– Французский посол намекнул, что он мог бы вызвать помощь из Франции, – говорит Винчестер. – Французы опасаются, что если леди Мария станет королевой, она заключит союз с их врагом, императором.
– Нам необходимо срочно повидать посла, – настаивает Пемброк, все еще хмурясь после выволочки, которую я устроила ему вчера.
– Стоит попытаться, сударыня, – поддерживает Винчестер.
Уильям Сесил, секретарь совета, подает голос:
– Ваша светлость, на самом деле Тайному совету требуется посетить французского посла, дабы обсудить вопрос в обстановке секретности. И посему лордам потребуется ваше разрешение покинуть Тауэр.
– Очень хорошо, – говорю я им.
Я не питаю иллюзий в отношении их подлинной цели. Дни моего пребывания на престоле, несомненно, сочтены, а крысы, как говорят, всегда первыми бегут с тонущего корабля. Меня не огорчает потеря титула и положения. Я поистине рада, что так недолго пробыла королевой. Что же до последствий моих поступков, то я возлагаю надежды на Господа. Может быть, это и к лучшему, если меня найдут одинокой и всеми покинутой в Тауэре.
Но батюшка не собирается позволять им сбежать так просто.
– Я обязательно должен вас сопровождать, милорды, – заявляет он с подобием дружеской улыбки.
– В этом нет необходимости, милорд, – уверяет его Арундель.
– Я, черт возьми, иду с вами! – кричит батюшка, но у Пемброка готов для него ответ: – Если вы покинете королеву, милорд, то у нас не останется иного выбора, как только велеть вас немедленно казнить, – парирует он.
Батюшка взрывается бешенством:
– Как вы смеете судить меня с позиции высокой морали и обвинять меняв том, что я покидаю королеву? Я единственный среди вас, кто ей действительно предан. Но вы загнали меня в угол, и я не хочу, чтобы меня обвиняли в измене, хотя ею и не пахнет. И я вас предупреждаю: если вы вскоре не вернетесь, с вами со всеми будет то, чем вы мне только что угрожали.
– Это вряд ли, милорд, – говорит Винчестр. – Но не беспокойтесь, мы вернемся до полудня.
Фрэнсис Брэндон, герцогиня Суффолкская

Тауэр, Лондон, 18 июля 1553 года.
Вечером Генри приходит ко мне в спальню. Он чуть не плачет. Это меня и вправду пугает, ибо я никогда прежде не видела его таким несчастным, даже когда умер наш сын.
– Что случилось? – спрашиваю я в тревоге.
– Предатели, чертовы предатели, будь они прокляты! – кричит он.
– Кто предатели? – В моем голосе звучит страх.
– Члены Тайного совета, моя дорогая. Они так и не пошли к французскому послу. Дураку было ясно, что это все блеф. Но что они сделали вместо того? Негодяи устроили какое-то секретное совещание, а затем отправились в собор Святого Павла вознести благодарность за спасение королевства от мятежа. Какого мятежа, спросишь ты?
– Они присягнули Марии? – У меня по спине пробегает ледяная дрожь.
– Нет, но – да помилуй их Боже – они имели наглость заказать в соборе католическую мессу. Ты представляешь?
– О Господи! – стенаю я. У меня такое чувство, что мир начинает рушиться вокруг нас.
Генри порывисто заключает меня в объятья.
– Что бы ни случилось, ты должна помнить: я хотел как лучше, я пошел на это ради нас, ради Джейн и ради Кэтрин, – шепчет он. – Я и подумать не мог, чем все обернется. Нортумберленд казался непобедимым, а его план беспроигрышным.
– Я тебе верю, – вяло отвечаю я. Затем во мне заговаривает мой прагматизм. – Нам нужно покинуть Тауэр, пока это возможно, и забрать с собой Джейн.
– Нет. Лучше подождать, посмотреть, что будет дальше. Если лондонцы выступят за Марию, нам будет безопаснее находиться в Тауэре. Ты же знаешь, настроение толпы непредсказуемо.
– По крайней мере, нам нужно предупредить Джейн о том, что происходит.
– Не сейчас. Ничего ей пока не говори. Она сама вскоре все узнает. Пока что она держалась молодцом, но эти последние новости могут оказаться последней каплей. Самая надежная ее защита – это ее юность и невинность.
– Мария, конечно, примет это во внимание? – Впервые до меня доходит, что для нашей дочери, равно как и для всех нас, происходящее может иметь серьезные последствия.
– Я верю, что она проявит снисхождение к своей родне, – отвечает Генри.
– Молю Бога, чтобы это было так, – с жаром говорю я.
Мы глядим друг на друга в тревоге и волнении.
Королева Джейн

Тауэр, Лондон, 19 июля 1553 года.
– У миссис Андерхилл ночью начались роды, – объявляет миссис Эллен.
Миссис Андерхилл – жена одного из стражей Тауэра. Я поднимаю голову от книги.
– Может быть, она уже родила. Сходите, пожалуйста, и узнайте.
Ожидание рождения этого ребенка стало лучиком солнца в мрачном мире. Я не могу никому признаться, но мне очень хочется увидеть и, возможно, подержать на руках новорожденного младенца.
Миссис Эллен не нужно долго уговаривать. Задумчиво глянув на меня, она уходит, но вскоре возвращается в компании гордого, но немного смущенного мистера Андерхилла.
– Родился здоровый мальчик! – говорит она мне.
Я улыбаюсь и подаю стражу руку для поцелуя.
– Мои поздравления, мистер Андерхилл. Когда ваша жена отдохнет, мне бы хотелось навестить ее и ребенка.
– Благодарю вас, ваша светлость, – бормочет страж с запинкой. – Я… то есть… мы думали… не позволили бы вы крестить мальчика Гилфордом, в честь вашего супруга?
– Конечно, – охотно разрешаю я, хотя мне думается, что в последующие годы это имечко не порадует семейство Андерхилл.
Мистер Андерхилл все не уходит; он стоит, теребя в руках шапку.
– Что-нибудь еще? – спрашиваю я.
– Э-эээ… Ваша светлость, прошу прощения… – мычит он, – но я хотел попросить вас еще об одном одолжении. Не окажете ли вы нам великую честь, став крестной матерью? Крестины сегодня вечером, в церкви Святого Петра-в-оковах в Тауэре.
– С радостью, – сияю я.
Когда он уходит, я замечаю, что у миссис Эллен озабоченное выражение.
– Что-то случилось? – интересуюсь я.
– Да нет, наверное, ничего. Меня просто удивило, когда я шла к Андерхиллам, что во дворце так тихо. Вы знаете, парадные залы в Белом Тауэре совершенно пусты. И куда все подевались?
– Вы совсем никого не видели?
– На лестнице я встретила архиепископа Кранмера и его капеллана. Я думаю, что если они тут, то остальные члены совета, должно быть, тоже.
– Да, должно быть, – соглашаюсь я, но безо всякой уверенности.
Обед проходит тихо, в моих личных покоях. Никто не торопится составить мне компанию за трапезой. Миссис Эллен снова выходит и по возвращении сообщает, что по-прежнему нигде никого нет.
Стоит удушающая жара, и дневные часы тянутся бесконечно долго. Затем внезапно, после пяти, колокола городских церквей начинают радостный перезвон, и слышатся далекие крики. В открытое окно я вижу дымки, поднимающиеся над крышами, и реку, забитую судами.
Появляется лакей и объявляет, что ужинать подано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121