Шампань-стрит, Джинн-лайн, Изи-стрит.
Мы проехали мимо старого, почтенного, обшитого белыми досками клуба игроков в гольф и мимо теннисного клуба (Тиш сказала: „Таких только четыре в стране: очень старые, очень французские и очень щегольские"). Промелькнула также знаменитая маленькая частная школа для девочек и три частных клуба – обеденный, для игроков в крокет и для игроков в бадминтон. Все они, обшитые досками или построенные из валунов, потемнели от плюща, глициний или времени.
В самой глубине лабиринта мощеные улицы уступали место дорогам, покрытым мягкой черной землей, как за домом Тиш, а газоны с редкими деревьями переходили в настоящий лес.
Мы обогнали невысокую загорелую женщину средних лет, едущую верхом на красивой крупной гнедой лошади. Дама была одета в заплатанные брюки для верховой езды, линялую рубашку-поло и неизбежную парусиновую шляпу. Она поприветствовала нас, подняв кнутовище. Тиш помахала рукой в ответ. На лошадях, загнанных в мыло, промелькнула четверка игроков в поло в рубашках, приклеившихся к потным спинам. Они подняли свои клюшки, здороваясь с нами.
– Треки, конюшни и поле для поло находятся там, сзади, – объяснила Тиш. – Я оставляю их на завтра. Похоже, сегодня игра уже закончена. Давай побыстрей поедем в Гостиницу и опередим наплыв толпы на ланч. Проголодалась, Хил? Ведь надо было подняться на рассвете из-за кошмаров!
Хилари с заднего сиденья ответила:
– Да, – и, опомнившись, поправилась: – Да, пожалуйста.
Я повернулась, чтобы взглянуть на нее, и невольно улыбнулась. Дочка была молчаливой все утро, и я опасалась, что великолепие и необычность всего увиденного вместе с испугом, испытанным на рассвете, устрашат ее и заставят замкнуться еще больше. Накануне Пэмбертон не понравился Хил. Но сейчас она восторженно улыбалась, и маленький рот был чуть приоткрыт, а светло-голубые глаза сияли. Она вертела своей шелковой головкой, чтобы не пропустить лошадей. У меня сжалось сердце, как это часто бывало, просто от удовольствия, что моя дочка такая красивая, и от неистового чувства любви и желания защитить ее. Но, увидев улыбку Хил, я почувствовала, что во мне начала расти волна согревающего облегчения. Пока в Пэмбертоне нет ничего страшного, и за Хилари не стоит опасаться. Я с радостью переехала бы даже в Диснейленд, только бы удержать светлую радость на личике дочери.
Тиш взглянула на Хилари через зеркало заднего вида и усмехнулась мне:
– У меня уже есть один обращенный. Я и тебя заполучу!
Пэмбертонская Гостиница была просторным обшитым досками строением с нависшей крышей, сверкавшим от побелки. Каменные веранды окружали ее со всех сторон. Неизбежный чугунный жокей держал бронзовую пластинку, на которой можно было прочесть: „Основана в 1835 году". Ломонос и петуньи цвели в горшках и на шпалерах. Находящаяся справа пустынная покрытая гравием стоянка для автомобилей начала постепенно заполняться фургонами, „чероки", „блейзерами" и мелькавшими среди них большими иностранными седанами.
Тиш поставила свой „блейзер" рядом с низким „ягуаром" кремового цвета и негромко просигналила. Дверцы „ягуара" открылись с обеих сторон, Чарли и еще один мужчина выглянули из них. Мы с Тиш сунули головы в их автомобиль, и я глубоко вздохнула с невольным наслаждением.
Насыщенный запах новой кожи был так же приятен, как аромат старомодных роз, растущих на клумбах по обеим сторонам дорожки, ведущей к веранде. Автомобиль внутри был весь отделан гладкой бежевой кожей и полированным деревом цвета меда.
– Господи, Чарли, это все равно что оказаться внутри промасленного бисквита. Неплохо для деревенского акушера, – воскликнула я, а он рассмеялся и потрепал меня по подбородку.
– Вот это мнение. Настоящее дитя семидесятых, – заметил Чарли, – только мне случайно стало известно, что ты годами разъезжала по Бакхеду в „БМВ"… Энди, это Картер Деверо, мой неустрашимый партнер по игре в поло и соратник по всяческим пакостям в детстве. Картер, познакомься с Энди Колхаун – нашим с Тиш старейшим другом и новейшим жителем Пэмбертона. А эта хорошенькая леди – Хилари Колхаун. Они остановились у нас, ожидая, пока Рэнди Ливингстон закончит уборку домика в Пайпдриме. Помнится, я рассказывал тебе об Энди.
