Все мои встречи с ней пока только доказывали, что намерения у нее благородные и милосердные. Я должна об этом помнить, говорю я себе. И не следует думать о том, что может случиться, если королева вдруг изменит свое решение.
Однако по возвращении в Тауэр страхи овладевают мною. Из головы не идут слова лорда верховного судьи, приговаривающего меня к сожжению либо обезглавливанию, и я сижу на постели, плача и дрожа. Миссис Эллен, отчаявшись в попытках образумить меня, срочно вызывает коменданта.
– Сударыня, вы должны верить слову королевы, – твердо говорит он. – Суд над вами был всего лишь необходимой формальностью. Ее величество не имеет намерений предпринимать дальнейшие шаги против вас. Я знаю наверняка – она весьма расположена к вам, так что мужайтесь. Ваши страхи беспочвенны.
Он искренне и ободряюще улыбается. Я уже начинаю успокаиваться, веселею и чувствую прилив оптимизма.
– Ты невинна, Джейн, – утешает миссис Эллен. – Ты ничем не заслужила этого приговора.
– Мне не следовало принимать корону, – говорю я.
– Королева знает, что вас к этому принудили, – говорит сэр Джон. – Она обещала вам помилование. Нужно только набраться терпения и еще немного подождать.
Королева Мария

Дворец Уайтхолл, декабрь 1553 года.
Лицо Ренара полно тревоги.
– Я все-таки намерена проявить великодушие, – объявляю я ему. – Леди Джейн и ее муж пока останутся в Тауэре, но со временем, то есть когда у меня будут собственные наследники, – я чувствую, как мои щеки краснеют от мысли о том, что для этого потребуется, – я, может быть, их освобожу.
– То есть, ваше величество, я должен сообщить своему повелителю и императору, что леди Джейн останется в живых?
– Да, ваше превосходительство. Ее жизнь вне опасности, пусть некоторым и хотелось бы, чтобы все было иначе. Так велят мне законы совести.
Он смотрит на меня, будто я сошла с ума. Но, надеюсь, он будет признателен мне за то, что я приняла решение и дело закрыто.
– Ваше величество, простите за откровенность, но это просто каприз, – к моему удивлению, заявляет он. – Император считает, что, дабы обезопасить Англию, вам следует избавить страну от этих изменников. Пусть вас не смущает их юность. Они представляют угрозу для вашего трона.
– Я уже сказала, господин посол, и я слова своего не нарушу, – резко говорю я. – Кроме того, я полагаю, что моя сестра Елизавета гораздо более опасна. Да, она поддержала меня, когда меня провозгласили королевой, и радовалась больше всех, когда меня короновали, но она под любым предлогом избегает посещать мессу, и я боюсь, они тайно сговариваются пожениться с Эдвардом Кортни. Мне не нужно вам напоминать, что Кортни сам имеет претензии на престол. Нет, Елизавета в тысячу раз опаснее, чем Джейн Дадли.
– Ваше величество, это безумие! – взрывается Ренар. – Простите за прямоту, но мои шпионы доносят, что будто бы герцог Суффолк, которого вы так поторопились освободить и помиловать, замышляет мятеж. Еще я недавно узнал, что вы, по своей великой милости, позволили леди Джейн, приговоренной к казни изменнице, покидать Тауэр и гулять на Тауэр-хилл. Сударыня, это опрометчиво. Ее отец с легкостью мог бы ее похитить и снова выставить вашей соперницей.
– Ее хорошо охраняют, – настаиваю я. – К тому же сомневаюсь, что герцогу удастся привлечь достаточно сторонников для мятежа.
– Не совершайте ошибки, недооценивая сил противников брака вашего величества и принца Филиппа, – предостерегает Ренар. – Мне грустно это признать, но многие из ваших подданных уже недовольны.
– Все может быть, однако решение мною уже принято, – твердо заявляю я. – Я не стану марать руки кровью невинного ребенка.
И с тем я отпускаю Ренара. У меня болит голова, я больше не могу спорить. Он изо всех сил старается сломить меня, но я намерена выстоять. Если же его слова о Суффолке подтвердятся, я велю установить за герцогом слежку, затем удвою стражу в Тауэре. Но моей натуре противна жестокость, и до тех пор я предоставлю леди Джейн свободу, насколько это возможно. Быть может, Ренар прав и к Тауэр-хилл чересчур просто можно подобраться. Было бы надежнее исключить всякий риск.
Леди Джейн Дадли

Тауэр, Лондон, декабрь 1553 года.
На дворе стоит пронзительный холод, но я наслаждаюсь прогулкой. Весело бродить на свободе по Тауэр-хилл, среди лотков уличных торговцев, или смотреть на бесконечный поток судов на Темзе. Мои стражи держатся немного поодаль, болтают и смеются.
Гилфорда, как мне сказали, тоже выпускают на прогулки, но нам больше не разрешают встречаться. Правительство не рискует позволить двоим приговоренным преступникам, мужу и жене, договариваться о побеге. Невозможность видеть Гилфорда меня не беспокоит, пусть я и чувствую проблески жалости к нему, запертому среди зимы в промерзшей башне Бичем-тауэр. По словам миссис Партридж, он совсем упал духом от мысли о нависшей над ним смерти.
Обещанного помилования до сих пор нет, но пока, конечно, рано ожидать его. Ввиду приближающегося брака королевы и принца Филиппа начинаются волнения. На Тауэр-хилл болтают, что народ вот-вот взбунтуется. Я молю Бога, чтобы они не сделали меня своим знаменем.
Когда я возвращаюсь к себе, вижу, что меня ожидает Джон Бриджис. Он вежливо кланяется, но его доброе лицо сурово.
– Сударыня, сожалею, но ваши прогулки должны прекратиться, – говорит он без предисловий. – Совет не желает, чтобы вы сейчас появлялись на людях. Это вызвано серьезными причинами, но я уверен, вы понимаете, что мне не велено обсуждать их с вами.
Я страшно удручена. Короткие прогулки были для меня такой радостью, нежданным подарком. А теперь снова заточение в моей тюрьме, которое будет для меня невыносимым. Боюсь, что это дурной знак, шаг назад, к более строгому заключению, а не вперед – в сторону обещанной свободы; это может означать, что мое помилование будет очень легко отменено. Когда я с тяжело стучащим сердцем горестно смотрю на сэра Джона, в глазах у меня мутится. И я в ужасе осознаю, что плохо его вижу, как будто мне его что-то загораживает. Испуганно дрожа, я опускаюсь в кресло, моргаю и пытаюсь сфокусировать взгляд. Но темное пятно остается в поле моего зрения.
– Сударыня, вам дурно? – спрашивает он, встревоженный моим недомоганием.
– Я не вижу! – стону я.
Миссис Эллен и миссис Партридж бросаются ко мне и заглядывают в глаза.
– Там ничего нет, – говорит миссис Эллен, качая головой.
Все окружили меня, заботливо хлопочут и утешают, но ужас все глубже проникает в меня, когда черное пятно взрывается десятком горящих зигзагов, которые пляшут и мерцают у меня перед глазами. Из-за тошноты и головокружения я не могу отпить ни глотка эля, который они мне предлагают.
Меня заставляют лечь на кровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121