Посему я вызываю к себе лорд-мэра Лондона с членами городского совета и шерифами.
– Милорд мэр, господа, я вынужден сообщить вам дурную новость, – заявляю я. – Его королевское величество, упокой Господь его душу, покинул этот мир. На смертном одре, желая сохранить истинную протестантскую веру в нашем королевстве, он подписал новый указ о престолонаследии и назвал свою кузину, леди Джейн Грей, своей неоспоримой наследницей. И вскоре, джентльмены, она будет провозглашена королевой.
Это умные, достигшие успеха мужи, сведущие в законах и коммерции; это тот остов, на котором держится лондонский Сити. Но они стоят и глядят на меня тупо, как бараны.
– Не сочтите за грубость, милорд герцог, – говорит лорд-мэр, – но кто такая леди Джейн Грей?
– Это правнучка короля Генриха Седьмого и внучатая племянница покойного короля Генриха Восьмого, – говорю я им. – Она добродетельна и хорошо образованна и является украшением протестантской веры.
– А что же леди Мария? – спрашивает один из старейшин.
– Да, и леди Елизавета? Как же дочери короля Генриха? Разве они не обладают первоочередным правом?
Я заставляю себя улыбнуться, подавляя нарастающее раздражение и тревогу.
– Король Генрих объявил их обеих незаконнорожденными, если вы помните. Леди Мария – закоренелая католичка, а леди Елизавета не имеет определенных взглядов. В то время как леди Джейн – убежденная протестантка и весьма религиозна. Это было главным, что заставило его величество покойного короля изменить завещание своего августейшего батюшки. Я уверен, что когда вы встретитесь с леди Джейн, которая молода, красива и умна и обладает всеми женскими добродетелями, вы оцените выбор его величества. Никто более нее не достоин управлять нашим государством.
Теперь они кивают; некоторые даже одобрительно.
– Два уточнения, джентльмены, – говорю я, поднимая руку. – Вы клянетесь не открывать этого никому, дабы леди Мария не прослышала о готовящихся переменах и не обратилась за помощью к императору. И второе… – Я нарочно делаю паузу, хмурясь. – Если станет известно, что кто-то дурно отозвался о леди Джейн – или королеве Джейн, как мы вскоре должны будем ее называть, – это будет считаться преступлением, равным государственной измене.
Вот так. Здесь им нечего возразить. Теперь они подумают дважды, прежде чем усомниться в законности указа его величества покойного короля в отношении престолонаследия.
Лорд-мэр выходит вперед:
– Ваша светлость, полагаю, я могу от имени своих коллег заверить вас в нашей безусловной преданности достойнейшей леди Джейн как нашей будущей государыне.
– Да, да! – с готовностью откликаются остальные.
Я внутренне себя поздравляю. Первое препятствие успешно преодолено.
Теперь я берусь за Тауэр, главную крепость королевства, помещая его под контроль моего надежного союзника, лорда Клинтона, и велю казнить заключенных там католиков, чтобы лишить леди Марию потенциальной поддержки. Я уже отослал одного из моих сыновей, лорда Роберта Дадли, на поиски леди Марии, велев ему захватить ее и без промедления доставить в Лондон, где я позабочусь о том, чтобы она разделила судьбу, ожидающую ее друзей в Тауэре.
Пока что Роберт шлет ободряющие новости о своем беспрепятственном продвижении на север. Его следующее послание, однако, менее радостное. Некий предатель, сообщает он мне, предупредил леди Марию об опасности, и ей удалось улизнуть. Одевшись служанкой, она сломя голову промчалась за спиной проводника, предоставленного ей одним из ее местных сторонников, и теперь наверняка уже укрылась в Кеннинг-холле. Я молю Бога, чтобы Роберт успел схватить ее прежде, чем она поднимет своих приверженцев.
Это, наверное, де Шефф послал ей весточку о смерти короля. Понятия не имею, как он пронюхал, но теперь она в любом случае знает правду. Это ясно из ее письма к Тайному совету, которое только что передали мне в руки. В самых высокопарных выражениях она пишет о своем изумлении и возмущении тем, что мы медлим сообщить ей о кончине брата и провозгласить ее королевой, и заявляет свои права на корону. Она заканчивает, приказывая нам всем как богобоязненным вассалам ее величества, незамедлительно провозгласить ее восшествие на престол.
Однако мы уже велели архиепископу Лондонскому объявить как Марию, так и Елизавету незаконнорожденными – на службе у креста святого Павла в будущее воскресенье.
Даже сейчас я не решаюсь подписать публичное заявление о смерти короля. Нам нужно еще подготовить почву для коронации леди Джейн. А для этого необходимо время.
Леди Джейн Дадли
Челси и Сайон-хаус, 9 июля 1553 года.
