В этом направлении уезжали все, а что значилось в их бесплатных проездных литерах — являлось тайной, и Антек с многозначительной миной умалчивал об этом.
Появление двух актрис слегка смутило молодых Голомбеков. Антек был одет, как для вылазки в Татры, и Анджей — в шортах, с голыми, загорелыми и очень волосатыми ногами — выглядел чуть ли не шестнадцатилетним юнцом. Здороваясь с Басей и Мары-сей, он даже зарделся. Губерт со своими кудрями производил такое впечатление, будто явился сюда прямо с маскарада. Впрочем, и он, и всегда уверенная в себе Бася тут же придали всей этой встрече характер веселого сборища, будто это что-то несерьезное, вроде весеннего карнавала. Бася смеялась и напевала песенки, а когда один из едущих в вагоне третьего класса, возле которого они стояли, заиграл на губной гармошке, она подхватила Антека и пустилась танцевать, ведя его за партнера. Антек покраснел и выглядел при этом таким милым, что Марыся не выдержала.
— Жалко, если нашего солдатика убьют! — крикнула она Басе.
Бася прервала этот неуместный танец, подняла голову и, не выпуская Антека, всмотрелась в его загорелое красивое лицо.
— Не убьют,— сказала она,— войны же не будет!
И вдруг посерьезнела. Отцепила от костюма громадную белую гвоздику и вручила ее Антеку.
— Что это, больше у вас и цветов для солдат нет? — спросил Губерт.
— Нет. Откуда их взять?
— Ну, коли так, придется, Петр, за цветами в город съездить. Петр стоял рядом и с улыбкой поглядывал на своего Губерта.
— Успеете за десять минут в город и обратно?
— А почему нет? — ответил шофер.
— Тогда сделайте это. Букет цветов в ближайшем цветочном магазине. Какие будут — розы, гвоздики... Только мигом, через двенадцать минут поезд уходит.
Петр помчался, как мальчишка, с трудом продираясь через толпу.
Бася выпустила Антека.
Парень, игравший на губной гармошке, высунулся в окно.
— Что это вы, барышня, не танцуете, я же так хорошо играю.
— Людям не нравится,— заколебалась Бася.
— Война — это дело серьезное,— добавила Марыся.
— Хо! — сказал парень с губной гармошкой.— А мы что? «Или мы не фу-ты, ну-ты, не одеты, не обуты?!»— И снова принялся наигрывать на своей гармошке лихой краковяк.
Антек с Анджеем стояли, неуверенно переглядываясь.
— А ты, Губерт, не идешь в армию?
— У меня еще срок не вышел. А вот почему нашего Александра не берут за манишку? — сказал Губерт.— Что это за чудо? А? Не пойму...
— У меня освобождение,— серьезно сказал Алек и хлопнул себя по груди, по бумажнику, точно собираясь предъявить документ.
— Наверно, благодаря...— начала было Бася, но вовремя прикусила язык и так и не произнесла имени, которое оказалось бы здесь неуместным.
Воспользовавшись минутной паузой, Анджей приблизился к Антеку.
— Пиши, Антек,— сказал он самым басовитым голосом, на какой только был способен; это всегда свидетельствовало о том, что он взволнован.
Антек вдруг взял его под руку и отвел в сторону.
— Слушай, Ендрек,— он всегда называл его так,— попрощайся за меня с отцом. Ты знаешь, в магазине... столько было народу... Я даже не поцеловал...
— Руку? — спросил Анджей.
— Какое там руку... Вообще не поцеловал его. Передай ему. Скажи, что мне очень неприятно.
— А как я ему это скажу?
— Как это — как? Очень просто, вот так и скажи...
— Ты уж лучше напиши ему.
— Как это напиши? Разве можно о таких вещах писать...
— Родителям?
— Да, конечно, тебе-то что, ты всегда был любимчиком.
— Брось, Антек, не дури.
В этот момент вернулся Петр с огромным снопом розовой гвоздики.
— Боже, как быстро! — воскликнула Марыся.
— Тут, на Муранове, рядом магазин,— сказал Петр.— Всю гвоздику забрал.
Бася схватила цветы и принялась раздавать их уезжающим. Изо всех окон ваг она, возле которого они стояли, потянулись руки.
— Да ведь вам же не в армию идти! — крикнула Бася, когда какая-то толстая баба тоже потянулась за цветком.
— А тебе жалко? Дай и ей цветок,— сказал Губерт.— Начнется война — там не разберешься, кто солдат, а кто нет...
Баба засмеялась. Лицо у нее было широкое, толстое.
— А что, из меня воин хоть куда! — крикнула она. Бася дала ей три гвоздики.
— А мне, барышня, а мне? — кричал тот, что с губной гармошкой.— Дайте и мне!
— Я же вам уже дала три гвоздики! — возмутилась Бася и стрельнула в него глазами. Очень уж красивый малый и нахальный.
