Вот как надо работать!
Клингель с досадой слушал самоуверенный голос Волкова. Он захотел охладить его радость.
— Ты слишком рано начинаешь подсчитывать свои барыши,—'Многозначительно сказал Клингель.— Неиз-
вестно, какой будет урожай, а потом прибыль зависит от цен мирового хлопкового рынка. Ты можешь потерпеть убыток.
Предостережение Клингеля не смутило Волкова.
— Убыток будет, да не у меня. Вон дехкане говорят, этот год змеи — теплый, ранних заморозков не ждут. А если и будут, так ведь я сам хлопка не сею. Цены биржи мне тоже не повредят, я на них особенно-то и не рассчитывал, когда брался за дела... Ты о моих делах не беспокойся. К будущему сезону я уж свой завод присматриваю...
Волков вынул из кармана футляр и показал Клин-гелю золотой медальон.
Клингель взял из его рук дорогую безделушку и залюбовался игрой крупных бриллиантов.
— Тысяч шесть?—спросил он.
— Семь с половиной тысяч целковых... Я хочу кумой твою жену просить, для нее и купил.
Клингель внезапно побагровел, вспомнив рассказы об амурных похождениях Волкова со своими кумами. Он вернул ему медальон и холодно сказал:
— Моя жена — лютеранка. И, вообще, она не согласится крестить ребенка.
— А я поговорю с ней сам,—сказал Волков, пряча в карман футляр.— Я ее уговорю.
Вошел Кисляков.
— Самуил Федорович, вас хочет видеть Абдурах-манбай.
Волков встал и подмигнул директору.
— Поплыла рыбка в сетку. А все с моей легкой руки.
Клингель нетерпеливо ждал его ухода. Волков не стал задерживаться и пошел к двери.
— Ты не уходи, подожди меня у Кислякова,— крикнул ему вслед Клингель.
Волков зашел в комнату, где занимались Кисляков, юрисконсульт и Григорий.
— Гриша, здравствуй,—сказал он, протягивая ему руку.— Что же это ты, уток привез, а обедать не зашел?
Григорий пробормотал о занятости.
— Говори — не хочу, не уважаю своего старого хозяина, а то занят!
Дружеские упреки Волкова тронули Григория,
— Я с удовольствием приду, когда скажете, Арсений Ефимович.
— Это тебе Михаил Ильич передаст, я ему скажу. У меня, Гриша, есть к тебе серьезный разговор.
В комнату вошел Клингель.
— Михаил Ильич,—обратился он к Кислякову,— оформите, не дожидаясь заседания учетного комитета, кредит для Абдурахманбая.
Клингель отозвал в сторону Волкова и передал ему содержание своей беседы с Абдурахманбаем. Этот авторитетный в хивинском торговом мире хлопкопромыш-ленник, как и русские коммерсанты, был обеспокоен широким размахом операций Волкова.
Свое посещение банка Абдурахманбай объяснил дружескими чувствами к Клингелю. Он сказал, что эти чувства и личное знакомство побуждают его предостеречь директора банка от слишком смелого кредитования такого сомнительного коммерсанта, как Волков.
Клингель вежливо поблагодарил его, сказал, что воспользовался бы его весьма ценным советом, если бы он был дан раньше, но теперь. Волков уже закончил все свои операции.
— Как закончил?— возразил Абдурахманбай,— господин директор, я знаю, вы открыли ему кредит, и он закупает пшеницу в Оренбурге.
— Кредита я ему не открывал,— отказался Клингель,— но слышал, что он закупает небольшое количество пшеницы на средства, которые получает по безнадежным казихатам Кноппа.
Ядовитый намек Клингеля на сорвавшуюся операцию с долгом Кноппа был неприятен Абдурахманбаю. Он слегка нахмурился.
Клингель спросил, насколько успешно идут его операции по скупке местной пшеницы.
Абдурахманбай сухо ответил, что купил ее только для своих клиентов дехкан. И он тут же попросил Клингеля выдать ему ссуду на все количество закупленной пшеницы — на двадцать тысяч пудов...
Волков громко рассмеялся, выслушав рассказ Клингеля.
— Хитрит Абдурахманбай! Он и ссуду у тебя нарочно просил, чтобы туману в глаза напустить, по бедности, мол — только двадцать тысяч пудов купил! А
ты, мол, Клингель, Волкова придержи, не распускай кредита. Ну, ничего, мы с тобой и ему и Мешкову еще удружим.
Клингель поманил к себе пальцем Григория.
— Приходите вечером ко мне, господин Лямин, будет молодежь. А ты Арсений Ефимович, и вы, Михаил Ильич, обязательно с женами вместе.
В прихожей квартиры Клингеля Григорий встретился с Волковым. Татьяна Андреевна ласково поздоровалась с ним.
— Давно не заходите, Григорий Васильевич.
— Я уж и то его сегодня журил, а ты добавь, Татьяна Андреевна,— сказал Волков, оправляя перед зеркалом галстук.
