..
— Мы об этом еще поговорим, Григорий Васильевич. А пока поторопимся в клуб.
Буфетчик провел молодых людей в библиотеку и зажег лампу.
В небольшой комнате на полу, на подоконнике, на длинном некрашенном столе лежало много книг, журналов, старых газет.
— Книги—моя страсть,— сказала Елена, вдыхая чуть отдававший плесенью запах старой бумаги,— я люблю их запах, их вид, шелест страниц...
Григорий рассмеялся и продолжил ее незаконченную фразу:
— ...но терпеть не могу их содержания. Читать — это такая тоска.
— Не смейтесь, Гриша... ах, простите, Григорий Васильевич.
— Нет, зачем же извиняться,— возразил Григорий.— Мы можем, как гимназисты, называть друг друга по имени. Вот, когда я буду главным бухгалтером или доверенным крупной фирмы, а вы станете профессором, ученым или вообще известным синим чулком, то мы будем называть друг друга важно и чинно, с «вичем». Хорошо, Лена?
Елена кивнула головой.
— Согласна. Но я хочу все-таки возразить на ваше замечание. Я люблю не только вид. цвет и запах книг. Ради бога, не думайте так.
— Увы, меня трудно убедить, Лена,— с шутливым вздохом сожаления сказал Григорий. — Я ведь сам — библиоман. Когда я буду богатым, я заведу огромную библиотеку. Я хочу, чтобы у меня под рукой всегда были классики мира. Но сначала я должен увидеть своими глазами этот мир.
— Фу, как длинно и напыщенно, господин созерцатель,—сморщилась Елена.— Между прочим, идею такой библиотеки вы стянули у меня, это я первая хотела завести ее. Но давайте отложим наш спор и примемся за разбор книг. Любопытно познакомиться со вкусом русских аборигенов колонии.
Библиотека, купленная клубом у вдовы умершего коммерсанта, славилась по всему оазису. Большой любитель книг, он собирал их в течение тридцати лет; под старость, оставив коммерческие дела, он открыл платную библиотеку. Этой библиотекой пользовались все жители колонии.
Григорий развязал первую стопу книг в мягкой голубоватой обложке. Это была «Библиотека романов» Комарова, издателя черносотенной газеты «Свет». Григорий с отвращением показал их Елене.
— Стряпня великосветской кухни!
Он называл ей одну за другой пухлые книги большого формата, отпечатанные на серой скверной бумаге. Это чтиво изготовлялось для особого круга читателей, из которых «Союз русского народа» широко вербовал своих членов. Авторами их были княгини Бебутовы, графини Апраксины, Крыжановские (Рочестер) и многие представители сановного и аристократического ми-
ра. Они безвозмездно представляли газете «Свет» свои толстые романы из великосветской жизни и жизни «потустороннего» мира.
Елена с трудом успевала записывать названия любовных романов, которые ей быстро читал Григорий: «В погоне за любовью», «Вампир граф Дракула», «Тайны Китайского двора». Она перестала записывать, когда он начал перечислять сочинения владык православной церкви, бесплатно прилагавшихся к журналу «Русский паломник». И, едва Григорий прочел фамилии авторов юдофобских книг Лютостанского и ксендза Пранайтиса, как Елена в негодовании швырнула карандаш на стол и встала:
— У меня нет никакого желания переписывать весь этот смрад!
Григорий уронил на пол стопку сочинений графа Амори.
— Идемте,— коротко сказал он.
Было уже темно. Крупные звезды и яркая россыпь Млечного пути излучали слабый свет. В воздухе было неприятно сыро.
Молодые люди быстро шли по дороге. У банковского двора Григорий хотел свернуть в ворота. Елена удержала его за рукав пальто.
— Лазарев нас ждет..
Григорий не ощущал в себе большого желания встретиться с Лазаревым. Он молча подчинился молодой девушке.
Елена не прерывала молчания Григория. Из рассказов Лазарева и по собственным наблюдениям она составила о нем не совсем лестное представление. Это его беззлобное отношение к мерзостям жизни, эта интеллигентская мягкотелость, которую он пытался оправдать созерцательностью натуры, глубоко возмущала Елену. Она знала о его увлечении Натой. Та не раз сама небрежно, слегка иронически, рассказывала ей об этом. Елена возмущалась слепотой Григория, не замечавшего всей пустоты эгоистичной богатой девушки. Нравился ли он ей самой? Елена искоса взглянула на Григория, покорно шагавшего рядом с ней. Нет, подобный «созерцатель» был бы свинцовым грузом в ее жизни. Ее мать, старая учительница рабочих предместий столицы, воспитала своих детей совсем иными. Старший
брат Елены, сосланный на семь лет в Нерчинск, бежал заграницу. Сама она, едва окончив гимназию, стремилась быть самостоятельной, и в поисках средств для дальнейшего учения, не побоялась поехать в Хиву.
