За удаление тромба даже взглядом не поблагодарил Сергея и навязывает ему теперь невежду. Откровенное самодурство — только этим можно объяснить его поведение.
А Сергею хоть бы что: накладывает очередной шов, как будто не о нем идет разговор.
Да и все старательно делают вид: все, мол, в полном порядке. Один только Танцюра огорожено хлопает глазами.
Зато Самойло Евсеевич доволен:
— Григорий Григорьевич, я уверен, охотно пойдет на это.
Профессора не интересовали соображения Фармагея. Он заявил:
— Тогда скажите вашему протеже, чтобы он принес второй экземпляр своего черновика и отдал Друзю.., А теперь главное. Распорядитесь, чтобы в вашем отделении освободили первую палату. Там положим Черемашко.
Евецкий даже испугался:
— Но ведь там заместитель самого...
— Знаю,— прервал его профессор.— Он уже выздоравливает, ваш почтенный больной. Полежит несколько дней в общей палате, ему же веселей будет. Или вы хотите положить умирающего к живым?
Этот щелчок по носу «левой руке», чуть-чуть развеселил Игоря. А Сергей встревожено поднял голову. И видно было, как под маской упрямо подалась вперед, его нижняя челюсть. Игорь вспомнил: в первую клали весьма ответственных больных только тогда, когда она была свободна. Обычно там лежали те, кому оставалось жить считанные дни, а то и часы...
Сергей и Каранда выпрямились.
Вовсе не мельком профессор осмотрел их работу. Но придраться было не к чему.
Вместо темного покрывала на Василя Максимовича легла чистая простыня.
Погасла бестеневая лампа.
Разминаясь от долгого стояния, присутствующие зашевелились.
— Благодарю за помощь, Андрей Петрович,— не глядя на директора, сказал отец.— Я очень хотел бы, чтобы прямые свои обязанности вы выполняли не хуже. Надеюсь, эта операция помогла вам уразуметь, почему задержка нового оборудования портит мне нервы.— И, уже отходя от стола, как бы нехотя вспомнил: — Спасибо и вам, коллега Друзь.
Он помог медсестре снять с себя операционный халат и снова уставился на Сергея поверх очков.
— Как вам пришло в голову, что у него,— он кивнул на Черемашко,— инфаркт кишечника?
Сергей отвел взгляд в сторону.
— Это не мне. Это нашему новому стажеру.
И еще раз в операционной на несколько секунд наступила мертвая тишина. Лишь один звук нарушил ее: Федор Ипполитович крякнул. Но на сына не взглянул.
Он равнодушно подождал, пока стихнет гул поздравлений с блестящим проведением невероятно сложной операции, затем обратился ко всем:
— На все вопросы о сегодняшнем... гм... событии попытаюсь ответить через день-два, когда у всех рассеются так называемые непосредственные впечатления. Тогда же обсудим и дальнейшие меры в отношении этого больного... если, конечно, они еще будут необходимы. До свидания.— Сделал было шаг к двери, но вдруг остановился, нашел глазами Сергея.— А вы... Не ожидал я от вас такого. Не ожидал... Даже жаль будет, если из ваших стараний ничего не выйдет.
Женя в институт не позвонила. Побоялась довериться телефону: а что, если Ганцюру не найдут или просто не позовут? И не грош ли цена его обещаниям?
В клинику она пришла в начале пятого. И увидела в вестибюле пожилую женщину и парня.
Молча, не глядя друг на друга, они сидели в дальнем углу. Парень обеими руками держал руку женщины... Так всегда ждут известий из операционной.
А сегодня могла быть только одна операция,
Женя остановилась возле сидящих.
— Ваша фамилия Черемашко?
Оба молча впились в Женю испуганными глазами.
Женя снова спросила:
— Василя Максимовича оперируют?
— Да,— еле слышно откликнулся юноша.— В час начали. А сейчас...
— Кто оперирует?
— Сам профессор как будто. Странный он у вас..,
— Все знаменитости странные,— согласилась Женя
Чем же встревожил их Федор Ипполитович? И почему сама Женя еще с ночи не может думать о Черемашко спокойно?.. Почему так долго длится операция?.
Однако заявила она еще безапелляционнее:
— Сейчас я все узнаю,
И вот Женя на втором этаже.
Двери профессорской «святая святых» плотно закрыты. Сквозь них —ни звука. А приоткрыть Женя не осмелилась. Да и что бы она увидела? Вспомнила: во время операций сюда почти не заходят и еще реже отсюда выходят, но каким-то чудом все, что происходит за этой дверью, сразу становится известно сестрам, няням, даже больным.
Вспомнила и помчалась в женское отделение.
