Если ты сделаешь так, как мы попросим, после, за обедом, мы объясним тебе все, что пожелаешь. Если ты сочтешь, что это слишком трудно для тебя, я провожу тебя до машины, и никто не обидится. Сейчас пришло время решать. О'кей?
– О'кей, – согласилась я после некоторого раздумья. Мой голос был тихим и высоким. – Что я должна делать?
– Пройди между двух костров и положи то, что ты принесла, на землю точно посередине между ними. Затем подойди к берегу и подожди – я приду за тобой.
Том подал знак остальным: Риз наклонился, взял свой маленький барабан и начал отбивать тихий ровный ритм кончиками пальцев. Мартин поднял серебряную свирель ко рту и стал играть. Мотив был подобен тому, что мы слышали на веранде в День Благодарения – атональный, воющий, пронзительный и завораживающий. За ними и Скретч закрыл глаза, поднял голову и тихо запел что-то слабым надтреснутым старым голосом. Ни в мотиве, ни в словах я не могла угадать никакого смысла. Огромная, освещенная кострами черная чаша речного болота, казалось, надвигалась на меня. Время полетело назад, как раскручивающаяся кинопленка.
Я спустилась туда, где горели костры, нагнулась и положила покупки на землю между ними. Затем прошла вниз к краю воды и остановилась. Том на противоположном берегу раздвинул тростник, доходивший ему до талии, спустился к ручью и протянул мне руку. Там, где он раздвинул заросли, я увидела сооружение среди рогоза и тростника, нечто вроде туннеля из ветвей дуба и сосны, покрытого живыми зелеными дубовыми ветками и мхом, сооружение высотой примерно до талии Тома и около пяти футов длиной.
– Диана, если ты не против, мы бы хотели, чтобы ты перешла ручей и прошла сквозь туннель, – сказал Том. – Внутри туннеля нет ничего, кроме свежих веток сосны и дуба. Я сам срезал их сегодня утром. Тебе, возможно, придется наклониться или пройти на четвереньках, но это ничего не значит, обещаю тебе. Я бы показал, как это делается, но… мне не разрешается. Я обещаю, что внутри нет ничего, что могло бы повредить тебе.
– Я знаю, – ответила я. Прежде чем говорить, мне пришлось проглотить комок в горле.
– Ну ладно, – произнес Том. – Начинаем.
Звуки флейты и барабана усилились, голос Скретча стал выше, я вошла в воды Козьего ручья и пересекла его, не чувствуя ледяного холода промокших насквозь носков и мокасин. Я взглянула на Тома. Он стоял у другого конца зеленого туннеля и, улыбаясь, кивал мне головой. Я глубоко вздохнула, нагнулась и вошла в арку из ветвей.
Туннель был точно таким, каким описывал его Том. Внутри ничего не было, кроме мокрой черной земли в тех местах, где Том очистил ее от тростника, и низко нависших, образующих арку, ветвей, прутьев, иголок и листьев. Я глубоко вдохнула запах холодного свежего дуба и недавно срубленной древесины. Я закрыла глаза, прошла туннель и вновь выпрямилась. Том стоял передо мной и протягивал руку. Я ухватилась за нее.
Мой друг провел меня между Ризом и Мартином, и мы остановились перед Скретчем Первисом. Том отступил назад. Скретч с трудом нагнулся, поднял с земли небольшую глиняную чашу и опустил в нее руку. Указательным пальцем он начертал что-то на моем лбу, что-то холодное и влажное. Я закрыла глаза. Я не хотела видеть цвет жидкости на его темной руке. Когда я открыла глаза, то увидела, что Том поднимает корону из листьев, похожую на их венцы, и водружает ее мне на голову. Он улыбнулся и поцеловал меня в обе щеки, затем Скретч, Риз и Мартин сделали то же самое. Скретч закрыл глаза и монотонно пропел короткое заклинание. Все было окончено. Мои друзья сошли с мест, положенных по ритуалу, и, казалось, начали потягиваться и толочься на месте, как это обычно Делают мужчины после захватывающей футбольной игры. Все смотрели на Тома.
– Вот и все. Приветствую твое вступление в леса, Диана Колхаун.
– Приветствую тебя, Диана, – повторил за Томом Мартин. Риз и Скретч также пробормотали свои приветствия.
– Я… благодарю вас, – чуть слышно проговорила я. – Чувствую себя, как дева Марион. И все-таки, кто-нибудь расскажет мне, что сейчас произошло?
– Да, – заверил Том Дэбни. – Но сначала обед. Не знаю, как вы, ребята, но я голоден как черт. Я не ел со вчерашнего обеда.
– Ты это говоришь так, будто напрашиваешься в святые, – засмеялся Риз Кармоди. – Черт возьми, никто из нас не ел со вчерашнего дня, а еще меньше пил. А это жестоко и до чрезвычайности необычно.
