..
— Ты не права,—неожиданно рассердился Андрей. — Сыщеров лучше тебя знает таких людей он с ними еще в Петербурге встречался, изучил их. Они ни перед чем не останавливаются, чтобы добиться цели, а цель их — революция. Это, конечно, он научил каракалпаков требовать другое общежитие. Я давно уволил бы его, но Сыщеров против. И он, и отец твердят, что такого работника, как Лазарев, днем с огнем не сыщешь. Это верно. Другие заводы в сезон раз и два останавливаются на ремонт, а у нас никогда. А ремонт в разгаре сезона — это десятки тысяч рублей убытка...
— Хочешь, я поговорю с Лазаревым?— предложил Григорий.
Андрей испуганно отмахнулся рукой:
— Пожалуйста, не надо. Он еще обозлится, что-нибудь устроит.
Шарабан въехал на мост. Рысак шел, осторожно ступая, кося глазами.
Григорий облегченно вздохнул, когда шарабан выкатился на широкую дорогу, и конь размашистой рысью помчался к видневшимся вдали фонарям завода Мешковых.
Шарабан остановился у веранды, закрытой на зиму громадными остекленными рамами.
Андрей передал вожжи конюху и ушел в контору. Ната подхватила Григория под руку и повела в комнаты. Она оставила его в столовой и побежала переодеваться,
Ната вернулась быстро. На ней было домашнее платье с широкими рукавами и глубоким вырезом на груди. Она успела умыться, и ее лицо порозовело от холодной воды.
— Теперь пойдемте ко мне, Гриша,— сказала она.— Андрюша ждет нас, и я ужасно проголодалась.
В ее голубой комнатке стоял стол, накрытый на три человека. Он был уставлен холодными закусками и вином. Андрей уже ждал их.
Молодая девушка оживленно болтала, упрашивая своих гостей кушать побольше.
Григорий узнал от Андрея, что Ната хорошо играет на рояле, и стал просить ее поиграть.
— Я очень люблю хорошую музыку... Ната неохотно согласилась.
Андрей, молчаливо и невесело сидевший за столом, с трудом поднялся.
— К вечеру у меня всегда падает настроение,— пояснил он Григорию.— Ты не обращай на меня внимания.
Он вышел в гостиную, сел в кресло и почти тотчас же уснул.
Ната подняла крышку рояля и с силой ударила по клавишам. Она играла плохо, музыки не любила и этот обязательный предмет преподавания доставлял ей в институте много огорчения. С большим трудом овладев техникой, она играла редко и неохотно. .
Григорий не видел недостатков в игре Наты. Он не сводил глаз с ее раскрасневшегося лица, с белых холеных рук и вспоминал поездку на шарабане. Ему казалось, что он уже давно-давно любит эту чудесную девушку.
Ната встала и смущенно взглянула на Григория, но его восторженный вид успокоил ее.
— Как вы хорошо играете, Ната — восхищенно сказал Григорий. — У вас большой талант.
Ната ответила ему благодарной улыбкой:
— А я так боялась, что вам не понравится. Пойдемте, не будем мешать Андрею спать. Он такой слабый... для него совершено непосильна эта работа на заводе.
— Мне пора идти домой,— с сожалением сказал Григорий.
— Я вас выпущу самым романтическим путем,— сказала вдруг Ната.
Она провела его в свою комнату. Показала на окно, выходившее на канал.
— Видите?— Я потушу лампу, чтобы никто не увидел, как вы лезете через окно.
Она распахнула створки рамы. Григорий сделал движение, чтобы вскочить на подоконник. Ната рассмеялась:
— А проститься? Григорий остановился.
— Ната, я... Моя голова так полна вами...
Он взял ее за руку и решительно привлек к себе:
— Милая, славная,— пробормотал он внезапно изменившимся голосом. Он крепко обнял девушку, нашел в темноте мягкие губы, прижался к ним и тотчас же вскочил на подоконник и выпрыгнул из окна.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В конце хлопкового сезона Абдурахманбай устроил в своем загородном доме званый вечер. На этот вечер из Хивы приехал его брат.— сановник хана.
Единственной обязанностью этого важного, напыщенного сановника было пополнение ханского гарема. Он рассылал по ханству десятки опытных старух-сводниц искать красивых девушек и женщин. Арбы, на которых разъезжали старухи, дехкане называли черными, их появление приносило несчастье. По одному слову сводниц хакимы отнимали у отцов их дочерей, у мужей их жен.