Первая встреченная сестра все ей рассказала. И несколько раз восторженно повторила:
— А доктор Друзь из вашего отделения — вы только подумайте!..
Думать Жене было некогда. Едва дослушав, она побежала вниз и еще с лестницы крикнула:
— Все как нельзя лучше! — И, подбежав к ожидающим, заговорила солиднее: — Очень сложная была операция. Но все почти закончилось. Ваш Василь Максимович молодец! Не всякий выдержал бы.
Юноша, должно быть впервые за этот день, вздохнул полной грудью. Но руки матери он не выпустил.
Женщина переспросила:
— Будет жить?
И из глаз ее брызнули слезы.
Женя подсела к ней, взяла за другую руку.
— Не надо, все позади.— Не заметила, что говорит не сочувственно, а радостно.— Сейчас сюда спустится лечащий врач Василя Максимовича — высокий, с палкой, я вам его покажу... Или вы его уже видели?.. Он вам все расскажет. Он всегда говорит только правду. И не профессор, а он спас вашего мужа...
...А когда у жены Черемашко перестали катиться слезы, Жене стало вдруг не по себе.
Откуда у нее эта жгучая радость?
Сверху донеслись голоса.
Не спеша спустился вниз профессор без халата и шапочки, на ходу расчесывая влажные волосы. Заметив близких только что оперированного им человека, остановился и сказал, ни на кого не глядя:
— Все, что от нас зависело, сделано. Пульс у больного есть. Но он еще без сознания.
что о нем можно сказать только это.
И профессор двинулся дальше.
Потом прошли врачи, сдержанно разговаривая между собой. Несколько раз до Жени донеслось имя Сергея Антоновича.
А когда вестибюль снова опустел, на лестнице появился он сам, а с ним оба его помощника и сын профессора. Сергей Антонович тяжело опирался на палку. Танцюра поддерживал его с другой стороны. Не легко, видно, пришлось сегодня ординатору четвертой палаты. Был он бледнее, чем утром. Зато спокойнее.
Увидев жену и сына своего подопечного, Сергей Антонович отстранил Танцюру, подошел к ним.
— Сидите, сидите, прошу вас,— смутился он, когда жена и сын Черемашко поднялись ему навстречу. Жену он усадил, юноше положил руку на плечо.— Самое тяжелое позади. Операция прошла удачно. Причина заболевания ликвидирована. Сейчас Василь Максимович лежит в кислородной палатке, приходит в себя. Когда очнется, сказать трудно: болезнь почти все силы у него отобрала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
А Сергею хоть бы что: накладывает очередной шов, как будто не о нем идет разговор.
Да и все старательно делают вид: все, мол, в полном порядке. Один только Танцюра огорожено хлопает глазами.
Зато Самойло Евсеевич доволен:
— Григорий Григорьевич, я уверен, охотно пойдет на это.
Профессора не интересовали соображения Фармагея. Он заявил:
— Тогда скажите вашему протеже, чтобы он принес второй экземпляр своего черновика и отдал Друзю.., А теперь главное. Распорядитесь, чтобы в вашем отделении освободили первую палату. Там положим Черемашко.
Евецкий даже испугался:
— Но ведь там заместитель самого...
— Знаю,— прервал его профессор.— Он уже выздоравливает, ваш почтенный больной. Полежит несколько дней в общей палате, ему же веселей будет. Или вы хотите положить умирающего к живым?
Этот щелчок по носу «левой руке», чуть-чуть развеселил Игоря. А Сергей встревожено поднял голову. И видно было, как под маской упрямо подалась вперед, его нижняя челюсть. Игорь вспомнил: в первую клали весьма ответственных больных только тогда, когда она была свободна. Обычно там лежали те, кому оставалось жить считанные дни, а то и часы...
Сергей и Каранда выпрямились.
Вовсе не мельком профессор осмотрел их работу. Но придраться было не к чему.
Вместо темного покрывала на Василя Максимовича легла чистая простыня.
Погасла бестеневая лампа.
Разминаясь от долгого стояния, присутствующие зашевелились.
— Благодарю за помощь, Андрей Петрович,— не глядя на директора, сказал отец.— Я очень хотел бы, чтобы прямые свои обязанности вы выполняли не хуже. Надеюсь, эта операция помогла вам уразуметь, почему задержка нового оборудования портит мне нервы.— И, уже отходя от стола, как бы нехотя вспомнил: — Спасибо и вам, коллега Друзь.
Он помог медсестре снять с себя операционный халат и снова уставился на Сергея поверх очков.
— Как вам пришло в голову, что у него,— он кивнул на Черемашко,— инфаркт кишечника?
Сергей отвел взгляд в сторону.
— Это не мне. Это нашему новому стажеру.