В гостиной, куда они вошли, уже собрались все немногочисленные гости Клингеля. Здесь был Кксляков с женой, Ната, Андрей, Елена, главный бухгалтер с молоденькой конфузливой женой.
Хозяйка, увидев Волковых и Григория, радостно воскликнула, быстро пошла навстречу.
— Наконец-то вы!— сказала она и, подхватив под руку жену Волкова, повела ее к Нате. Та сидела вместе с Еленой и Андреем в углу гостиной на низкой кушетке.
— Помогите мне, я уговариваю Нату поиграть на рояле, а она капризничает,— пожаловалась хозяйка.
— Большие таланты обычно капризны,— сказала Татьяна Андреевна.— Об изумительной игре Наты в городе так много разговоров. Боюсь, однако, что я для нее недостаточно авторитетна.
Она с улыбкой взглянула на Григория.
— Может быть, ее сумеет уговорить Григорий Васильевич? Он в большом восторге от искусства Наты.
Нате почудилась ирония в голосе Татьяны Андреевны. Дружеский взгляд Григория ободрил ее.
Ната встала.
— Гриша, я буду играть «Ноктюрн» Шопена. Помогите мне отыскать ноты.
Григорий отыскал ноты и поставил их на пюпитр.
Ната играла старательно, добросовестно следила за
нотами. Под ее пальцами рояль вел еебя, как благонравная девушка, все чувства которой строго подчинены правилам хорошего тона.
Григорий слушал музыку Наш с большим удивлением. В ее игре совсем не звучала глубокая страстность гениального польского композитора. Ему казалось, что она играла совсем не так, как в вечер их первого сближения...
Татьяна Андреевна отлично понимала музыку и обладала хорошим музыкальным вкусом. Тусклая игра дочери Мешкова ей никогда не нравилась, восхищение Григория талантом Наты она приписывала его увлечению. Теперь Татьяна Андреевна с легкой иронией отметила недоуменное выражение на лице молодого человека.
Она наклонилась к жене Клингеля и вполголоса сказала:
— Попросите потом сыграть вашу гувернантку. Ната окончила игру. Гости осыпали ее громкими равнодушными похвалами.
Елена легко согласилась играть на рояле. Она задержала Григория.
— Не уходите, Гриша. Я хочу играть из «Гугенотов».
Нервные тонкие пальцы Елены пробежали по клавишам. И рояль вдруг ожил. О, это ошибка, он вовсе не походил на благонравную девицу. Он был существом с голосом, полной благородной страсти, и живо отзывался на все глубокие чувства талантливого музыканта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Клингель с досадой слушал самоуверенный голос Волкова. Он захотел охладить его радость.
— Ты слишком рано начинаешь подсчитывать свои барыши,—'Многозначительно сказал Клингель.— Неиз-
вестно, какой будет урожай, а потом прибыль зависит от цен мирового хлопкового рынка. Ты можешь потерпеть убыток.
Предостережение Клингеля не смутило Волкова.
— Убыток будет, да не у меня. Вон дехкане говорят, этот год змеи — теплый, ранних заморозков не ждут. А если и будут, так ведь я сам хлопка не сею. Цены биржи мне тоже не повредят, я на них особенно-то и не рассчитывал, когда брался за дела... Ты о моих делах не беспокойся. К будущему сезону я уж свой завод присматриваю...
Волков вынул из кармана футляр и показал Клин-гелю золотой медальон.
Клингель взял из его рук дорогую безделушку и залюбовался игрой крупных бриллиантов.
— Тысяч шесть?—спросил он.
— Семь с половиной тысяч целковых... Я хочу кумой твою жену просить, для нее и купил.
Клингель внезапно побагровел, вспомнив рассказы об амурных похождениях Волкова со своими кумами. Он вернул ему медальон и холодно сказал:
— Моя жена — лютеранка. И, вообще, она не согласится крестить ребенка.
— А я поговорю с ней сам,—сказал Волков, пряча в карман футляр.— Я ее уговорю.
Вошел Кисляков.
— Самуил Федорович, вас хочет видеть Абдурах-манбай.
Волков встал и подмигнул директору.
— Поплыла рыбка в сетку. А все с моей легкой руки.
Клингель нетерпеливо ждал его ухода. Волков не стал задерживаться и пошел к двери.
— Ты не уходи, подожди меня у Кислякова,— крикнул ему вслед Клингель.
Волков зашел в комнату, где занимались Кисляков, юрисконсульт и Григорий.
— Гриша, здравствуй,—сказал он, протягивая ему руку.— Что же это ты, уток привез, а обедать не зашел?
Григорий пробормотал о занятости.
— Говори — не хочу, не уважаю своего старого хозяина, а то занят!
Дружеские упреки Волкова тронули Григория,
— Я с удовольствием приду, когда скажете, Арсений Ефимович.
— Это тебе Михаил Ильич передаст, я ему скажу. У меня, Гриша, есть к тебе серьезный разговор.
В комнату вошел Клингель.