Я читаю в саду, когда во второй половине этого теплого дня объявляют о приезде дочери Нортумберленда, Мэри, леди Сидней. Я являюсь по зову матушки в большую гостиную, где меня, к моему удивлению, с реверансом и поцелуями в обе щеки, тепло приветствует эта смуглая остроглазая красавица, жена ближайшего друга короля. А я-то думала, что для Дадли я persona non grata.
– Сударыня, – громко заявляет она, – я прислана, дабы просить вас приехать сегодня вечером в Сайон-хаус и получить то, что его величество король пожаловал вам.
Это наверняка то, чего я боялась. Я мигом настораживаюсь и отступаю.
– Сожалею, миледи, но я в последнее время нездорова, и слабость не позволяет мне выезжать, – протестую я.
Но Мэри не хочет слушать.
– Сударыня, боюсь, я вынуждена настоять. Вам необходимо поехать со мной, как и вашей матушке. – Теперь она говорит тоном, не терпящим возражений. – Пожалуйста, поспешите приготовиться к отъезду.
Я, вся дрожа, бросаюсь к себе в комнату.
– Я не могу ехать, – в ужасе говорю я миссис Эллен. – Вы догадываетесь, что произошло. И вы знаете, что я не хочу принимать в этом участия.
Конечно, миссис Эллен знает, о чем я говорю. Она хочет утешить меня, но все впустую.
Я так одинока. Ни один человек не может мне помочь. Я как будто ступила с твердой суши в лодку, которая вот-вот сорвется в стремнину, и я не могу сойти с нее до того, как разразится несчастье, и не в силах уйти прочь. Я, с каменным лицом, стою молча и дрожу, пока миссис Эллен одевает меня в черное бархатное платье, вышитое по кайме серебром, переплетает и укладывает мне волосы и надевает французский капор с мелкими бриллиантами и жемчугом. Зеркало отражает мое бледное лицо и муку в глазах. Я покидаю убежище своей спальни и спускаюсь по ступеням, затем позволяю леди Сидней увести себя к ожидающей лодке, на которой красуются гербы Дадли. Лодка Суффолков, как мне сообщают, отчалила несколько минут назад, отвозя в Сайон мою матушку.
Во время короткого путешествия вверх по реке мы сидим молча. Мне в голову приходит мысль, что единственным способом уйти от судьбы было бы прыгнуть сейчас в темную воду и пусть бы она унесла меня от рук тех, кто использует меня для достижения своих чудовищных целей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Милорд мэр, господа, я вынужден сообщить вам дурную новость, – заявляю я. – Его королевское величество, упокой Господь его душу, покинул этот мир. На смертном одре, желая сохранить истинную протестантскую веру в нашем королевстве, он подписал новый указ о престолонаследии и назвал свою кузину, леди Джейн Грей, своей неоспоримой наследницей. И вскоре, джентльмены, она будет провозглашена королевой.
Это умные, достигшие успеха мужи, сведущие в законах и коммерции; это тот остов, на котором держится лондонский Сити. Но они стоят и глядят на меня тупо, как бараны.
– Не сочтите за грубость, милорд герцог, – говорит лорд-мэр, – но кто такая леди Джейн Грей?
– Это правнучка короля Генриха Седьмого и внучатая племянница покойного короля Генриха Восьмого, – говорю я им. – Она добродетельна и хорошо образованна и является украшением протестантской веры.
– А что же леди Мария? – спрашивает один из старейшин.
– Да, и леди Елизавета? Как же дочери короля Генриха? Разве они не обладают первоочередным правом?
Я заставляю себя улыбнуться, подавляя нарастающее раздражение и тревогу.
– Король Генрих объявил их обеих незаконнорожденными, если вы помните. Леди Мария – закоренелая католичка, а леди Елизавета не имеет определенных взглядов. В то время как леди Джейн – убежденная протестантка и весьма религиозна. Это было главным, что заставило его величество покойного короля изменить завещание своего августейшего батюшки. Я уверен, что когда вы встретитесь с леди Джейн, которая молода, красива и умна и обладает всеми женскими добродетелями, вы оцените выбор его величества. Никто более нее не достоин управлять нашим государством.
Теперь они кивают; некоторые даже одобрительно.
– Два уточнения, джентльмены, – говорю я, поднимая руку. – Вы клянетесь не открывать этого никому, дабы леди Мария не прослышала о готовящихся переменах и не обратилась за помощью к императору. И второе… – Я нарочно делаю паузу, хмурясь. – Если станет известно, что кто-то дурно отозвался о леди Джейн – или королеве Джейн, как мы вскоре должны будем ее называть, – это будет считаться преступлением, равным государственной измене.
Вот так. Здесь им нечего возразить. Теперь они подумают дважды, прежде чем усомниться в законности указа его величества покойного короля в отношении престолонаследия.
