После обеда Геленка пошла к себе наверх.
Легла на диван, все еще держа книгу в руке, но не читала. Тут ветви высоких яблонь поднимались до самого окна. От желтых листьев в комнате было как бы светлее, солнечней. Но Геленка лежала встревоженная и хмурая. Ей не нравился этот поход Януша не потому, что за него боялась, сердце у нее было закаленное, но она опасалась, как бы их из-за этого не «засекли». Малейшая оплошность Януша могла навести врага на след многих людей и прежде всего приманить гестаповцев сюда, именно в эту комнатку, где она сидела. А это не могло кончиться добром ни для нее, ни для ее товарищей.
Бесстрастное лицо ее окаменело от напряженного раздумья. После смерти Бронека она ничего не принимала близко к сердцу. Скорее руководствовалась холодным расчетом. Но расчеты эти в данную минуту не давали утешительных результатов.
«Ну, ничего не попишешь»,— сказала она себе.
Открыла печную дверцу и на всякий случай принялась жечь кое-что из своих бумаг. За этим занятием и застала ее Ядвига.
Ядвига никогда не поднималась сюда, и Геленка даже не считалась с возможностью такого визита. Дверь оставила незапертой.
— Жжешь бумаги? — с тревогой в голосе спросила экономка.
— Как видите,— неприязненно ответила Геленка,— жгу...
— Еще какую-нибудь беду накличешь,— сказала Ядвига.
Потом без приглашения опустилась в кресло. Геленка, присевшая на корточки у печной дверцы, смерила гостью недружелюбным взглядом. По ее позе девушка догадалась, что визит затянется. С минуту она помолчала.
— Именно потому и жгу,— проговорила Геленка, презрительно оттопыривая губы,— чтобы вас не подвести.
Ядвига молча наблюдала за ней.
— Некоторые бумаги откладываешь,— сказала она,— все не сжигаешь.
— Некоторые жечь нельзя,— буркнула Геленка,— буду держать их при себе.
— Ждешь обыска?
— Нет. Но не нравится мне это путешествие Януша. Опять помолчали.
— Послушай,— будто через силу произнесла наконец экономка.— Не могла бы ты перебраться со всеми этими делами в какое-нибудь другое место? Разве тебе непременно надо быть в Коморове?
Геленка улыбнулась, глядя в огонь. В розоватом отблеске пламени ее суровое лицо казалось просветленным, а улыбка смягчала словно изваянные из дерева черты. Красота ее внушала Ядвиге что-то похожее на страх.
Геленка не отвечала.
— Ну чего молчишь? — поторопила ее Ядвига.
— Боитесь? — спросила наконец девушка.— Струсили?
— Сама прекрасно знаешь, что нет. Меня это решительно... Дело-то не в политике.
— А в чем? — равнодушно спросила Геленка, бросая в огонь очередную бумажку.
— Сама прекрасно знаешь,— мрачно произнесла Ядвига. Геленка едва удостоила ее взглядом. В глазах девушки мелькнул недобрый огонек.
— Ну,— сказала она,— не ожидала я чего-либо подобного.
— Януш еще не стар... и вдовец.
— Вы думаете, я хочу выйти за Януша? Вот было бы великолепно! Да ведь он старше моей мамы! Придет же такое в голову...
— Януш еще очень может нравиться,— с убеждением прошептала Ядвига.
— Может нравиться? Потому, что нравится вам! — В голосе Геленки прозвучало еле сдерживаемое возмущение.— Надо же додуматься!
Ядвига с минуту сидела молча.
— Конечно, он мне нравится,— произнесла она наконец,— всю жизнь нравился.
А потом продолжала мечтательно, задумчиво, забыв о присутствии Геленки:
— Еще как увидела его впервые в Париже, так понравился, что просто разревелась... Сама не знаю, почему ревела. Говорила себе, что будет трудно, но все оказалось просто. Просто, как задача по арифметике. Вот попасть сюда, в Коморов, было куда труднее. И тяжелее. А теперь не отдам, понимаешь, детка, не отдам...
Геленка еще раз с молчаливым презрением взглянула на Ядвигу.
— Мне жаль вас,— вздохнула она и поднялась с колен, отряхивая выпачканное пеплом платье.— Ну, вот и все, остальное буду держать при себе.
Геленка села на тахту, довольно далеко от Ядвиги. По выражению лица видно было, что она только дожидается ухода экономки. Глаза ее казались словно бы еще более раскосыми. Она вертела в руках книгу, точно собираясь снова приняться зачтение.
Вдруг Ядвига, руководимая внезапным решением, пересела со своего кресла на тахту, совсем рядом с девушкой. Геленка инстинктивно отодвинулась. На лице ее, хоть она и старалась скрыть это, отразилось раздражение и, может быть, даже неприязнь.
— Золотенькая моя,— торопливо залепетала Ядвига (она говорила с трудом, точно любезные выражения и длинные фразы были чем-то совершенно чуждым),— сладенькая моя панна Геленка, не отнимайте его у меня. Поверьте, и для него лучше, что я при нем. Ведь у него нет на свете ни одной близкой души. Ни единой. Он только так говорит, что никто ему не нужен,— нет такого человека на свете, который бы ни в ком не нуждался... Нуждается, нуждается и очень даже нуждается... А что вы ему дадите? В мужья он не годится. Зосю он, собственно говоря, замучил. Какая это была несчастная женщина!.. Замучил, в самом деле. И с вами будет то же.
Геленка с недовольной гримасой прикоснулась к руке Ядвиги.
— Дорогая моя,— сказала она,— к чему эти слова? У меня нет ни малейшей охоты соблазнять Януша. Я ничего не хочу от него. Успокойтесь.
Ядвига довольно резко оттолкнула руку Геленки и, снова переходя на «ты», произнесла:
— Я знаю, уж я знаю,— повторила она,— у тебя был еврей. Геленка вздрогнула и плотнее запахнула шаль, в которую
все время куталась: в комнатах было холодно, экономили уголь. Ядвига брала над ней верх грубой силой. Как всегда.
— Ты, детка,— сказала она, вставая и совершенно забыв о своем недавнем тоне,— перестань ежиться и прикидываться невинной овечкой. Твоего Бронека никто не воскресит, а графиней Мышинской при случае можно заделаться. Для панны Голомбек это отличная партия. Папаша торты и пирожные выпекал... Я сама ведь у папаши работала. Это пригодится, даже когда большевики придут. Кондитерская графиня.
Геленка выпрямилась и отбросила шаль. Походило, будто бы она готовится к защите и хочет иметь руки свободными. Гневно фыркнула.
— Перестаньте,— досадливо и с усилием сказала она.— Прошу вас выйти из комнаты. Мне вовсе не хочется слушать вашу нелепую болтовню. Вам понятно?
Ядвига стала посреди комнаты, вытянувшись в струнку. Она казалась огромной. Глаза ее сверкали.
— Ты змея! — воскликнула она.— Соплячка! И если ты сейчас же не уберешься...
— Что тогда?
— Если не уберешься ко всем чертям, то я уж знаю, что сделаю.
— Что же вы сделаете?
— Заметила я, как Януш в твою сторону поглядывает. Но ничего у тебя не выйдет, девка!
И тут, наклонившись к сидевшей на тахте Геленке, она воздела над ней обе руки. Сдавленным голосом прошептала:
— Если ты отсюда не уберешься, я натравлю на тебя гестапо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170