— Михаил Ильич,—обратился он к Кислякову,— оформите, не дожидаясь заседания учетного комитета, кредит для Абдурахманбая.
Клингель отозвал в сторону Волкова и передал ему содержание своей беседы с Абдурахманбаем. Этот авторитетный в хивинском торговом мире хлопкопромыш-ленник, как и русские коммерсанты, был обеспокоен широким размахом операций Волкова.
Свое посещение банка Абдурахманбай объяснил дружескими чувствами к Клингелю. Он сказал, что эти чувства и личное знакомство побуждают его предостеречь директора банка от слишком смелого кредитования такого сомнительного коммерсанта, как Волков.
Клингель вежливо поблагодарил его, сказал, что воспользовался бы его весьма ценным советом, если бы он был дан раньше, но теперь. Волков уже закончил все свои операции.
— Как закончил?— возразил Абдурахманбай,— господин директор, я знаю, вы открыли ему кредит, и он закупает пшеницу в Оренбурге.
— Кредита я ему не открывал,— отказался Клингель,— но слышал, что он закупает небольшое количество пшеницы на средства, которые получает по безнадежным казихатам Кноппа.
Ядовитый намек Клингеля на сорвавшуюся операцию с долгом Кноппа был неприятен Абдурахманбаю. Он слегка нахмурился.
Клингель спросил, насколько успешно идут его операции по скупке местной пшеницы.
Абдурахманбай сухо ответил, что купил ее только для своих клиентов дехкан. И он тут же попросил Клингеля выдать ему ссуду на все количество закупленной пшеницы — на двадцать тысяч пудов...
Волков громко рассмеялся, выслушав рассказ Клингеля.
— Хитрит Абдурахманбай! Он и ссуду у тебя нарочно просил, чтобы туману в глаза напустить, по бедности, мол — только двадцать тысяч пудов купил! А
ты, мол, Клингель, Волкова придержи, не распускай кредита. Ну, ничего, мы с тобой и ему и Мешкову еще удружим.
Клингель поманил к себе пальцем Григория.
— Приходите вечером ко мне, господин Лямин, будет молодежь. А ты Арсений Ефимович, и вы, Михаил Ильич, обязательно с женами вместе.
В прихожей квартиры Клингеля Григорий встретился с Волковым. Татьяна Андреевна ласково поздоровалась с ним.
— Давно не заходите, Григорий Васильевич.
— Я уж и то его сегодня журил, а ты добавь, Татьяна Андреевна,— сказал Волков, оправляя перед зеркалом галстук.
В гостиной, куда они вошли, уже собрались все немногочисленные гости Клингеля. Здесь был Кксляков с женой, Ната, Андрей, Елена, главный бухгалтер с молоденькой конфузливой женой.
Хозяйка, увидев Волковых и Григория, радостно воскликнула, быстро пошла навстречу.
— Наконец-то вы!— сказала она и, подхватив под руку жену Волкова, повела ее к Нате. Та сидела вместе с Еленой и Андреем в углу гостиной на низкой кушетке.
— Помогите мне, я уговариваю Нату поиграть на рояле, а она капризничает,— пожаловалась хозяйка.
— Большие таланты обычно капризны,— сказала Татьяна Андреевна.— Об изумительной игре Наты в городе так много разговоров. Боюсь, однако, что я для нее недостаточно авторитетна.
Она с улыбкой взглянула на Григория.
— Может быть, ее сумеет уговорить Григорий Васильевич? Он в большом восторге от искусства Наты.
Нате почудилась ирония в голосе Татьяны Андреевны. Дружеский взгляд Григория ободрил ее.
Ната встала.
— Гриша, я буду играть «Ноктюрн» Шопена. Помогите мне отыскать ноты.
Григорий отыскал ноты и поставил их на пюпитр.
Ната играла старательно, добросовестно следила за
нотами. Под ее пальцами рояль вел еебя, как благонравная девушка, все чувства которой строго подчинены правилам хорошего тона.
Григорий слушал музыку Наш с большим удивлением. В ее игре совсем не звучала глубокая страстность гениального польского композитора. Ему казалось, что она играла совсем не так, как в вечер их первого сближения...
Татьяна Андреевна отлично понимала музыку и обладала хорошим музыкальным вкусом. Тусклая игра дочери Мешкова ей никогда не нравилась, восхищение Григория талантом Наты она приписывала его увлечению. Теперь Татьяна Андреевна с легкой иронией отметила недоуменное выражение на лице молодого человека.
Она наклонилась к жене Клингеля и вполголоса сказала:
— Попросите потом сыграть вашу гувернантку. Ната окончила игру. Гости осыпали ее громкими равнодушными похвалами.
Елена легко согласилась играть на рояле. Она задержала Григория.
— Не уходите, Гриша. Я хочу играть из «Гугенотов».
Нервные тонкие пальцы Елены пробежали по клавишам. И рояль вдруг ожил. О, это ошибка, он вовсе не походил на благонравную девицу. Он был существом с голосом, полной благородной страсти, и живо отзывался на все глубокие чувства талантливого музыканта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82