Лазарев предостерегал Елену от слишком горячего нападения на Григория. Он думал, что резкие упреки могут побудить его замкнуться в себе.
Машинист был дома. Он сидел у чайного стола и вслух читал жене очерк Короленко.
— Вот хорошо сделали, что зашли!— сказал он, поднимаясь навстречу молодым людям.— Снимайте пальто и садитесь к столу.
Жена Лазарева, полная женщина с энергичным профилем, быстро подогрела самовар, нарезала свежих лепешек, поставила молоко и душистый сотовый мед.
— Кушайте липовый мед, прямо с пасеки папани из Уфимской губернии, из Белебея прислал,— ласково угощала она молодых людей.
— А где же мой ученик?— спросила, оглядываясь Елена.
Из двери соседней комнаты показалась белая головка сынишки Лазаревых. Сердито сдвинутые брови матери не испугали его, он подбежал к Елене и прижался к ней.
— Мама послала меня спать, а я ваш голос услыхал, — сказал он, застенчиво поглядывая на Григория.
— А ну-ка, Григорий Васильевич, проэкзаменуйте моего сынишку по узбекскому языку,— предложил отец.
Григорий заговорил с мальчиком. Тот, вначале стесняясь, скоро оживился и, захлебываясь словами, бойко рассказал ему о всех своих товарищах — узбекских мальчишках. Он без всякого акцента произносил мягкие певучие хивинские слова.
— А вы как?— спросил Григорий отца.
Лазарев засмеялся.
— На двойку, больше не отвечу.
Он пододвинул к молодым людям хлеб и мед. — Кушайте, пейте чай и рассказывайте, что поделываете.
— У Григория Васильевича есть, что рассказать,— заметила Елена.— Он в банке, как говорили вы ему, хотел гроссбухами от жизни загородиться, а жизнь перехлестывает и через главные книги. Он мне сказал,
что сегодня по какой-то причине пришел в «злобное отчаяние», а оно так несвойственно его созерцательной натуре.
Она рассказала Лазареву об их стычке по дороге в клуб.
Лазарев рассмеялся.
— Задорный вы народ, молодежь. Григорий Васильевич, конечно, на себя клевещет, но пусть он нам расскажет, отчего это рассердился.
Григорий рассказал о своей встрече на озере с дехканами и притче, поведанной стариком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Мы об этом еще поговорим, Григорий Васильевич. А пока поторопимся в клуб.
Буфетчик провел молодых людей в библиотеку и зажег лампу.
В небольшой комнате на полу, на подоконнике, на длинном некрашенном столе лежало много книг, журналов, старых газет.
— Книги—моя страсть,— сказала Елена, вдыхая чуть отдававший плесенью запах старой бумаги,— я люблю их запах, их вид, шелест страниц...
Григорий рассмеялся и продолжил ее незаконченную фразу:
— ...но терпеть не могу их содержания. Читать — это такая тоска.
— Не смейтесь, Гриша... ах, простите, Григорий Васильевич.
— Нет, зачем же извиняться,— возразил Григорий.— Мы можем, как гимназисты, называть друг друга по имени. Вот, когда я буду главным бухгалтером или доверенным крупной фирмы, а вы станете профессором, ученым или вообще известным синим чулком, то мы будем называть друг друга важно и чинно, с «вичем». Хорошо, Лена?
Елена кивнула головой.
— Согласна. Но я хочу все-таки возразить на ваше замечание. Я люблю не только вид. цвет и запах книг. Ради бога, не думайте так.
— Увы, меня трудно убедить, Лена,— с шутливым вздохом сожаления сказал Григорий. — Я ведь сам — библиоман. Когда я буду богатым, я заведу огромную библиотеку. Я хочу, чтобы у меня под рукой всегда были классики мира. Но сначала я должен увидеть своими глазами этот мир.
— Фу, как длинно и напыщенно, господин созерцатель,—сморщилась Елена.— Между прочим, идею такой библиотеки вы стянули у меня, это я первая хотела завести ее. Но давайте отложим наш спор и примемся за разбор книг. Любопытно познакомиться со вкусом русских аборигенов колонии.
Библиотека, купленная клубом у вдовы умершего коммерсанта, славилась по всему оазису. Большой любитель книг, он собирал их в течение тридцати лет; под старость, оставив коммерческие дела, он открыл платную библиотеку. Этой библиотекой пользовались все жители колонии.
Григорий развязал первую стопу книг в мягкой голубоватой обложке. Это была «Библиотека романов» Комарова, издателя черносотенной газеты «Свет». Григорий с отвращением показал их Елене.
— Стряпня великосветской кухни!