Они рассмеялись: мужчины, собирающиеся выпить пива после матча.
– Тогда чего мы ждем? – спросил Том.
Так велико было его личное влияние, власть ночи, костра и непонятного старинного ритуала, что, когда я спросила Тома, почему мне предложили положить хлеб, соль и вино между кострами и он ответил: „Для очищения", я просто протянула: „А-а-а!" и последовала за мужчинами в дом.
Том развел огонь в камине, поставил запись Джерри Маллигана и отправился на кухню. Мартин Лонгстрит налил виски всем, кроме Скретча, который улыбнулся, покачал отрицательно головой и закрыл глаза, покачиваясь в глубоком кресле у огня и отбивая ногой такт музыки. Из кухни стал доноситься насыщенный запах жарящегося мяса, и я поняла, что голодна как волк.
Я сняла мокрые обувь и носки, протянула ноги к огню и позволила чувству успокоения, которое Козий ручей всегда порождал во мне, смыть странность этой ночи. Мы, наверно, были похожи на четырех приятелей, собравшихся поесть, выпить и повеселиться в доме общего друга. Фактически мы ими и были, хотя теперь мы были чем-то еще, чем-то, что выходило за пределы моего понимания.
Но сейчас я чувствовала только легкость, довольство и простой физический аппетит. Виски, подобно дыму, клубилось во рту и разливалось теплом по крови. Ощущение странности того, что мы только что проделали на болоте Биг Сильвер, съежилось где-то на краю моего сознания и не подбиралось в круг огня намина. Я знала, что вскоре мне придется осмыслить происшедшее, придется найти ему место в житейском опыте, попытаться пристроить в своем сознании… но после, не сейчас. Здесь, вне города, эта странная ночь казалась совершенно естественной. Только в Пэмбертоне она станет причудливой и немыслимой.
Я подняла бокал, приветствуя мужчин, сидящих у огня:
– Л'хаим, или как это говорится, – произнесла я. – Давайте начнем. Кто из вас расскажет мне, в чем дело?
– Думаю, что я, моя дорогая, – начал Мартин Лонгстрит. – Я никак не могу сбросить академическую мантию, даже в лесу. Конечно, если Том не хочет сам все объяснить.
– Валяй, Марти, – крикнул Том из кухни. – Доверие к тебе намного выше, чем ко мне. Она уже полагает, что я свихнулся. Но она, по крайней мере, выслушает тебя. А если наплюет на твои слова, ты можешь устроить так, что ее выгонят с работы.
Мартин широко улыбнулся; я впервые заметила, что это весьма привлекательный мужчина, а когда-то он был просто очень красив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
– О'кей, – согласилась я после некоторого раздумья. Мой голос был тихим и высоким. – Что я должна делать?
– Пройди между двух костров и положи то, что ты принесла, на землю точно посередине между ними. Затем подойди к берегу и подожди – я приду за тобой.
Том подал знак остальным: Риз наклонился, взял свой маленький барабан и начал отбивать тихий ровный ритм кончиками пальцев. Мартин поднял серебряную свирель ко рту и стал играть. Мотив был подобен тому, что мы слышали на веранде в День Благодарения – атональный, воющий, пронзительный и завораживающий. За ними и Скретч закрыл глаза, поднял голову и тихо запел что-то слабым надтреснутым старым голосом. Ни в мотиве, ни в словах я не могла угадать никакого смысла. Огромная, освещенная кострами черная чаша речного болота, казалось, надвигалась на меня. Время полетело назад, как раскручивающаяся кинопленка.
Я спустилась туда, где горели костры, нагнулась и положила покупки на землю между ними. Затем прошла вниз к краю воды и остановилась. Том на противоположном берегу раздвинул тростник, доходивший ему до талии, спустился к ручью и протянул мне руку. Там, где он раздвинул заросли, я увидела сооружение среди рогоза и тростника, нечто вроде туннеля из ветвей дуба и сосны, покрытого живыми зелеными дубовыми ветками и мхом, сооружение высотой примерно до талии Тома и около пяти футов длиной.
– Диана, если ты не против, мы бы хотели, чтобы ты перешла ручей и прошла сквозь туннель, – сказал Том. – Внутри туннеля нет ничего, кроме свежих веток сосны и дуба. Я сам срезал их сегодня утром. Тебе, возможно, придется наклониться или пройти на четвереньках, но это ничего не значит, обещаю тебе. Я бы показал, как это делается, но… мне не разрешается. Я обещаю, что внутри нет ничего, что могло бы повредить тебе.
– Я знаю, – ответила я. Прежде чем говорить, мне пришлось проглотить комок в горле.
– Ну ладно, – произнес Том. – Начинаем.
Звуки флейты и барабана усилились, голос Скретча стал выше, я вошла в воды Козьего ручья и пересекла его, не чувствуя ледяного холода промокших насквозь носков и мокасин. Я взглянула на Тома. Он стоял у другого конца зеленого туннеля и, улыбаясь, кивал мне головой. Я глубоко вздохнула, нагнулась и вошла в арку из ветвей.
