– Боже, как там темно и сыро, – восклицает он. – И так тесно – двоим не разойтись. Ход ведет на винтовую лестницу, по которой мы спустились в подвал. А там мы нашли нашего дровосека. Мои молодцы его схватили, а я, применив к нему проверенный и надежный способ дознания, то есть приставив кинжал к его горлу, заставил его признаться. Похоже, он когда-то был здесь, в Сайоне, монахом, а последние тринадцать лет копил горечь и обиду. По его словам, в это время он перебивался случайными заработками, выполняя самую черную работу, и подаянием местных жителей. Он сказал, что страстно мечтал о возможности отомстить дому Тюдоров, и обрадовался, узнав, что в Сайоне остановились родственники самого короля. Сегодня утром он проник в дом незамеченным, пробрался на южную галерею и с радостью обнаружил, что потайной ход и винтовая лестница на месте, не тронуты перестройкой. Там он и спрятался, зажав в руке топор. Он предназначался тебе, моя дорогая.
Батюшка обнимает матушку одной рукой за плечи. Я никогда еще не видела ее такой встревоженной: она изо всех сил старается сохранить свое обычное достоинство.
– Он все еще там? – спрашивает она, бледнея. – Надеюсь, вы хотя бы его связали?
– Так случилось, дорогая, что он уже мертв, – говорит ей милорд. – Ему удалось вывернуться, выхватить у меня кинжал и заколоть себя.
Слуги переглядываются. Батюшка глядит на них в упор. Я ничего не понимаю.
– Унесите его вечером и похороните на перекрестке дорог, – велит он им. – Он оскорбил Господа, лишив себя жизни, и не может покоиться на освященном месте. Он пытался убить мою добрую супругу и едва не убил меня. – Мужчины как будто хотят что-то сказать, но он взглядом приказывает им молчать. – Никому ничего не говорите. Я не желаю подвергать моих дочерей и жену дальнейшим испытаниям. Если кто-либо спросит вас, что вы делаете, отвечайте, что нашли тело в лесу.
Они уходят, а батюшка торопит нас обратно в наши личные покои, пресекая все расспросы. Тем дело и кончается, хотя мне любопытно, что все-таки произошло в том подвале и был ли там вообще кто-либо убит в тот день.
Нортумберленд, как говорит батюшка, сейчас почти не отходит от постели короля. Что-то зловещее присутствует в воздухе. Сегодня в Сайон прискакал гонец в королевской ливрее, но с каким известием – мне неведомо.
Я все еще слаба после болезни и провожу дни за чтением в большой гостиной или гуляю с миссис Эллен по прекрасным садам, которые развел здесь Сомерсет. Розы сейчас в самом цвету, я вдыхаю их сильный аромат и наслаждаюсь сладким шепотом теплого бриза.
День идет к вечеру, солнце золотым шаром медленно движется к западу. Собравшись домой на ужин, мы замечаем двоих всадников, въезжающих рысью в главные ворота.
– Это лорд Гилфорд, – удивленно говорю я.
Я не видела его со дня нашей свадьбы, но совсем не соскучилась. Что ему здесь понадобилось? Второй всадник – очевидно, слуга, ибо он одет в ливрею Дадли.
Завидев нас, Гилфорд машет рукой и натягивает поводья.
– Добрый день, миледи! – кричит он. – Надеюсь, вам лучше.
Я наскоро приседаю в реверансе.
– Мне гораздо лучше, сир, благодарю вас, – вежливо отвечаю я. – Что привело вас сюда?
Он спешивается и подходит ко мне, высокий и изящный, в костюме рыжевато-коричневого бархата.
– А вы можете идти, – кратко говорит он, обращаясь к миссис Эллен.
Ошеломленная его грубостью, я с мольбой гляжу на нее, прося не отходить далеко, и она тихо удаляется в соседний сад, за ближайшую изгородь.
Гилфорд смотрит на меня сверху вниз. Он очень высокий, у него ярко-синие глаза. Его совершенные черты невольно вызывают восхищение, хотя я помню, что у меня нет причин восхищаться его душой.
– Я приехал, миледи, по воле своих родителей. Разве вас не предупредили?
– Я ничего не знаю, – отвечаю я в некотором замешательстве.
– А я думал, что вы меня ждете. – Он, кажется, тоже растерян.
– А о чем меня должны были предупредить? – спрашиваю я с нарастающим трепетом, ибо начинаю догадываться об ответе.
Гилфорд делает глубокий вздох.
– О том, что наш брак должен наконец стать настоящим, – говорит он с плотоядным и хитрым выражением. – Я должен сделать вас своей женой. Мой отец сказал, что король того желает и ваши родители согласны.
В наступившей тишине я старюсь собраться с мыслями, которые несутся в моей голове испуганным вихрем.
– Я не знаю, – наконец выдавливаю я из себя. – Я не готова. Им следовало меня предупредить. И я пока не очень хорошо себя чувствую после болезни. Это невозможно!
Он глядит на меня в смятении:
– Но мой отец посылал гонца.
– Я не готова, – повторяю я. – Мне ничего не сказали.
Он, должно быть, услышал истерические нотки в моем голосе: сама я себе кажусь зверьком, угодившим в капкан.
– Нечего бояться, – говорит он. – Я не сделаю вам ничего дурного. Доверьтесь мне.
Он приподнимает мой подбородок ладонью, и наши глаза встречаются. Я чувствую, как у меня вспыхивает лицо, и снова думаю: как же он красив! И как жаль, что он мне совсем не нравится! И тут же я осыпаю себя упреками. Но он и вправду очень красив! И впервые, кажется, настроен по-доброму.
При всей моей молодости я уже успела привыкнуть смиряться под ударами судьбы, хотя и иногда бунтую против нее. Я могла бы оказаться в гораздо худшей ситуации. Я наслышана о девочках, выходивших замуж за стариков, которые в постели годились только на то, чтобы грубо лапать своих жен, но при этом ожидали, что те нарожают им сыновей. Мне, во всяком случае, не придется терпеть ласки старика. Зато мой долг велит мне подчиниться этому красивому юноше, которого судьба наделила верховной властью надо мной, сделав его моим мужем. Многие девушки, безо всякого сомнения, позавидовали бы мне, но не те девушки, что смотрят дальше красивого лица и мускулистого тела. Самое возмутительное, что меня продали ради выгоды, и я не могу не ощущать горькой обиды.
У Гилфорда, глядящего мне в лицо, хватает ума понять мою внутреннюю борьбу. Он наклоняется и на удивление нежно целует меня в губы.
Ужин проходит в мучениях. Родители тепло принимают Гилфорда, очевидно зная, зачем он явился. Я со своей стороны не могу простить им, что они ничего мне не сказали. Во время трапезы, которую устроили в малой гостиной, они терзают меня непристойными намеками и шутками. Я дико смущаюсь, когда батюшка, видя, что я сижу вся красная, замечает, что мне еще повезло, поскольку нас не заставили ложиться в постель на людях.
– В отличие от нас с матушкой, – подмигивает он, разойдясь от доброго вина. – Нас раздели донага при всем честном народе.
– Не напоминай, – говорит миледи. – Я думала, умру от стыда. А через час они вернулись с вином и потребовали доказательств исполнения супружеского долга. Они даже осмотрели простыни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121