловаться на него Мешкову, а то самосуд! Дикая зверская расправа...
Григорий взглянул на часы и встал, не дослушав Кислякова.
— Вы меня извините, Михаил Ильич,— сказал он, убирая бумаги в стол,— но я сегодня тороплюсь.
Лицо Кислякова приняло неприятное выражение.
— Опять к Татьяне Андреевне?— спросил он.
— Да, у нас сегодня продолжение литературного спора о Леониде Андрееве.
За последние дни Григорий часто встречался с Еленой и Татьяной Андреевной. Этому предшествовало его объяснение с Еленой.
После разрыва с Натой Григорий вдруг почувствовал себя одиноким, чужим в неприветливом обществе коммерсантов.
Он попробовал сблизиться с сослуживцами. Но они сторонились его, причисляли к слою привилегированных служащих, которые водили знакомство с хозяевами, копили деньги, искали выгодных невест.
Григорий замкнулся в себе. Он перестал ходить в клуб, посещать немногочисленных знакомых. В его характере появились несвойственные ему черты угрюмости и раздражительности. Он твердо решил как можно скорее уехать из ханства и продолжать ученье.
Тяжелое настроение Григория заметила Татьяна Андреевна, она обратила на него внимание Елены.
— У вас, кажется, хорошие отношения с ним. Попробуйте поговорить. Не хочется верить, чтобы разрыв с Натой мог так серьезно повлиять на него.
Они встретились однажды вечером во дворе банка. Елена попросила проводить ее к Татьяне Андреевне. Григорий заколебался, это нарушило программу его занятий. Елена решительно взяла его под руку.
— Идемте. Нельзя вечно сидеть за книгами. За последнее время вы и так нигде не бываете. Настоящий мизантроп. Почему это?
— Я хочу к осени будущего года поступить в Восточный Институт и теперь занимаюсь...
— Это не причина быть мрачным, как старый филин. Неужели на вас так подействовал издевательский отказ Наты на ваше предложение?
Григорий сжал ее руку.
— Я никак не могу забыть этой сцены на веранде дома Мешковых, не могу успокоиться. Лучшие мои чувства были осмеяны, втоптаны в грязь. Мешковы всюду с негодованием рассказывают о моей попытке захватить приданое Наты. За спиной, где бы я ни появился, я слышу ехидное хихиканье.
Голос Григория дрожал от обиды. Елена дружески сказала ему:
— Вы совершенно напрасно придаете значение сплетням обывателей. Разве для вас было бы лучше, если бы вы женились на Нате. Зять хлопкозаводчика Мешкова, какая высокая честь!
Угрюмое лицо Григория слегка просветлело.
— Ната слишком практична для меня. Честь побуждала сделать ей предложение, а не любовь...— сказал он.— Когда я слышал за спиной все это сплетни, это оплевывало, я чувствовал себя одиноким, боялся думать о друзьях.
— И напрасно. Я всегда ваш друг, Гриша, но друг, требующий от вас откровенности и внимания... Татьяна Андреевна просит нас почаще ходить к ней. У ней мы отдохнем от обывателей и их сплетен...
Жена Волкова с большой радостью принимала у себя молодых людей. В ее комнате, похожей на приемную небогатого врача, вечерами было уютно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82