Братья совместно владели двумя крупными поместьями с тремя хлопкоочистительными заводами. Они были известны в ханстве под именем бакал-бакалейщи-ков. Это прозвище, как родимое пятно, переходило из поколения в поколение, доставляя много огорчений феодальной сановной семье. Но в их роду не было торговцев бакалеей. Пращур оакаловых содержал крупную воровскую шайку. Дело было поставлено солидно. Шайка орудовала не только в городах хивинского ханства, но и в соседней Бухаре. Вся добыча сбывалась в лавочках, где для вида лежала бакалея. По этим лавочкам пращура братьев, богобоязненного мусульманина, дважды посетившего Мекку, и прозвали бакалом. Прадед и дед Абдурахманбая были приближены к ханскому двору и занимали крупные должности визирей. Отец их был главным караванбаши ханства — министром путей сообщения.
О вечере у Абдурахманбая в Новом Ургенче говорили давно. Он каждый год по окончании сезона устраивал у себя торжественные приемы русских жителей колонии. На эти приемы приглашались крупные русские и хивинские коммерсанты, представители российских и иностранных фирм, с которыми был связан Абдурахманбай.
Клингель предложил Григорию сопровождать его.
— Я получил и для вас приглашение,— сказал он.— Говорят, брат Абдурахманбая не знает русского языка, а мне нужно с ним поговорить. Кстати, повеселитесь.
Прищурясь, оглядел костюм Григория.
— Одеться нужно, конечно, получше.
Григорий охотно собирался на вечер, надеясь встретиться там с Натой. Вместе с Клингелем и его женой в экипаже, присланном Волковым, он поехал к Абдурахманбаю.
Два сильных жеребца с трудом вытягивали колеса экипажа из грязи.
Стоял конец декабря, но холодов не было. Почти ежедневно шел дождь вперемешку с мокрым снегом. Лессовая почва размякла: в густой грязи ломали ноги верблюды, часто застревали и гибли тонконогие ишаки.
Клингель с увлечением рассказывал жене и Григорию о работе банка и с восхищением говорил о Волкове, с которым близко подружился после удачного окончания дела с арбакешами. Клингель вспоминал его своеобразный простецкий язык, меткие словечки, с удовольствием повторял его вольные шуточки. Дело с арбакешами он назвал умной коммерческой операцией и одобрял передачу его Шарифбаю.
Григорий знал, чем было вызвано восхищение Клин-геля. В недрах банка в строжайшем секрете подготовлялся большой проект кредитования операции Волкова по закупке хлопка.
В коммерческих кругах ходили неясные слухи, что Волков при поддержке банка намеревается выступить в будущем сезоне на хлопковом рынке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Ты не права,—неожиданно рассердился Андрей. — Сыщеров лучше тебя знает таких людей он с ними еще в Петербурге встречался, изучил их. Они ни перед чем не останавливаются, чтобы добиться цели, а цель их — революция. Это, конечно, он научил каракалпаков требовать другое общежитие. Я давно уволил бы его, но Сыщеров против. И он, и отец твердят, что такого работника, как Лазарев, днем с огнем не сыщешь. Это верно. Другие заводы в сезон раз и два останавливаются на ремонт, а у нас никогда. А ремонт в разгаре сезона — это десятки тысяч рублей убытка...
— Хочешь, я поговорю с Лазаревым?— предложил Григорий.
Андрей испуганно отмахнулся рукой:
— Пожалуйста, не надо. Он еще обозлится, что-нибудь устроит.
Шарабан въехал на мост. Рысак шел, осторожно ступая, кося глазами.
Григорий облегченно вздохнул, когда шарабан выкатился на широкую дорогу, и конь размашистой рысью помчался к видневшимся вдали фонарям завода Мешковых.
Шарабан остановился у веранды, закрытой на зиму громадными остекленными рамами.
Андрей передал вожжи конюху и ушел в контору. Ната подхватила Григория под руку и повела в комнаты. Она оставила его в столовой и побежала переодеваться,
Ната вернулась быстро. На ней было домашнее платье с широкими рукавами и глубоким вырезом на груди. Она успела умыться, и ее лицо порозовело от холодной воды.
— Теперь пойдемте ко мне, Гриша,— сказала она.— Андрюша ждет нас, и я ужасно проголодалась.
В ее голубой комнатке стоял стол, накрытый на три человека. Он был уставлен холодными закусками и вином. Андрей уже ждал их.
Молодая девушка оживленно болтала, упрашивая своих гостей кушать побольше.
Григорий узнал от Андрея, что Ната хорошо играет на рояле, и стал просить ее поиграть.
— Я очень люблю хорошую музыку... Ната неохотно согласилась.
Андрей, молчаливо и невесело сидевший за столом, с трудом поднялся.
— К вечеру у меня всегда падает настроение,— пояснил он Григорию.— Ты не обращай на меня внимания.
Он вышел в гостиную, сел в кресло и почти тотчас же уснул.