И еще раз в операционной на несколько секунд наступила мертвая тишина. Лишь один звук нарушил ее: Федор Ипполитович крякнул. Но на сына не взглянул.
Он равнодушно подождал, пока стихнет гул поздравлений с блестящим проведением невероятно сложной операции, затем обратился ко всем:
— На все вопросы о сегодняшнем... гм... событии попытаюсь ответить через день-два, когда у всех рассеются так называемые непосредственные впечатления. Тогда же обсудим и дальнейшие меры в отношении этого больного... если, конечно, они еще будут необходимы. До свидания.— Сделал было шаг к двери, но вдруг остановился, нашел глазами Сергея.— А вы... Не ожидал я от вас такого. Не ожидал... Даже жаль будет, если из ваших стараний ничего не выйдет.
Женя в институт не позвонила. Побоялась довериться телефону: а что, если Ганцюру не найдут или просто не позовут? И не грош ли цена его обещаниям?
В клинику она пришла в начале пятого. И увидела в вестибюле пожилую женщину и парня.
Молча, не глядя друг на друга, они сидели в дальнем углу. Парень обеими руками держал руку женщины... Так всегда ждут известий из операционной.
А сегодня могла быть только одна операция,
Женя остановилась возле сидящих.
— Ваша фамилия Черемашко?
Оба молча впились в Женю испуганными глазами.
Женя снова спросила:
— Василя Максимовича оперируют?
— Да,— еле слышно откликнулся юноша.— В час начали. А сейчас...
— Кто оперирует?
— Сам профессор как будто. Странный он у вас..,
— Все знаменитости странные,— согласилась Женя
Чем же встревожил их Федор Ипполитович? И почему сама Женя еще с ночи не может думать о Черемашко спокойно?.. Почему так долго длится операция?.
Однако заявила она еще безапелляционнее:
— Сейчас я все узнаю,
И вот Женя на втором этаже.
Двери профессорской «святая святых» плотно закрыты. Сквозь них —ни звука. А приоткрыть Женя не осмелилась. Да и что бы она увидела? Вспомнила: во время операций сюда почти не заходят и еще реже отсюда выходят, но каким-то чудом все, что происходит за этой дверью, сразу становится известно сестрам, няням, даже больным.
Вспомнила и помчалась в женское отделение.
Первая встреченная сестра все ей рассказала. И несколько раз восторженно повторила:
— А доктор Друзь из вашего отделения — вы только подумайте!..
Думать Жене было некогда. Едва дослушав, она побежала вниз и еще с лестницы крикнула:
— Все как нельзя лучше! — И, подбежав к ожидающим, заговорила солиднее: — Очень сложная была операция. Но все почти закончилось. Ваш Василь Максимович молодец! Не всякий выдержал бы.
Юноша, должно быть впервые за этот день, вздохнул полной грудью. Но руки матери он не выпустил.
Женщина переспросила:
— Будет жить?
И из глаз ее брызнули слезы.
Женя подсела к ней, взяла за другую руку.
— Не надо, все позади.— Не заметила, что говорит не сочувственно, а радостно.— Сейчас сюда спустится лечащий врач Василя Максимовича — высокий, с палкой, я вам его покажу... Или вы его уже видели?.. Он вам все расскажет. Он всегда говорит только правду. И не профессор, а он спас вашего мужа...
...А когда у жены Черемашко перестали катиться слезы, Жене стало вдруг не по себе.
Откуда у нее эта жгучая радость?
Сверху донеслись голоса.
Не спеша спустился вниз профессор без халата и шапочки, на ходу расчесывая влажные волосы. Заметив близких только что оперированного им человека, остановился и сказал, ни на кого не глядя:
— Все, что от нас зависело, сделано. Пульс у больного есть. Но он еще без сознания.
что о нем можно сказать только это.
И профессор двинулся дальше.
Потом прошли врачи, сдержанно разговаривая между собой. Несколько раз до Жени донеслось имя Сергея Антоновича.
А когда вестибюль снова опустел, на лестнице появился он сам, а с ним оба его помощника и сын профессора. Сергей Антонович тяжело опирался на палку. Танцюра поддерживал его с другой стороны. Не легко, видно, пришлось сегодня ординатору четвертой палаты. Был он бледнее, чем утром. Зато спокойнее.
Увидев жену и сына своего подопечного, Сергей Антонович отстранил Танцюру, подошел к ним.
— Сидите, сидите, прошу вас,— смутился он, когда жена и сын Черемашко поднялись ему навстречу. Жену он усадил, юноше положил руку на плечо.— Самое тяжелое позади. Операция прошла удачно. Причина заболевания ликвидирована. Сейчас Василь Максимович лежит в кислородной палатке, приходит в себя. Когда очнется, сказать трудно: болезнь почти все силы у него отобрала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45