Лорд-мэр выходит вперед:
– Ваша светлость, полагаю, я могу от имени своих коллег заверить вас в нашей безусловной преданности достойнейшей леди Джейн как нашей будущей государыне.
– Да, да! – с готовностью откликаются остальные.
Я внутренне себя поздравляю. Первое препятствие успешно преодолено.
Теперь я берусь за Тауэр, главную крепость королевства, помещая его под контроль моего надежного союзника, лорда Клинтона, и велю казнить заключенных там католиков, чтобы лишить леди Марию потенциальной поддержки. Я уже отослал одного из моих сыновей, лорда Роберта Дадли, на поиски леди Марии, велев ему захватить ее и без промедления доставить в Лондон, где я позабочусь о том, чтобы она разделила судьбу, ожидающую ее друзей в Тауэре.
Пока что Роберт шлет ободряющие новости о своем беспрепятственном продвижении на север. Его следующее послание, однако, менее радостное. Некий предатель, сообщает он мне, предупредил леди Марию об опасности, и ей удалось улизнуть. Одевшись служанкой, она сломя голову промчалась за спиной проводника, предоставленного ей одним из ее местных сторонников, и теперь наверняка уже укрылась в Кеннинг-холле. Я молю Бога, чтобы Роберт успел схватить ее прежде, чем она поднимет своих приверженцев.
Это, наверное, де Шефф послал ей весточку о смерти короля. Понятия не имею, как он пронюхал, но теперь она в любом случае знает правду. Это ясно из ее письма к Тайному совету, которое только что передали мне в руки. В самых высокопарных выражениях она пишет о своем изумлении и возмущении тем, что мы медлим сообщить ей о кончине брата и провозгласить ее королевой, и заявляет свои права на корону. Она заканчивает, приказывая нам всем как богобоязненным вассалам ее величества, незамедлительно провозгласить ее восшествие на престол.
Однако мы уже велели архиепископу Лондонскому объявить как Марию, так и Елизавету незаконнорожденными – на службе у креста святого Павла в будущее воскресенье.
Даже сейчас я не решаюсь подписать публичное заявление о смерти короля. Нам нужно еще подготовить почву для коронации леди Джейн. А для этого необходимо время.
Леди Джейн Дадли
Челси и Сайон-хаус, 9 июля 1553 года.
Я читаю в саду, когда во второй половине этого теплого дня объявляют о приезде дочери Нортумберленда, Мэри, леди Сидней. Я являюсь по зову матушки в большую гостиную, где меня, к моему удивлению, с реверансом и поцелуями в обе щеки, тепло приветствует эта смуглая остроглазая красавица, жена ближайшего друга короля. А я-то думала, что для Дадли я persona non grata.
– Сударыня, – громко заявляет она, – я прислана, дабы просить вас приехать сегодня вечером в Сайон-хаус и получить то, что его величество король пожаловал вам.
Это наверняка то, чего я боялась. Я мигом настораживаюсь и отступаю.
– Сожалею, миледи, но я в последнее время нездорова, и слабость не позволяет мне выезжать, – протестую я.
Но Мэри не хочет слушать.
– Сударыня, боюсь, я вынуждена настоять. Вам необходимо поехать со мной, как и вашей матушке. – Теперь она говорит тоном, не терпящим возражений. – Пожалуйста, поспешите приготовиться к отъезду.
Я, вся дрожа, бросаюсь к себе в комнату.
– Я не могу ехать, – в ужасе говорю я миссис Эллен. – Вы догадываетесь, что произошло. И вы знаете, что я не хочу принимать в этом участия.
Конечно, миссис Эллен знает, о чем я говорю. Она хочет утешить меня, но все впустую.
Я так одинока. Ни один человек не может мне помочь. Я как будто ступила с твердой суши в лодку, которая вот-вот сорвется в стремнину, и я не могу сойти с нее до того, как разразится несчастье, и не в силах уйти прочь. Я, с каменным лицом, стою молча и дрожу, пока миссис Эллен одевает меня в черное бархатное платье, вышитое по кайме серебром, переплетает и укладывает мне волосы и надевает французский капор с мелкими бриллиантами и жемчугом. Зеркало отражает мое бледное лицо и муку в глазах. Я покидаю убежище своей спальни и спускаюсь по ступеням, затем позволяю леди Сидней увести себя к ожидающей лодке, на которой красуются гербы Дадли. Лодка Суффолков, как мне сообщают, отчалила несколько минут назад, отвозя в Сайон мою матушку.
Во время короткого путешествия вверх по реке мы сидим молча. Мне в голову приходит мысль, что единственным способом уйти от судьбы было бы прыгнуть сейчас в темную воду и пусть бы она унесла меня от рук тех, кто использует меня для достижения своих чудовищных целей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121