Ната подняла крышку рояля и с силой ударила по клавишам. Она играла плохо, музыки не любила и этот обязательный предмет преподавания доставлял ей в институте много огорчения. С большим трудом овладев техникой, она играла редко и неохотно. .
Григорий не видел недостатков в игре Наты. Он не сводил глаз с ее раскрасневшегося лица, с белых холеных рук и вспоминал поездку на шарабане. Ему казалось, что он уже давно-давно любит эту чудесную девушку.
Ната встала и смущенно взглянула на Григория, но его восторженный вид успокоил ее.
— Как вы хорошо играете, Ната — восхищенно сказал Григорий. — У вас большой талант.
Ната ответила ему благодарной улыбкой:
— А я так боялась, что вам не понравится. Пойдемте, не будем мешать Андрею спать. Он такой слабый... для него совершено непосильна эта работа на заводе.
— Мне пора идти домой,— с сожалением сказал Григорий.
— Я вас выпущу самым романтическим путем,— сказала вдруг Ната.
Она провела его в свою комнату. Показала на окно, выходившее на канал.
— Видите?— Я потушу лампу, чтобы никто не увидел, как вы лезете через окно.
Она распахнула створки рамы. Григорий сделал движение, чтобы вскочить на подоконник. Ната рассмеялась:
— А проститься? Григорий остановился.
— Ната, я... Моя голова так полна вами...
Он взял ее за руку и решительно привлек к себе:
— Милая, славная,— пробормотал он внезапно изменившимся голосом. Он крепко обнял девушку, нашел в темноте мягкие губы, прижался к ним и тотчас же вскочил на подоконник и выпрыгнул из окна.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В конце хлопкового сезона Абдурахманбай устроил в своем загородном доме званый вечер. На этот вечер из Хивы приехал его брат.— сановник хана.
Единственной обязанностью этого важного, напыщенного сановника было пополнение ханского гарема. Он рассылал по ханству десятки опытных старух-сводниц искать красивых девушек и женщин. Арбы, на которых разъезжали старухи, дехкане называли черными, их появление приносило несчастье. По одному слову сводниц хакимы отнимали у отцов их дочерей, у мужей их жен.
Братья совместно владели двумя крупными поместьями с тремя хлопкоочистительными заводами. Они были известны в ханстве под именем бакал-бакалейщи-ков. Это прозвище, как родимое пятно, переходило из поколения в поколение, доставляя много огорчений феодальной сановной семье. Но в их роду не было торговцев бакалеей. Пращур оакаловых содержал крупную воровскую шайку. Дело было поставлено солидно. Шайка орудовала не только в городах хивинского ханства, но и в соседней Бухаре. Вся добыча сбывалась в лавочках, где для вида лежала бакалея. По этим лавочкам пращура братьев, богобоязненного мусульманина, дважды посетившего Мекку, и прозвали бакалом. Прадед и дед Абдурахманбая были приближены к ханскому двору и занимали крупные должности визирей. Отец их был главным караванбаши ханства — министром путей сообщения.
О вечере у Абдурахманбая в Новом Ургенче говорили давно. Он каждый год по окончании сезона устраивал у себя торжественные приемы русских жителей колонии. На эти приемы приглашались крупные русские и хивинские коммерсанты, представители российских и иностранных фирм, с которыми был связан Абдурахманбай.
Клингель предложил Григорию сопровождать его.
— Я получил и для вас приглашение,— сказал он.— Говорят, брат Абдурахманбая не знает русского языка, а мне нужно с ним поговорить. Кстати, повеселитесь.
Прищурясь, оглядел костюм Григория.
— Одеться нужно, конечно, получше.
Григорий охотно собирался на вечер, надеясь встретиться там с Натой. Вместе с Клингелем и его женой в экипаже, присланном Волковым, он поехал к Абдурахманбаю.
Два сильных жеребца с трудом вытягивали колеса экипажа из грязи.
Стоял конец декабря, но холодов не было. Почти ежедневно шел дождь вперемешку с мокрым снегом. Лессовая почва размякла: в густой грязи ломали ноги верблюды, часто застревали и гибли тонконогие ишаки.
Клингель с увлечением рассказывал жене и Григорию о работе банка и с восхищением говорил о Волкове, с которым близко подружился после удачного окончания дела с арбакешами. Клингель вспоминал его своеобразный простецкий язык, меткие словечки, с удовольствием повторял его вольные шуточки. Дело с арбакешами он назвал умной коммерческой операцией и одобрял передачу его Шарифбаю.
Григорий знал, чем было вызвано восхищение Клин-геля. В недрах банка в строжайшем секрете подготовлялся большой проект кредитования операции Волкова по закупке хлопка.
В коммерческих кругах ходили неясные слухи, что Волков при поддержке банка намеревается выступить в будущем сезоне на хлопковом рынке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82