— Дружки отняли, каждому от вас на память цветочек иметь интересно.
— Попрошу садиться! — закричал кондуктор. Антек вскочил на ступеньку.
Бася махала ему оставшимися цветами. Губерт, вдруг расчувствовавшись, жал ему руку. Марыся кричала:
— Возвращайся с победой!
Алек был такого громадного роста, что, заслонив собой и Антека и остальных, размахивал рукой над головами стоящих на перроне. Видно было, как Антек поискал взглядом Анджея, но не нашел его. Брат стоял в стороне, позади всех. Поезд двигался медленно, изо всех окон махали руками. Некоторые сжимали розовую гвоздику. Анджей увидел Антека только тогда, когда поезд отошел уже довольно далеко. Он вдруг почувствовал в горле комок и быстро, ни с кем не простившись и не дождавшись, пока поезд исчезнет за мостом, вышел из вокзала, вскочил на ходу в трамвай и поехал домой.
Алек и Губерт оглянулись, когда его уже не было.
— Убежал,— сказал Петр.
— Странный мальчик,— сказала Марыся Татарская. Ей очень понравилась стройная, мальчишеская фигура Анджея. Молодые люди завезли дам в театр, где шла генеральная репетиция «Электры» Гофмансталя, а потом вернулись к Губерту на Гурношленскую.
Губерт вел диковинный образ жизни. Алек буквально не выходил из его квартиры с того дня, как явился туда со страшным известием. Тогда именно Губерт решил про себя: «Не сдамся!» — и, стиснув зубы, с утра до вечера занимался либо делами, либо развлечениями. Ничего подобного Алек еще не видел. Да что там Алек, сам старый Шушкевич, не раз наблюдавший, как делали карьеру молодые люди и по-стариковски скептически относившийся к этому, и тот не мог понять, как это все удается Губерту.
Губерт добился по суду досрочного введения его в права, так как не мог рассчитывать ни на какую опеку. Ни близких, ни дальних родственников у него не было. И вот в восемнадцать лет он стал полноправным хозяином всего унаследованного имущества, совладельцем завода «Капсюль» и членом командитного товарищества, что было сопряжено с огромной ответственностью. К тому же с момента смерти отца он повел борьбу со Злотым. К счастью, благодаря хорошим отношениям с Петром — с самого детства — он знал, что говорят на фабрике, знал, каково отношение рабочих к Злотому, как пан Северин правит на Таргувке и вообще куда ветер дует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Появление двух актрис слегка смутило молодых Голомбеков. Антек был одет, как для вылазки в Татры, и Анджей — в шортах, с голыми, загорелыми и очень волосатыми ногами — выглядел чуть ли не шестнадцатилетним юнцом. Здороваясь с Басей и Мары-сей, он даже зарделся. Губерт со своими кудрями производил такое впечатление, будто явился сюда прямо с маскарада. Впрочем, и он, и всегда уверенная в себе Бася тут же придали всей этой встрече характер веселого сборища, будто это что-то несерьезное, вроде весеннего карнавала. Бася смеялась и напевала песенки, а когда один из едущих в вагоне третьего класса, возле которого они стояли, заиграл на губной гармошке, она подхватила Антека и пустилась танцевать, ведя его за партнера. Антек покраснел и выглядел при этом таким милым, что Марыся не выдержала.
— Жалко, если нашего солдатика убьют! — крикнула она Басе.
Бася прервала этот неуместный танец, подняла голову и, не выпуская Антека, всмотрелась в его загорелое красивое лицо.
— Не убьют,— сказала она,— войны же не будет!
И вдруг посерьезнела. Отцепила от костюма громадную белую гвоздику и вручила ее Антеку.
— Что это, больше у вас и цветов для солдат нет? — спросил Губерт.
— Нет. Откуда их взять?
— Ну, коли так, придется, Петр, за цветами в город съездить. Петр стоял рядом и с улыбкой поглядывал на своего Губерта.
— Успеете за десять минут в город и обратно?
— А почему нет? — ответил шофер.
— Тогда сделайте это. Букет цветов в ближайшем цветочном магазине. Какие будут — розы, гвоздики... Только мигом, через двенадцать минут поезд уходит.
Петр помчался, как мальчишка, с трудом продираясь через толпу.
Бася выпустила Антека.
Парень, игравший на губной гармошке, высунулся в окно.
— Что это вы, барышня, не танцуете, я же так хорошо играю.
— Людям не нравится,— заколебалась Бася.
— Война — это дело серьезное,— добавила Марыся.
— Хо! — сказал парень с губной гармошкой.— А мы что? «Или мы не фу-ты, ну-ты, не одеты, не обуты?!»— И снова принялся наигрывать на своей гармошке лихой краковяк.
Антек с Анджеем стояли, неуверенно переглядываясь.
