– Ты опоздала, Джейн. Сколько же времени, интересно, требуется, чтобы подобрать нитки? Тебе давно пора быть в постели.
– Но, миледи… – заикаюсь я.
– В спальню без разговоров, а не то тебе достанется от вашей надзирательницы!
Сейчас или никогда!
– Но, миледи, против королевы готовится заговор!
От изумления матушка замирает на месте.
– Да что несмышленыш вроде тебя может знать о заговорах против королевы? – недоверчиво спрашивает она.
Я торопливо излагаю ей все, что только что услышала. Миледи слушает с возрастающим испугом, который явственно отражается у нее на лице.
– Поклянись, что говоришь правду, – требует она, схватив меня за плечи. – Потому что если ты все это придумала или хоть в чем-то соврала, я выпорю тебя так, как никогда еще не порола.
Я выдерживаю ее взгляд, желая, чтобы она мне поверила.
– Клянусь, что все это правда, миледи.
– Понятно, – говорит миледи, отпуская мои плечи. – Подожди-ка.
И она исчезает в спальне королевы. Несколько минут спустя оттуда выходит ее величество в ночной сорочке и с распущенными по плечам рыжими локонами.
– Что ты слышала, Джейн? – спрашивает она мягко, но настоятельно.
Я рассказываю ей, что произошло. Когда я заканчиваю, королева выглядит потрясенной.
– Боже, – говорит она, опускаясь в свое большое кресло у камина. – Откуда Гардинер узнал о моих взглядах? Кто мог меня предать?
– Никто из любящих вас, сударыня, и имеющих истинную веру, – со всей искренностью убеждает матушка.
– Тогда кто?
– Может быть, у вас проницательные враги? – предполагает матушка.
– У них нет доказательств. Не может этого быть! – Голос королевы выдает все возрастающую тревогу. – Мы избавились от книг, когда они допрашивали Энн Эскью.
– Ну разумеется, сударыня. Я уверена, что они их не нашли.
– Гардинер ненавидит меня, – бормочет королева. – И Райотсли. Я не исключаю, что они могли подделать доказательства против меня.
Мне странно это слышать. Разве может такое быть, что обе, королева и моя матушка, – еретички? Но что еще остается думать? О нет, это ужасная мысль. Не удивительно, что ее величество в ужасе. Я бы на ее месте с ума сошла от страха. Я пытаюсь ее утешить:
– Сударыня, король вас любит, – говорю я, вспоминая толстого весельчака, который часто с нами сиживал в этой самой комнате и развлекал нас шутками. – Он не причинит вам зла.
– Ах, Джейн, как бы мне хотелось в это верить, – шепчет она. – Ты славная, добрая девочка, ты правильно поступила, что пришла к своей матушке сегодня ночью.
Миледи смотрит на меня с чувством, отдаленно напоминающим нежность, и произносит:
– Да, Джейн, я тобою довольна.
Затем она оборачивается к королеве:
– Сударыня, единственное, что вы можете сделать для своей защиты, так это изображать невинность и вести себя так, будто ничего не случилось.
– Вы правы, – отвечает королева, приободряясь. – И я должна постараться оказывать больше почтения королю. Не думаю, что уже слишком поздно, – добавляет она. – С утра его величество может быть в другом настроении.
Подтверждение моей истории не замедлит явиться на следующий день, когда двое королевских стражей прибывают с повесткой, предписывающей сестре королевы, леди Герберт, двум ее подругам и трем фрейлинам, среди которых леди Суффолк и леди Лейн, явиться перед Тайным советом для допроса. Лица женщин белеют от ужаса. Пока мы ждем, в тревоге и страхе, их возвращения, я замечаю, что королеву бьет дрожь. После часа или двух напряженного ожидания дверь комнаты открывается, и они снова с нами.
– Они нас отпустили, – говорит измученная леди Герберт. – Нам не предъявили никаких обвинений.
– Пока, – зловеще добавляет леди Лейн.
– Нас спрашивали, нет ли в нашем распоряжении каких-либо незаконных книг, – говорит королеве леди Суффолк, – и не хранятся ли такие книги тайно в кабинете вашего величества. Мы, конечно, все твердо отрицали.
– Но они все равно обыскали наши сундуки, – замечает леди Лейн, – чтобы убедиться, что мы говорим правду. К счастью, там не было ничего для них интересного.
После этого жизнь снова идет своим чередом, с ежедневными уроками, поручениями королевы, прогулками в садах в теплую летнюю погоду и редкими придворными праздниками или приемами.
Король относится к королеве по-прежнему и даже с любовью. Если он действительно планирует выступить против нее, то он весьма талантливый притворщик. Она в свою очередь очень старается изображать покорную своему долгу, послушную жену. И все же я замечаю, что он постоянно пытается втянуть ее в споры о религии, как будто испытывая ее. Хорошо, что она не поддается на его уловки и уступает ему во всех вопросах, прилагая усилия к тому, чтобы он не усомнился в ее правоверности. Он, кажется, удовлетворен, и мы все немного расслабляемся, решив, что опасность миновала.
Я особенно боялась за королеву, которая добрее ко мне, чем собственная матушка, и которую я нежно люблю. Отчасти я беспокоюсь и о себе, ибо на что будет похожа моя жизнь без нее? Но я не смею ни говорить вслух о моих худших опасениях, ни спрашивать кого-либо, что может случиться с королевой, если король все-таки сочтет ее еретичкой. Совсем недавно в Смитфилде я своими глазами видела, что случается с еретиками, и мне невыносима мысль, что это ужасное наказание обрушится на такую добрую и милосердную женщину. Дай бог, чтобы до этого никогда не дошло, но я так боюсь за нее, что ночью не могу уснуть и безмолвно лью слезы в подушку, молясь, чтобы Господь защитил королеву и чтобы ей больше не угрожала опасность.
Однажды жарким днем королева посылает меня на ее личную кухню за фруктовым ликером. В многолюдных коридорах дворца витают запахи пота и старой кожи, я с трудом протискиваюсь сквозь обычную толчею. Вдруг какой-то важный господин в мантии темного дамаста, выйдя из двери, наталкивается на меня. Я его уже где-то видела.
– Прошу прощения, юная леди, – извиняется он, приподнимая шляпу, и затем уходит, очевидно очень торопясь. Я замечаю, что он обронил один из свитков, которые держал под мышкой.
– Сэр! – кричу я ему вслед, но мой голос тонет в шуме галереи. Когда он исчезает в людской толпе, я понимаю, что догнать его надежды нет.
Свиток лежит на полу, перевязанный красным шнурком с печатью. Подняв его, я узнаю большую государственную печать Англии. Тут до меня доходит, что человек, который только что столкнулся со мной, был не кто иной, как сам лорд-канцлер, сэр Томас Райотсли. Я видела его только однажды, но уверена, что это именно он.
Судя по спешке его светлости и печати, я, должно быть, держу в руках очень важный документ. Нужно отнести его королеве. Она знает, что с ним делать.
Королева разворачивает бумагу, читает и приглушенно вскрикивает:
– О нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121