Просто нам действительно надо поговорить, – успокаивающе протянул к ней руку адвокат.
– Не будь идиотом, – серьезно бросила девушка. – Нам не о чем говорить.
– Я не позволю вам обижать Джину, – вмешался немец.
– Я предлагаю поговорить спокойно, – сказал Фелипе, хлопая того по плечу.
– О чем? – спросила Джина.
– О нас, Ханс. Мы с Джиной любим друг друга. Вы должны это понять, пока все не зашло слишком далеко.
– Уходи, Фелипе, – сказала Джина. – Мы собрались развлекаться, и я не в том настроении, чтобы выслушивать твои глупости. Я тебя не люблю. Я потеряла из-за тебя свои лучшие годы…
– Да, да, да, – насмешливо кивал головой адвокат.
– …и теперь хочу наверстать упущенное, – закончила девушка.
Фелипе в ответ рассмеялся, но тут же посерьезнел и обратился к Хансу:
– Послушайте, сеньор… Джина будет очень тосковать на чужбине, вы просто ее не знаете.
– А тебе какое дело! – прервала его Джина. – я очень счастлива, что у меня будет такой муж.
Фелипе вздохнул и мрачно произнес:
– Ну, что ж… Я сделал все что мог. Теперь пеняй на себя.
Джина отвернулась, закрыв глаза. Она чувствовала себя ужасно.
Приехала «скорая». Врач осмотрел Игнасио, и санитары понесли его на носилках к машине.
– Как он, доктор? – спросила Мария.
Врач покачал головой.
– Положение серьезное. Но будем надеяться на лучшее.
Мария заплакала.
– Не волнуйтесь, сеньора, – сказал медик. – Мы сделаем все, что нужно.
Даниэла обняла ее.
– Мы с вами, Мария. Не бойтесь, все обойдется.
– И все это по вине Марсело! – с отчаянием произнесла несчастная женщина.
В больницу поехали все вместе. Скоро Игнасио уже лежал в палате интенсивной терапии, опутанный какими-то трубками. Тут же суетились врачи. Мария наклонилась к постели мужа и тихо сказала ему:
– Мне надо идти, Игнасио, прости.
Тот с трудом прошептал в ответ:
– Не уходи, мамочка. Побудь со мной в мои последние минуты.
– Не говори так, ты не умрешь.
Моника с Даниэлой стояли поодаль. Девочка плакала и спрашивала:
– Начо ведь не умрет, правда?
– Нет, Моника, Господь не допустит этого, – утешала ее Даниэла. – Врачи вылечат его, и все будет хорошо.
– Так же мне говорили про мамочку, а она умерла, – печально сказала девочка.
Даниэла посмотрела на Хуана Антонио и отошла в сторону. Ей самой хотелось плакать, но она не позволяла себе этого. Хуан Антонио погладил дочь по голове. Она прижалась к нему.
– Я знаю, что умираю, – говорил между тем Игнасио. – Мне очень плохо.
– Не говори так, – рыдала Мария. – Господь поможет тебе.
– Почему Марсело сделал это? Почему? – сказал, задыхаясь, Игнасио.
– Не знаю, папочка.
– Я был очень счастлив с тобой, Мария, – произнес Игнасио, протягивая к жене руку. – Да благословит тебя Господь.
– Филокаин, шестьсот миллиграммов, – говорил врач.
– Готово, – отвечала медсестра.
– Лефомин, – продолжал доктор. – Допепенил, двадцать пять…
– Успокойся, – сказала Мария мужу, – доктора знают, что делают, все будет хорошо.
– Зря мы взяли с собой Монику, – покачал головой Хуан Антонио.
– Я так не думаю, – не согласилась Даниэла. – Мы все одна семья и должны быть вместе не только в радости, но и в горькие минуты.
Хуан Антонио согласно кивнул.
– Ну что? – спросил он Марию, которая встала и отошла от кровати больного.
