Я рада вернуться домой в Дорсет-хаус и снова очутиться у себя в комнате. Мне не терпится избавиться от этого ненавистного платья, из-за которого все на меня глазели. Когда миссис Эллен расшнуровывает его и тянет через голову, я дергаю за рукав, и он рвется по шву.
– О Боже! Я его порвала! – восклицаю я.
По взгляду миссис Эллен ясно, что она все понимает.
Тилти, Эссекс, декабрь 1551 года.
Когда в начале этого месяца герцог Сомерсет был осужден в Вестминстере и приговорен к смерти, поднялись такие мощные и страшные волнения в поддержку «доброго герцога», который якобы защищал народные права, что герцог Нортумберленд был вынужден отложить исполнение приговора. Вместо того, он отослал Сомерсета обратно в Тауэр ожидать решения его участи. Батюшка говорит, что Нортумберленд пообещал приговоренному сделать все для его спасения, но никто ему не верит.
Очередное Рождество мы с нашей сильно увеличившейся свитой проводим в доме лорда Уиллоуби, в Тилти, в Эссексе. Поскольку леди Мария приглашена в качестве почетной гостьи на эти двенадцать дней святочных торжеств и веселья, все следуют старым обычаям и традициям, а я пытаюсь оставаться в стороне, полагая, что это пристало благочестивой протестантской деве. На празднике я сижу, замкнутая и угрюмая, и только когда разгневанная матушка награждает меня болезненным тычком, начинаю шевелиться.
– Ты меня с ума сводишь своим неуважением, – шипит она.
– А как насчет неуважения к Богу, сударыня? – шепчу я в ответ. Она считает меня несносной, но я в действительности стараюсь быть послушной. Хотя и не ей, а Богу.
– Дурные манеры – это и есть неуважение к Богу, особенно в такое время, – парирует она. – Ну-ка поднимись и сделай нормальное лицо!
С другой стороны, леди Мария, похоже, вознамерилась завоевать мою дружбу своей бесконечной добротой. Но сколько бы улыбок и лестных слов она мне ни расточала, в ее обществе мне все равно не по себе; она меня только раздражает. Мне бы хотелось, чтобы все было иначе, и жаль, что ее попытки помириться вызывают у меня такое отторжение, но искренне ответить ей взаимностью я не могу. Мне очень горько, что наши религиозные воззрения встали между нами стеной.
В день Рождества я ухитряюсь исчезнуть на несколько часов, проведя время за молитвой у себя в спальне, чтобы не ходить в церковь, которая, я уверена, была осквернена замаскированной католической службой и где я не могу приобщиться Господа, как я того желала бы.
Фрейлины Марии открыто осуждают меня. Вечером, когда мне не удается уклониться от присутствия на общем сборище в большом зале, главная из них, подлинное чудовище по имени Сюзанна Кларенсью, наклоняется ко мне и бормочет в ухо:
– Никто еще не умер от пения старых рождественских гимнов, миледи Джейн. Все поют. А вам, как я заметила, нравится портить веселый праздник. Нет нужды стоять с таким постным лицом – сейчас Рождество все-таки!
– Извините, – отвечаю я, пристыженная упреком в своем невежливом поведении. – Я никого не хотела обидеть.
– Тогда улыбнитесь! Леди Мария, признаться, говорит, что ей тяжко оставаться к вам снисходительной, но она постоянно напоминает нам, что вы молоды и что вам нелегко приходится в жизни. И все же я знаю многих других детей, чьи родители не менее строги, и я не сомневаюсь, что они, по крайней мере, не забывали бы своего долга перед хозяевами.
Теперь мои щеки пылают огнем. Я просто убита. Не хочу, чтобы другие думали обо мне дурно, несмотря на мое искреннее желание угодить Богу. Я снова извиняюсь. Я напоминаю себе, что Иисус велел нам любить врагов наших, но во мне горит негодование от несправедливости всего этого.
В последний день праздников, в крещенский сочельник, устраивается театральное представление. В завершение, по старинной традиции, все обмениваются подарками. Несколько недель мы с Кэтрин и даже Мэри своими неуклюжими стежками вышивали кошельки, обложки для книг, ленты для капоров, которые мы раздаем гостям, в обмен получая разные пустяки, равно как и несколько ценных подарков. Я получила часы – подарок родителей, гранатовую брошь и три пары перчаток мягчайшей замши.
Но самый роскошный дар еще впереди.
– Ее высочество желает вас видеть, миледи, – сообщает Кларенсью, глядя на меня с опаской.
Я иду через весь зал туда, где на возвышении, рядом с нашими хозяевами, сидит леди Мария. Запакованные подарки лежат с одной стороны ее кресла, а те, что она получила и развернула, свалены в беспорядке на столе с другой стороны – ворох богатых тканей, драгоценности, серебряная и золотая посуда.
– А, Джейн, – улыбается она, когда я делаю реверанс. Затем она наклоняется и берет из кучи на полу прямоугольный предмет, обернутый в серебряную ткань. – С наилучшими пожеланиями и моим благословением, – говорит она, вручая его мне.
– Благодарю вас, сударыня. – Я снимаю обертки, под которыми оказывается серебряный футляр. Внутри лежит прекрасное ожерелье из больших рубинов с подвешенными между ними жемчужинами. От этого зрелища у меня захватывает дух – никогда в жизни у меня не было ничего столь красивого и ценного.
– Ваше высочество, я премного вас благодарю, – произношу я с теплотой. Ее щедрый дар тронул меня. – Я потрясена вашей добротой и щедростью.
– Я знала, что вам понравится, Джейн, – улыбается Мария. – Вам это пойдет.
Подходит матушка, желая увидеть, что мне подарили, и ее глаза округляются, когда она видит камни.
– Сударыня, вы слишком щедры! – восклицает она. – Джейн, надеюсь, ты понимаешь, какой ценности это подарок, и ты достаточно поблагодарила леди Марию?
– Разумеется, Фрэнсис, – говорит моя благодетельница. – И я уверена, Джейн знает, что подарок дорог не ценой, а добротой и любовью дарителя.
– Конечно, мне хорошо это известно, сударыня, – отвечаю я. – И, клянусь, я постараюсь быть достойной этой доброты и любви.
Наконец поздней ночью мы уходим к себе, и перед сном я не могу удержаться и не примерить мое новое ожерелье. Миссис Эллен помогает мне застегнуть его на шее и отступает, чтобы полюбоваться. Но я, взглянув на свое отражение в зеркале при свечах, вздрагиваю от возникшего передо мной жуткого образа, ибо в неверном мерцающем свете красные камни у меня на шее выглядят словно сгустки крови.
– Что с вами, мисс Джейн? – удивляется миссис Эллен. – Смотрится чудесно.
– Вы видите? – с трепетом спрашиваю я.
– Вижу что? Милое дитя, о чем вы говорите?
– Рубины… Они похожи на кровь, – отвечаю я хриплым, дрожащим голосом.
– Чепуха! – отрывисто произносит миссис Эллен. – Бросьте! Это просто игра света – и вашего богатого воображения.
– Снимите его с меня! – требую я.
– Джейн, не говорите глупостей, – с досадой отвечает она.
– Снимите! – повторяю я, отчаянно дергая замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121