Он называл ей одну за другой пухлые книги большого формата, отпечатанные на серой скверной бумаге. Это чтиво изготовлялось для особого круга читателей, из которых «Союз русского народа» широко вербовал своих членов. Авторами их были княгини Бебутовы, графини Апраксины, Крыжановские (Рочестер) и многие представители сановного и аристократического ми-
ра. Они безвозмездно представляли газете «Свет» свои толстые романы из великосветской жизни и жизни «потустороннего» мира.
Елена с трудом успевала записывать названия любовных романов, которые ей быстро читал Григорий: «В погоне за любовью», «Вампир граф Дракула», «Тайны Китайского двора». Она перестала записывать, когда он начал перечислять сочинения владык православной церкви, бесплатно прилагавшихся к журналу «Русский паломник». И, едва Григорий прочел фамилии авторов юдофобских книг Лютостанского и ксендза Пранайтиса, как Елена в негодовании швырнула карандаш на стол и встала:
— У меня нет никакого желания переписывать весь этот смрад!
Григорий уронил на пол стопку сочинений графа Амори.
— Идемте,— коротко сказал он.
Было уже темно. Крупные звезды и яркая россыпь Млечного пути излучали слабый свет. В воздухе было неприятно сыро.
Молодые люди быстро шли по дороге. У банковского двора Григорий хотел свернуть в ворота. Елена удержала его за рукав пальто.
— Лазарев нас ждет..
Григорий не ощущал в себе большого желания встретиться с Лазаревым. Он молча подчинился молодой девушке.
Елена не прерывала молчания Григория. Из рассказов Лазарева и по собственным наблюдениям она составила о нем не совсем лестное представление. Это его беззлобное отношение к мерзостям жизни, эта интеллигентская мягкотелость, которую он пытался оправдать созерцательностью натуры, глубоко возмущала Елену. Она знала о его увлечении Натой. Та не раз сама небрежно, слегка иронически, рассказывала ей об этом. Елена возмущалась слепотой Григория, не замечавшего всей пустоты эгоистичной богатой девушки. Нравился ли он ей самой? Елена искоса взглянула на Григория, покорно шагавшего рядом с ней. Нет, подобный «созерцатель» был бы свинцовым грузом в ее жизни. Ее мать, старая учительница рабочих предместий столицы, воспитала своих детей совсем иными. Старший
брат Елены, сосланный на семь лет в Нерчинск, бежал заграницу. Сама она, едва окончив гимназию, стремилась быть самостоятельной, и в поисках средств для дальнейшего учения, не побоялась поехать в Хиву.
Лазарев предостерегал Елену от слишком горячего нападения на Григория. Он думал, что резкие упреки могут побудить его замкнуться в себе.
Машинист был дома. Он сидел у чайного стола и вслух читал жене очерк Короленко.
— Вот хорошо сделали, что зашли!— сказал он, поднимаясь навстречу молодым людям.— Снимайте пальто и садитесь к столу.
Жена Лазарева, полная женщина с энергичным профилем, быстро подогрела самовар, нарезала свежих лепешек, поставила молоко и душистый сотовый мед.
— Кушайте липовый мед, прямо с пасеки папани из Уфимской губернии, из Белебея прислал,— ласково угощала она молодых людей.
— А где же мой ученик?— спросила, оглядываясь Елена.
Из двери соседней комнаты показалась белая головка сынишки Лазаревых. Сердито сдвинутые брови матери не испугали его, он подбежал к Елене и прижался к ней.
— Мама послала меня спать, а я ваш голос услыхал, — сказал он, застенчиво поглядывая на Григория.
— А ну-ка, Григорий Васильевич, проэкзаменуйте моего сынишку по узбекскому языку,— предложил отец.
Григорий заговорил с мальчиком. Тот, вначале стесняясь, скоро оживился и, захлебываясь словами, бойко рассказал ему о всех своих товарищах — узбекских мальчишках. Он без всякого акцента произносил мягкие певучие хивинские слова.
— А вы как?— спросил Григорий отца.
Лазарев засмеялся.
— На двойку, больше не отвечу.
Он пододвинул к молодым людям хлеб и мед. — Кушайте, пейте чай и рассказывайте, что поделываете.
— У Григория Васильевича есть, что рассказать,— заметила Елена.— Он в банке, как говорили вы ему, хотел гроссбухами от жизни загородиться, а жизнь перехлестывает и через главные книги. Он мне сказал,
что сегодня по какой-то причине пришел в «злобное отчаяние», а оно так несвойственно его созерцательной натуре.
Она рассказала Лазареву об их стычке по дороге в клуб.
Лазарев рассмеялся.
— Задорный вы народ, молодежь. Григорий Васильевич, конечно, на себя клевещет, но пусть он нам расскажет, отчего это рассердился.
Григорий рассказал о своей встрече на озере с дехканами и притче, поведанной стариком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82