Та вытирала слезы и тихо сказала:
– Он умирает.
Не выдержав, она снова заплакала.
– Мой Игнасио умирает! И все из-за нашего сына! Господи, почему ты так нас наказываешь?
Дора шла по улице вся в слезах. Прохожие толкали ее, но она не замечала этого. Вдруг кто-то схватил ее за руку. Это была Мелина.
– Что с тобой, Дорита. Неужели тебя выгнали с новой работы?
– Нет, крестная, если бы дело было в этом! – покачала головой девушка. – Все гораздо хуже.
– Бог мой, что еще стряслось? – женщина положила ей руки на плечи и заглянула в глаза. – Скажи мне!
Дора трясла головой и отказывалась говорить. Но Мелина была настойчивой.
– Не знаю, что мне делать, крестная. Я так дорого плачу за свои ошибки.
– Не пугай меня, скажи в чем дело? – нахмурилась Мелина.
– Я беременна, – еле слышно произнесла Дора. Крестная охнула и перекрестилась:
– Пресвятая Дева! Только этого и не хватало!
– Я жду ребенка от того человека, который обманул меня. – И Дора зарыдала сильнее прежнего.
Мелина жалостливо глядела на нее, закусив губу. «Беда никогда не приходит одна», – думала она.
Утром Ханс пришел к Джине на работу и застал ее в слезах. Только что у нее был Фелипе. Он снова пытался уговорить девушку остаться в Мексике. Случилось невероятное: гордый адвокат умолял Джину, стоя на коленях. Ушел он ни с чем, но Джина и сама была в отчаянии. Собственное упрямство не давало ей устроить свою жизнь так, как ей хотелось бы больше всего на свете. Она с ужасом понимала, что теперь отлет в Германию становится неотвратимым. Но Хансу она ничего не говорила.
– Ты опять плачешь? – озабоченно спросил немец.
– Я столько лет проработала в этой комнате! Мне жаль бросать ее.
– А у меня сюрприз! – сказал Ханс, доставая что-то из кармана.
– Что это?
– Билеты на самолет. Мехико – Франкфурт, первый класс.
– Когда мы летим? – с замирающим сердцем спросила девушка.
– В субботу.
Эти слова прозвучали для Джины, как судебный приговор.
Вечером они поехали к Мендесам. Джина не знала, что произошло и была потрясена, увидев в доме траур.
– Игнасио только что умер в больнице от инфаркта, – шепнула ей Даниэла.
Мария в полубесчувственном состоянии лежала на диване. Моника была тут же. Девочка плакала.
– Ну почему все, кого я люблю, умирают? – говорила она.
– Какая трагедия! – сказал Ханс.
– Мария, сделать вам кофе? – спросила Джина.
– Нет, не надо, – слабо ответила та.
Но Джине вдруг показалось, что траур в этом доме – по ней. Она так и не нашла в себе силы отказаться от перелета в Европу. Но сердце ее было здесь.
Глава 37
Заходящее солнце косыми лучами освещало большие стекла окон клиники доктора Каррансы. В приемной перед кабинетом доктора сидела Долорес, нервно похрустывая суставами пальцев. Наконец, Ракель вышла от врача. Долорес взглянула на ее сияющее лицо и все поняла.
– Я же тебе говорила, – ворковала Долорес, беря Ракель под руку. – У меня дар прорицательницы. А что? Работай я экстрасенсом, я бы заработала кучу денег.
– Я так счастлива, Долорес, – не переставая улыбаться, сказала Ракель. – У меня будет ребенок… ребенок от Мануэля.
– А у меня – внук! Только пусть он будет похож на тебя, – Долорес с гордостью оглядела невестку. – Я ничего не хочу сказать, но Мануэль пошел в отца. Тот тоже не блистал красотой. Зато мы с тобой красавицы!
– Когда доктор Карранса мне сказал, что я в положении, я его чуть не расцеловала, – призналась Ракель.
