Но Игорю было не до Танцюры. Он не мог оторвать глаз от отца.
У двери Федор Ипполитович вдруг остановился. Поискал глазами кого-то. Этого было достаточно, чтобы к нему заспешил Евецкий. И профессор заговорил так, чтобы его все услышали: и он иногда может сменить гнев на милость:
— С Друзем это впервые, поэтому отнесемся к нему снисходительно. Я попрошу вас, Самойло Евсеевич, посмотреть, кого этот путаник взял себе. Потом скажете мне, сколько в его словах правды, а сколько паники. И поставьте этого нытика на место. Да так, чтобы это было наукой для всех.
Удивительно, но по мере того, как Федор Ипполитович отдавал этот приказ, голова Сергея поднималась, придавая ему независимый вид, а губы упрямо сжимались. Он уверен, что его беседа с высоким шефом еще не окончена.
И вдруг до Игоря донеслось совсем грозное:
— А стажер, который прибыл сегодня, пусть немедленно зайдет ко мне. Нечего ему прятаться по темным углам!
Закрываясь, очень громко хлопнула дверь.
Только трое из присутствующих повернулись к Игорю. Михайло Карпович так удивился, как если бы в этот морозный день сверкнула молния. Все же он приветливо помахал Игорю рукой... А Сергей вдруг заволновался. Да так, будто его личная неприятность чепуха в сравнении с тем, что сейчас придется пережить его другу,.,
И Танцюра уставился на Игоря озорными глазами. Игорь еще раз услышал:
— «...помужествуем с ней».
Когда блудный сын направился к двери, походка его была тверда и решительна. Как у отца. Но и теперь никто на него не оглянулся. Зато образовался перед ним широкий проход до самой двери.
Закрыв дверь не очень просторного кабинета (большую часть его занимал огромнейший письменный стол да старинные кресла с высокими спинками), Федор Ипполитович "сел и машинально подвинул к себе несколько бумаг. Лицо его застыло, движения стали предельно точными. Но бумаг он не читал — напряженно прислушивался: что происходит за дверьми?
Прошла секунда, вторая... пятая...
Из-за двери не донеслось ни звука. Выполнить отцовский приказ сын не торопился.
— Ах, так...
Собственно говоря, Федор Ипполитович не произнес этого. Он лишь угрожающе промычал. Но эти ива слова всегда были признаком, что его чувства с невероятной быстротой накаляются докрасна.
Промычав, Федор Ипполитович вскочил и несколько раз вдоль и поперек измерив свой тесный кабинет.
Нет, вы только подумайте: мало того, что этот волчонок списался с директором за спиной отца, свалился как снег на голову! О его приезде знали Ольга, Татьяна, Каранда, и все словно сговорились, словно воды в рот набрали...
Ну, для Ольги и Татьяны это дело семейное. А откуда столько фарисейства у Каранды? Вот какова его благодарность профессору Шостенко за то, что тот сделал его директором в своем институте!
Вот почему, значит, Каранда столь спокойно отвечал на справедливые упреки. Вот какой сюрприз он подготовил на понедельник. И полагает, что это собьет Федора Ипполитовича с толку? Ну, нет! Если до весны министерское решение о замене лабораторного оборудования и строительстве клинического корпуса не будет реализовано, то еще в апреле от вас, Андрей Петрович, в институте даже запаха не останется.
И откуда столько уверенности у Игоря? Как гордо он поднял голову, выходя из директорского кабинета! Ни боязни в глазах, ни желания смиренно, как полагается раскаявшемуся блудному сыну, склониться перед тем, чью руку он должен целовать даже тогда, когда она его карает...
Поток гневных мыслей остановил легкий стук в дверь.
Федор Ипполитович встал, как можно шире расставил руки и кончиками пальцев оперся о стол. Так, став подобным монументу, научный руководитель института принимал нежелательных посетителей.
Не отозвался он и на второй стук. Для бетона, который твердеет, даже несколько секунд имеют большое значение. И те же секунды ожидания за дверью могут расшатать нервную систему посетителя.
И после третьего стука Федор Ипполитович откликнулся не сразу.
На Игоря это, кажется, подействовало. Он вошел в кабинет со скромно склоненной головой, как и полагается стажеру в присутствии того, у кого он хочет учиться. Неслышно закрыв дверь, Игорь остановился как раз на полдороге между ним и столом.
— Доброе утро.
Произнес он это не громко, но и не робко.
Отец отсутствующим взглядом окинул блудного сына. И все же от его внимания не ускользнуло, что Игорь изменился. К лучшему, черт побери, изменился! Возмужал. Раздался в плечах. И право же, стал красивее. Не очень спокойна, вероятно, его молодая жена. За такими, как Игорь, следит немало завистливых женских глаз «Почему бы ему с нами не оступиться?»
Хоть и скромно опущена его голова, но такой же он, каким и был. Ни прощения не попросит, ни тем более заискивать не станет, даже если от этого будет зависеть его жизнь. И какие спокойные у него руки! Значит, как настоящий хирург, умеет владеть собой. И не потому ли прячет глаза, что взгляд у него еще упрямее, чем у Оли в те времена, когда между ней и ее суженым шла дискуссия на тему — имеет ли право человек зарывать свой талант?
Тем лучше. Разговор будет короткий,
Федор Ипполитович холодно бросил:
— Ну?
По-видимому, разрешив себе долго разглядывать сына, он запоздал с этим. Если и волновался Игорь, входя сюда, то молчание отца помогло ему взять себя в руки.
— Прошу прощения, не понимаю.
Это как бы толкнуло Федора Ипполитовича под руку. Он не удержался от второго промаха. У него вырвалось гневное:
— Что за фокусы?
Неужели из-за бессонницы и утренних неприятностей (самая большая из них мозолит ему сейчас глаза) он потерял контроль над собой? Ведь помнит он, что Игоря криком не возьмешь. Три года тому назад, даже прибегнув к более крутым мерам, Федор Ипполитович с сыном не справился...
Ну, да леший с ним! Сегодня Федор Ипполитович, так и быть, окажет в некотором роде честь этому чрезмерно самоуверенному кандидату в стажеры — даст ему возможность высказаться. А затем в самом неподходящем месте ехидно, но так, что Игорь не сможет придраться, оборвет его болтовню. Самые воинственные противники профессора Шостенко, для которых дискуссия родная стихия, даже они не выдерживали заключительного слова Федора Ипполитовича.
Ну, а если и этот безошибочный прием вдруг даст осечку, можно будет просто крикнуть ему, как нашкодившему щенку: «Пошел вон!»
Тон Игоря не изменился:
— Еще раз прошу прощения. Никак не могу понять...
Федор Ипполитович начал весьма официально:
— Чем наш институт обязан честью...— Но заметил, как насмешливо поднимаются брови у сына, и все так тщательно подобранные слова сразу выскочили из головы.— Не валяй дурака! —взорвался он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45