– Да, ты говорил, и я с нетерпением ожидал знакомства, – произнес Картер Деверо очень медленным низким грудным голосом, наверно, самым красивым, какой я когда-либо слышала. Он был приятным на вид, но ничем не примечательным мужчиной, высоким и немного полноватым в талии, таким же, каким стал теперь Чарли, и таким же загорелым, как его приятель, с редеющими песчаного цвета волосами и мягкими голубыми глазами. Улыбка его была открытой и милой, как у ребенка, а необычный голос очаровывал, как превосходная музыка или птичье пение. Он заставлял вас улыбаться от удовольствия и вызывал желание слушать еще и еще.
Впятером мы вошли в Гостиницу. Хилари тянулась сзади, держась за мою руку, а рука Чарли легко покоилась на ее головке.
Большая гостиная с низкими потолками была увешана оленьими рогами, обшита старыми красивыми резными дубовыми панелями. Глубокие кожаные кресла и диванчики были расставлены перед громадным камином, сложенным из природного камня и заставленным теперь, в жару, папоротниками. Везде висели гравюры с охотничьими сценами, картины, изображающие всадников, а на столах и на полу были расставлены различные скульптуры. Экземпляры „Форбса" и „Блад хорс" покоились на низких столиках.
За гостиной (надо было подняться на один пролет лестницы с невысокими полированными деревянными ступеньками) располагался ресторан. За столиками сидели женщины и мужчины, похожие на Тиш, Чарли и Картера Деверо. Ресторан утопал в полумраке, был роскошным и успокаивающим, с отделкой из темного дерева и зелеными растениями, белоснежными скатертями из дамаста, медными украшениями и чучелами фазанов над камином. Когда мы вошли, то до нас донесся звук приглушенных голосов и большинство голов повернулось в нашу сторону.
Чарли поднял руку, здороваясь с присутствующими, Тиш тоже помахала в знак приветствия. Нас посадили у окна с частым переплетом и широким подоконником. Окно выходило на задний двор Гостиницы. Улыбающийся чернокожий официант возник рядом с Чарли.
– Добрый день, доктор. Вам и гостям по порции того, что вы обычно заказываете? – Он вопросительно взглянул на меня, все еще продолжая улыбаться.
У меня было такое чувство, что все остальные в ресторане также смотрели только на меня. Я внезапно почувствовала себя слишком круглой, темнокожей, яркой, чересчур хорошо одетой в полотняное платье, в котором отправилась бы на ланч в Атланте. Слишком другой, слишком… гречанкой.
В ресторане не было ни одной женщины, чьи волосы не выгорели бы от солнца и не были бы строго зачесаны назад или подстрижены в форме прямого, свободного флипа 60-х годов, скрепленного сзади заколкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Мы проехали мимо старого, почтенного, обшитого белыми досками клуба игроков в гольф и мимо теннисного клуба (Тиш сказала: „Таких только четыре в стране: очень старые, очень французские и очень щегольские"). Промелькнула также знаменитая маленькая частная школа для девочек и три частных клуба – обеденный, для игроков в крокет и для игроков в бадминтон. Все они, обшитые досками или построенные из валунов, потемнели от плюща, глициний или времени.
В самой глубине лабиринта мощеные улицы уступали место дорогам, покрытым мягкой черной землей, как за домом Тиш, а газоны с редкими деревьями переходили в настоящий лес.
Мы обогнали невысокую загорелую женщину средних лет, едущую верхом на красивой крупной гнедой лошади. Дама была одета в заплатанные брюки для верховой езды, линялую рубашку-поло и неизбежную парусиновую шляпу. Она поприветствовала нас, подняв кнутовище. Тиш помахала рукой в ответ. На лошадях, загнанных в мыло, промелькнула четверка игроков в поло в рубашках, приклеившихся к потным спинам. Они подняли свои клюшки, здороваясь с нами.
– Треки, конюшни и поле для поло находятся там, сзади, – объяснила Тиш. – Я оставляю их на завтра. Похоже, сегодня игра уже закончена. Давай побыстрей поедем в Гостиницу и опередим наплыв толпы на ланч. Проголодалась, Хил? Ведь надо было подняться на рассвете из-за кошмаров!
Хилари с заднего сиденья ответила:
– Да, – и, опомнившись, поправилась: – Да, пожалуйста.
Я повернулась, чтобы взглянуть на нее, и невольно улыбнулась. Дочка была молчаливой все утро, и я опасалась, что великолепие и необычность всего увиденного вместе с испугом, испытанным на рассвете, устрашат ее и заставят замкнуться еще больше. Накануне Пэмбертон не понравился Хил. Но сейчас она восторженно улыбалась, и маленький рот был чуть приоткрыт, а светло-голубые глаза сияли. Она вертела своей шелковой головкой, чтобы не пропустить лошадей. У меня сжалось сердце, как это часто бывало, просто от удовольствия, что моя дочка такая красивая, и от неистового чувства любви и желания защитить ее. Но, увидев улыбку Хил, я почувствовала, что во мне начала расти волна согревающего облегчения. Пока в Пэмбертоне нет ничего страшного, и за Хилари не стоит опасаться. Я с радостью переехала бы даже в Диснейленд, только бы удержать светлую радость на личике дочери.