— А ты, Губерт, не идешь в армию?
— У меня еще срок не вышел. А вот почему нашего Александра не берут за манишку? — сказал Губерт.— Что это за чудо? А? Не пойму...
— У меня освобождение,— серьезно сказал Алек и хлопнул себя по груди, по бумажнику, точно собираясь предъявить документ.
— Наверно, благодаря...— начала было Бася, но вовремя прикусила язык и так и не произнесла имени, которое оказалось бы здесь неуместным.
Воспользовавшись минутной паузой, Анджей приблизился к Антеку.
— Пиши, Антек,— сказал он самым басовитым голосом, на какой только был способен; это всегда свидетельствовало о том, что он взволнован.
Антек вдруг взял его под руку и отвел в сторону.
— Слушай, Ендрек,— он всегда называл его так,— попрощайся за меня с отцом. Ты знаешь, в магазине... столько было народу... Я даже не поцеловал...
— Руку? — спросил Анджей.
— Какое там руку... Вообще не поцеловал его. Передай ему. Скажи, что мне очень неприятно.
— А как я ему это скажу?
— Как это — как? Очень просто, вот так и скажи...
— Ты уж лучше напиши ему.
— Как это напиши? Разве можно о таких вещах писать...
— Родителям?
— Да, конечно, тебе-то что, ты всегда был любимчиком.
— Брось, Антек, не дури.
В этот момент вернулся Петр с огромным снопом розовой гвоздики.
— Боже, как быстро! — воскликнула Марыся.
— Тут, на Муранове, рядом магазин,— сказал Петр.— Всю гвоздику забрал.
Бася схватила цветы и принялась раздавать их уезжающим. Изо всех окон ваг она, возле которого они стояли, потянулись руки.
— Да ведь вам же не в армию идти! — крикнула Бася, когда какая-то толстая баба тоже потянулась за цветком.
— А тебе жалко? Дай и ей цветок,— сказал Губерт.— Начнется война — там не разберешься, кто солдат, а кто нет...
Баба засмеялась. Лицо у нее было широкое, толстое.
— А что, из меня воин хоть куда! — крикнула она. Бася дала ей три гвоздики.
— А мне, барышня, а мне? — кричал тот, что с губной гармошкой.— Дайте и мне!
— Я же вам уже дала три гвоздики! — возмутилась Бася и стрельнула в него глазами. Очень уж красивый малый и нахальный.
— Дружки отняли, каждому от вас на память цветочек иметь интересно.
— Попрошу садиться! — закричал кондуктор. Антек вскочил на ступеньку.
Бася махала ему оставшимися цветами. Губерт, вдруг расчувствовавшись, жал ему руку. Марыся кричала:
— Возвращайся с победой!
Алек был такого громадного роста, что, заслонив собой и Антека и остальных, размахивал рукой над головами стоящих на перроне. Видно было, как Антек поискал взглядом Анджея, но не нашел его. Брат стоял в стороне, позади всех. Поезд двигался медленно, изо всех окон махали руками. Некоторые сжимали розовую гвоздику. Анджей увидел Антека только тогда, когда поезд отошел уже довольно далеко. Он вдруг почувствовал в горле комок и быстро, ни с кем не простившись и не дождавшись, пока поезд исчезнет за мостом, вышел из вокзала, вскочил на ходу в трамвай и поехал домой.
Алек и Губерт оглянулись, когда его уже не было.
— Убежал,— сказал Петр.
— Странный мальчик,— сказала Марыся Татарская. Ей очень понравилась стройная, мальчишеская фигура Анджея. Молодые люди завезли дам в театр, где шла генеральная репетиция «Электры» Гофмансталя, а потом вернулись к Губерту на Гурношленскую.
Губерт вел диковинный образ жизни. Алек буквально не выходил из его квартиры с того дня, как явился туда со страшным известием. Тогда именно Губерт решил про себя: «Не сдамся!» — и, стиснув зубы, с утра до вечера занимался либо делами, либо развлечениями. Ничего подобного Алек еще не видел. Да что там Алек, сам старый Шушкевич, не раз наблюдавший, как делали карьеру молодые люди и по-стариковски скептически относившийся к этому, и тот не мог понять, как это все удается Губерту.
Губерт добился по суду досрочного введения его в права, так как не мог рассчитывать ни на какую опеку. Ни близких, ни дальних родственников у него не было. И вот в восемнадцать лет он стал полноправным хозяином всего унаследованного имущества, совладельцем завода «Капсюль» и членом командитного товарищества, что было сопряжено с огромной ответственностью. К тому же с момента смерти отца он повел борьбу со Злотым. К счастью, благодаря хорошим отношениям с Петром — с самого детства — он знал, что говорят на фабрике, знал, каково отношение рабочих к Злотому, как пан Северин правит на Таргувке и вообще куда ветер дует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170