Туннель был точно таким, каким описывал его Том. Внутри ничего не было, кроме мокрой черной земли в тех местах, где Том очистил ее от тростника, и низко нависших, образующих арку, ветвей, прутьев, иголок и листьев. Я глубоко вдохнула запах холодного свежего дуба и недавно срубленной древесины. Я закрыла глаза, прошла туннель и вновь выпрямилась. Том стоял передо мной и протягивал руку. Я ухватилась за нее.
Мой друг провел меня между Ризом и Мартином, и мы остановились перед Скретчем Первисом. Том отступил назад. Скретч с трудом нагнулся, поднял с земли небольшую глиняную чашу и опустил в нее руку. Указательным пальцем он начертал что-то на моем лбу, что-то холодное и влажное. Я закрыла глаза. Я не хотела видеть цвет жидкости на его темной руке. Когда я открыла глаза, то увидела, что Том поднимает корону из листьев, похожую на их венцы, и водружает ее мне на голову. Он улыбнулся и поцеловал меня в обе щеки, затем Скретч, Риз и Мартин сделали то же самое. Скретч закрыл глаза и монотонно пропел короткое заклинание. Все было окончено. Мои друзья сошли с мест, положенных по ритуалу, и, казалось, начали потягиваться и толочься на месте, как это обычно Делают мужчины после захватывающей футбольной игры. Все смотрели на Тома.
– Вот и все. Приветствую твое вступление в леса, Диана Колхаун.
– Приветствую тебя, Диана, – повторил за Томом Мартин. Риз и Скретч также пробормотали свои приветствия.
– Я… благодарю вас, – чуть слышно проговорила я. – Чувствую себя, как дева Марион. И все-таки, кто-нибудь расскажет мне, что сейчас произошло?
– Да, – заверил Том Дэбни. – Но сначала обед. Не знаю, как вы, ребята, но я голоден как черт. Я не ел со вчерашнего обеда.
– Ты это говоришь так, будто напрашиваешься в святые, – засмеялся Риз Кармоди. – Черт возьми, никто из нас не ел со вчерашнего дня, а еще меньше пил. А это жестоко и до чрезвычайности необычно.
Они рассмеялись: мужчины, собирающиеся выпить пива после матча.
– Тогда чего мы ждем? – спросил Том.
Так велико было его личное влияние, власть ночи, костра и непонятного старинного ритуала, что, когда я спросила Тома, почему мне предложили положить хлеб, соль и вино между кострами и он ответил: „Для очищения", я просто протянула: „А-а-а!" и последовала за мужчинами в дом.
Том развел огонь в камине, поставил запись Джерри Маллигана и отправился на кухню. Мартин Лонгстрит налил виски всем, кроме Скретча, который улыбнулся, покачал отрицательно головой и закрыл глаза, покачиваясь в глубоком кресле у огня и отбивая ногой такт музыки. Из кухни стал доноситься насыщенный запах жарящегося мяса, и я поняла, что голодна как волк.
Я сняла мокрые обувь и носки, протянула ноги к огню и позволила чувству успокоения, которое Козий ручей всегда порождал во мне, смыть странность этой ночи. Мы, наверно, были похожи на четырех приятелей, собравшихся поесть, выпить и повеселиться в доме общего друга. Фактически мы ими и были, хотя теперь мы были чем-то еще, чем-то, что выходило за пределы моего понимания.
Но сейчас я чувствовала только легкость, довольство и простой физический аппетит. Виски, подобно дыму, клубилось во рту и разливалось теплом по крови. Ощущение странности того, что мы только что проделали на болоте Биг Сильвер, съежилось где-то на краю моего сознания и не подбиралось в круг огня намина. Я знала, что вскоре мне придется осмыслить происшедшее, придется найти ему место в житейском опыте, попытаться пристроить в своем сознании… но после, не сейчас. Здесь, вне города, эта странная ночь казалась совершенно естественной. Только в Пэмбертоне она станет причудливой и немыслимой.
Я подняла бокал, приветствуя мужчин, сидящих у огня:
– Л'хаим, или как это говорится, – произнесла я. – Давайте начнем. Кто из вас расскажет мне, в чем дело?
– Думаю, что я, моя дорогая, – начал Мартин Лонгстрит. – Я никак не могу сбросить академическую мантию, даже в лесу. Конечно, если Том не хочет сам все объяснить.
– Валяй, Марти, – крикнул Том из кухни. – Доверие к тебе намного выше, чем ко мне. Она уже полагает, что я свихнулся. Но она, по крайней мере, выслушает тебя. А если наплюет на твои слова, ты можешь устроить так, что ее выгонят с работы.
Мартин широко улыбнулся; я впервые заметила, что это весьма привлекательный мужчина, а когда-то он был просто очень красив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169