– Буду с нетерпением ожидать встречи с вами в Лондоне после победы. – Мой муж протягивает руку.
Я с отвращением отворачиваюсь.
Позже мы узнаем, что граф Хантингдон, получив послание Генри, тотчас отнес его в Тайный совет.
Миссис Эллен
Лондон, 25 января 1554 года.
Меня не ограничивают в передвижениях. Я могу покидать Тауэр и возвращаться, когда захочу, так что часто выхожу за покупками или в гости к сестре в Смитфилд. Таким образом я в курсе того, что происходит в мире.
Новости нехорошие. В Лондоне неспокойно, и идет слух, что кельтский мятежник, сэр Томас Уайетт, приближается к столице с армией в пять тысяч человек. Горожане в страхе, и мне уже приходилось видеть, как напуганные люди, захватив свои пожитки, покидают Сити.
Смешавшись с толпой на Чипсайд-кросс, я слушаю глашатая, который зачитывает прокламацию, изданную Тайным советом. Кровь моя холодеет, когда я слышу имя герцога Суффолка среди имен прочих изменников, поднявших злодейский мятеж против ее величества с целью снова привести к власти леди Джейн и Гилфорда Дадли.
Да как он мог? Как он мог быть таким глупым и безрассудным? Меня охватывают тревога и волнение. Я ушам своим не верю.
– Если кто доставит в суд изменника Уайетта, – кричит глашатай, – то славное поместье будет навеки пожаловано ему и его потомкам!
Это ужасно, думаю я, пока люди расходятся. Как мог герцог даже помышлять о новом заговоре, чтобы посадить бедняжку Джейн на трон? Он, должно быть, сошел с ума. И как же мне уберечь мое дорогое дитя от последствий того, что он сделал? Боже милосердый, что же теперь будет? Мне жутко даже представить.
Я в страшном смятении спешу обратно в Тауэр. Решаю, что пока могу только скрывать эти ужасные новости от Джейн. В ее невинности – ее спасение, и я молю Бога ей помочь.
Позже я присоединяюсь к толпе у дворца Уайтхолл, в надежде разглядеть королеву. Все знают, что она отказалась покинуть Лондон и переехать в безопасный Винздор, заявив, что уверена в преданности и любви своих подданных. Разговоры, слышные в толпе, заставляют в этом усомниться. Иные готовы отдать свою преданность и любовь любому, кто победит в войне. Проще говоря, Мария больше не та народная любимица, какой она была при своем восшествии на престол шесть месяцев назад.
Леди Джейн Дадли
Тауэр, Лондон, 7 февраля 1554 года.
В окно я вижу солдат. Они повсюду. Мне известно, отчего их сюда согнали, хотя мои тюремщики не хотели бы, чтобы я знала. Несомненно, сэру Джону Бриджису строго-настрого запретили мне об этом сообщать. Я только слышала, что изменник по имени сэр Томас Уайетт поднял мятеж против брака королевы с принцем Испании.
Миссис Эллен рассказывала, что четыре дня назад Уайетт и его армия достигли Саутворка, но обнаружили, что горожане, воодушевленные страстной речью королевы, произнесенной ею в Гилдхолле, разобрали Лондонский мост, чтобы не позволить войску войти в город. Тогда Уайетт захватил старую обитель Сент-Мэри-Овери, затем двинулся вверх по реке в Кингстон, где есть другой мост через Темзу. Теперь он снова наступает на Лондон, с юга.
Ждущие солдаты выстроились в шеренги, готовые выступить, когда потребуется. Я смотрю, как они, взяв ружья на изготовку, выходят строевым шагом из Тауэра навстречу мятежникам. Немного погодя издалека доносятся звуки ружейной пальбы, и мне кажется, что все, кто остался в Тауэре, сейчас ждут затаив дыхание, как и я. Затем на несколько часов наступает тишина.
Вечер. Я читаю, лежа на кровати, когда снаружи раздается шум. Я вскакиваю и вглядываюсь в свое решетчатое окно. В темноте мне удается разглядеть сэра Джона Бриджиса и отряд солдат, проезжающих верхом мимо Белого Тауэра в сторону главных ворот.
Внезапно входит миссис Эллен:
– Слава богу, миледи! Уайетта схватили. Теперь его везут сюда, чтобы заключить в башне Белл-тауэр. Мятеж подавлен.
– Слава богу! – эхом откликаюсь я. – Мы спасены.
Королева Мария
Дворец Уайтхолл, 7 февраля, 1554 года.
В семь часов вечера я наконец-то могу принять Ренара, который весь день добивался аудиенции.
– Ваше величество! – вскрикивает он, целуя мою руку с небывалым жаром. – Как я рад, что вы спаслись! Мы все были страшно потрясены тем, что вам едва удалось избежать беды. Сударыня, простите меня, но я предполагал, что так и будет. И я бы презрел свой долг и пренебрег преданностью вам, если бы не обратил ваше внимание на то, что этот мятеж явился результатом чрезмерного великодушия вашего величества. Я умоляю вас, ваше величество, ожесточите сердце свое против этих изменников и покажите вашим подданным, что вас не запугать.
– Вы говорите, как мои советники, господин посол, – замечаю я. – Вы все поете в унисон.
Я старюсь не выдать своих чувств, ибо он сочтет это знаком слабости, но чего бы это мне ни стоило, я настроена доказать ему – равно как и всем остальным, – что, если надо, могу быть такой же решительной и жестокой, как мой отец.
За исключением, конечно, тех случаев, когда дело затрагивает мою совесть.
Добрые черты моей натуры помогают мне обуздать свой порыв.
– Вам не стоит беспокоиться, ибо решение мною уже принято, – говорю я ему. – Больше я не стану щадить врагов и буду требовать для них высшей меры наказания. Также отныне я не потерплю ереси в моем королевстве, поскольку мы все ясно видели, что она ведет к бунтарским заговорам против меня.
– Ваше величество выказывает великую мудрость, – отвечает Ренар с выражением облегчения и удовлетворения на лице. – Знаю, что до сих пор я поощрял в вас осторожность в обращении с еретиками, но я согласен: теперь ясно, что вы должны твердо расправиться с теми, кто не желает следовать доктринам истинной Церкви.
– Разумеется. Я долго об этом думала, молилась о наставлении и ныне решила вернуть старый закон против ереси, чтобы искоренить ее, ибо она подобна опухоли, поражающей сами основы Церкви. Те, кто не раскается, будут гореть на кострах. Если мои люди не придут к спасению по своей воле, их придется принудить к этому, во благо их душ.
– Именно этого мнения придерживается и мой господин, император, так же как и принц Филипп, – говорит Ренар. – Они полагают, что адское пламя на земле проясняет разум и способствует обращению самых упрямых еретиков.
– Молю Господа, чтобы так и было, – отвечаю я, осеняя себя крестным знамением. Но затем замолкаю. Мне страшно признаться Ренару в другом принятом мною решении, и я лихорадочно подыскиваю пути доказать ему, что, когда дело касается вопросов первостепенной важности, я непоколебима.
– Возвращаясь к вопросу об изменниках, – говорю я, – я решила, что главари мятежа будут казнены. И чтобы ни у кого не возникло искушения снова поднять бунт против нас, большое число их сторонников повесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121