– Ну что ты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Не будь идиотом, – серьезно бросила девушка. – Нам не о чем говорить.
– Я не позволю вам обижать Джину, – вмешался немец.
– Я предлагаю поговорить спокойно, – сказал Фелипе, хлопая того по плечу.
– О чем? – спросила Джина.
– О нас, Ханс. Мы с Джиной любим друг друга. Вы должны это понять, пока все не зашло слишком далеко.
– Уходи, Фелипе, – сказала Джина. – Мы собрались развлекаться, и я не в том настроении, чтобы выслушивать твои глупости. Я тебя не люблю. Я потеряла из-за тебя свои лучшие годы…
– Да, да, да, – насмешливо кивал головой адвокат.
– …и теперь хочу наверстать упущенное, – закончила девушка.
Фелипе в ответ рассмеялся, но тут же посерьезнел и обратился к Хансу:
– Послушайте, сеньор… Джина будет очень тосковать на чужбине, вы просто ее не знаете.
– А тебе какое дело! – прервала его Джина. – я очень счастлива, что у меня будет такой муж.
Фелипе вздохнул и мрачно произнес:
– Ну, что ж… Я сделал все что мог. Теперь пеняй на себя.
Джина отвернулась, закрыв глаза. Она чувствовала себя ужасно.
Приехала «скорая». Врач осмотрел Игнасио, и санитары понесли его на носилках к машине.
– Как он, доктор? – спросила Мария.
Врач покачал головой.
– Положение серьезное. Но будем надеяться на лучшее.
Мария заплакала.
– Не волнуйтесь, сеньора, – сказал медик. – Мы сделаем все, что нужно.
Даниэла обняла ее.
– Мы с вами, Мария. Не бойтесь, все обойдется.
– И все это по вине Марсело! – с отчаянием произнесла несчастная женщина.
В больницу поехали все вместе. Скоро Игнасио уже лежал в палате интенсивной терапии, опутанный какими-то трубками. Тут же суетились врачи. Мария наклонилась к постели мужа и тихо сказала ему:
– Мне надо идти, Игнасио, прости.
Тот с трудом прошептал в ответ:
– Не уходи, мамочка. Побудь со мной в мои последние минуты.
– Не говори так, ты не умрешь.
Моника с Даниэлой стояли поодаль. Девочка плакала и спрашивала:
– Начо ведь не умрет, правда?
– Нет, Моника, Господь не допустит этого, – утешала ее Даниэла. – Врачи вылечат его, и все будет хорошо.
– Так же мне говорили про мамочку, а она умерла, – печально сказала девочка.
Даниэла посмотрела на Хуана Антонио и отошла в сторону. Ей самой хотелось плакать, но она не позволяла себе этого. Хуан Антонио погладил дочь по голове. Она прижалась к нему.
– Я знаю, что умираю, – говорил между тем Игнасио. – Мне очень плохо.
– Не говори так, – рыдала Мария. – Господь поможет тебе.
– Почему Марсело сделал это? Почему? – сказал, задыхаясь, Игнасио.
– Не знаю, папочка.
– Я был очень счастлив с тобой, Мария, – произнес Игнасио, протягивая к жене руку. – Да благословит тебя Господь.
– Филокаин, шестьсот миллиграммов, – говорил врач.
– Готово, – отвечала медсестра.
– Лефомин, – продолжал доктор. – Допепенил, двадцать пять…
– Успокойся, – сказала Мария мужу, – доктора знают, что делают, все будет хорошо.
– Зря мы взяли с собой Монику, – покачал головой Хуан Антонио.
– Я так не думаю, – не согласилась Даниэла. – Мы все одна семья и должны быть вместе не только в радости, но и в горькие минуты.
Хуан Антонио согласно кивнул.
– Ну что? – спросил он Марию, которая встала и отошла от кровати больного.
Та вытирала слезы и тихо сказала:
– Он умирает.