Тиш взглянула на Хилари через зеркало заднего вида и усмехнулась мне:
– У меня уже есть один обращенный. Я и тебя заполучу!
Пэмбертонская Гостиница была просторным обшитым досками строением с нависшей крышей, сверкавшим от побелки. Каменные веранды окружали ее со всех сторон. Неизбежный чугунный жокей держал бронзовую пластинку, на которой можно было прочесть: „Основана в 1835 году". Ломонос и петуньи цвели в горшках и на шпалерах. Находящаяся справа пустынная покрытая гравием стоянка для автомобилей начала постепенно заполняться фургонами, „чероки", „блейзерами" и мелькавшими среди них большими иностранными седанами.
Тиш поставила свой „блейзер" рядом с низким „ягуаром" кремового цвета и негромко просигналила. Дверцы „ягуара" открылись с обеих сторон, Чарли и еще один мужчина выглянули из них. Мы с Тиш сунули головы в их автомобиль, и я глубоко вздохнула с невольным наслаждением.
Насыщенный запах новой кожи был так же приятен, как аромат старомодных роз, растущих на клумбах по обеим сторонам дорожки, ведущей к веранде. Автомобиль внутри был весь отделан гладкой бежевой кожей и полированным деревом цвета меда.
– Господи, Чарли, это все равно что оказаться внутри промасленного бисквита. Неплохо для деревенского акушера, – воскликнула я, а он рассмеялся и потрепал меня по подбородку.
– Вот это мнение. Настоящее дитя семидесятых, – заметил Чарли, – только мне случайно стало известно, что ты годами разъезжала по Бакхеду в „БМВ"… Энди, это Картер Деверо, мой неустрашимый партнер по игре в поло и соратник по всяческим пакостям в детстве. Картер, познакомься с Энди Колхаун – нашим с Тиш старейшим другом и новейшим жителем Пэмбертона. А эта хорошенькая леди – Хилари Колхаун. Они остановились у нас, ожидая, пока Рэнди Ливингстон закончит уборку домика в Пайпдриме. Помнится, я рассказывал тебе об Энди.
– Да, ты говорил, и я с нетерпением ожидал знакомства, – произнес Картер Деверо очень медленным низким грудным голосом, наверно, самым красивым, какой я когда-либо слышала. Он был приятным на вид, но ничем не примечательным мужчиной, высоким и немного полноватым в талии, таким же, каким стал теперь Чарли, и таким же загорелым, как его приятель, с редеющими песчаного цвета волосами и мягкими голубыми глазами. Улыбка его была открытой и милой, как у ребенка, а необычный голос очаровывал, как превосходная музыка или птичье пение. Он заставлял вас улыбаться от удовольствия и вызывал желание слушать еще и еще.
Впятером мы вошли в Гостиницу. Хилари тянулась сзади, держась за мою руку, а рука Чарли легко покоилась на ее головке.
Большая гостиная с низкими потолками была увешана оленьими рогами, обшита старыми красивыми резными дубовыми панелями. Глубокие кожаные кресла и диванчики были расставлены перед громадным камином, сложенным из природного камня и заставленным теперь, в жару, папоротниками. Везде висели гравюры с охотничьими сценами, картины, изображающие всадников, а на столах и на полу были расставлены различные скульптуры. Экземпляры „Форбса" и „Блад хорс" покоились на низких столиках.
За гостиной (надо было подняться на один пролет лестницы с невысокими полированными деревянными ступеньками) располагался ресторан. За столиками сидели женщины и мужчины, похожие на Тиш, Чарли и Картера Деверо. Ресторан утопал в полумраке, был роскошным и успокаивающим, с отделкой из темного дерева и зелеными растениями, белоснежными скатертями из дамаста, медными украшениями и чучелами фазанов над камином. Когда мы вошли, то до нас донесся звук приглушенных голосов и большинство голов повернулось в нашу сторону.
Чарли поднял руку, здороваясь с присутствующими, Тиш тоже помахала в знак приветствия. Нас посадили у окна с частым переплетом и широким подоконником. Окно выходило на задний двор Гостиницы. Улыбающийся чернокожий официант возник рядом с Чарли.
– Добрый день, доктор. Вам и гостям по порции того, что вы обычно заказываете? – Он вопросительно взглянул на меня, все еще продолжая улыбаться.
У меня было такое чувство, что все остальные в ресторане также смотрели только на меня. Я внезапно почувствовала себя слишком круглой, темнокожей, яркой, чересчур хорошо одетой в полотняное платье, в котором отправилась бы на ланч в Атланте. Слишком другой, слишком… гречанкой.
В ресторане не было ни одной женщины, чьи волосы не выгорели бы от солнца и не были бы строго зачесаны назад или подстрижены в форме прямого, свободного флипа 60-х годов, скрепленного сзади заколкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169