Не выдержав, она снова заплакала.
– Мой Игнасио умирает! И все из-за нашего сына! Господи, почему ты так нас наказываешь?
Дора шла по улице вся в слезах. Прохожие толкали ее, но она не замечала этого. Вдруг кто-то схватил ее за руку. Это была Мелина.
– Что с тобой, Дорита. Неужели тебя выгнали с новой работы?
– Нет, крестная, если бы дело было в этом! – покачала головой девушка. – Все гораздо хуже.
– Бог мой, что еще стряслось? – женщина положила ей руки на плечи и заглянула в глаза. – Скажи мне!
Дора трясла головой и отказывалась говорить. Но Мелина была настойчивой.
– Не знаю, что мне делать, крестная. Я так дорого плачу за свои ошибки.
– Не пугай меня, скажи в чем дело? – нахмурилась Мелина.
– Я беременна, – еле слышно произнесла Дора. Крестная охнула и перекрестилась:
– Пресвятая Дева! Только этого и не хватало!
– Я жду ребенка от того человека, который обманул меня. – И Дора зарыдала сильнее прежнего.
Мелина жалостливо глядела на нее, закусив губу. «Беда никогда не приходит одна», – думала она.
Утром Ханс пришел к Джине на работу и застал ее в слезах. Только что у нее был Фелипе. Он снова пытался уговорить девушку остаться в Мексике. Случилось невероятное: гордый адвокат умолял Джину, стоя на коленях. Ушел он ни с чем, но Джина и сама была в отчаянии. Собственное упрямство не давало ей устроить свою жизнь так, как ей хотелось бы больше всего на свете. Она с ужасом понимала, что теперь отлет в Германию становится неотвратимым. Но Хансу она ничего не говорила.
– Ты опять плачешь? – озабоченно спросил немец.
– Я столько лет проработала в этой комнате! Мне жаль бросать ее.
– А у меня сюрприз! – сказал Ханс, доставая что-то из кармана.
– Что это?
– Билеты на самолет. Мехико – Франкфурт, первый класс.
– Когда мы летим? – с замирающим сердцем спросила девушка.
– В субботу.
Эти слова прозвучали для Джины, как судебный приговор.
Вечером они поехали к Мендесам. Джина не знала, что произошло и была потрясена, увидев в доме траур.
– Игнасио только что умер в больнице от инфаркта, – шепнула ей Даниэла.
Мария в полубесчувственном состоянии лежала на диване. Моника была тут же. Девочка плакала.
– Ну почему все, кого я люблю, умирают? – говорила она.
– Какая трагедия! – сказал Ханс.
– Мария, сделать вам кофе? – спросила Джина.
– Нет, не надо, – слабо ответила та.
Но Джине вдруг показалось, что траур в этом доме – по ней. Она так и не нашла в себе силы отказаться от перелета в Европу. Но сердце ее было здесь.
Глава 37
Заходящее солнце косыми лучами освещало большие стекла окон клиники доктора Каррансы. В приемной перед кабинетом доктора сидела Долорес, нервно похрустывая суставами пальцев. Наконец, Ракель вышла от врача. Долорес взглянула на ее сияющее лицо и все поняла.
– Я же тебе говорила, – ворковала Долорес, беря Ракель под руку. – У меня дар прорицательницы. А что? Работай я экстрасенсом, я бы заработала кучу денег.
– Я так счастлива, Долорес, – не переставая улыбаться, сказала Ракель. – У меня будет ребенок… ребенок от Мануэля.
– А у меня – внук! Только пусть он будет похож на тебя, – Долорес с гордостью оглядела невестку. – Я ничего не хочу сказать, но Мануэль пошел в отца. Тот тоже не блистал красотой. Зато мы с тобой красавицы!
– Когда доктор Карранса мне сказал, что я в положении, я его чуть не расцеловала, – призналась Ракель.
– Ну что ты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121