ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


На шестой день я просто не приехал на Рыбачий остров. Снова молодой,
самоуверенный и упрямый, я вернулся к "нормальной" жизни, на ее бакинское
дно - через адресный стол я легко нашел домашний адрес и телефон Сашки
Романова. Я позвонил его матери, терзаясь, что не сделал этого раньше и не
знаю, где он сейчас: все еще в тюрьме, или - на свободе.
Саша сам взял трубку - в его деле все произошло так, как описывал в
камере Фулевый: его освободили "за недостаточностью улик". Быстро, в две
минуты, мы договорились о встрече на приморском бульваре, у главного
входа, и при этом Саша спросил:
- А можно я буду с Линой?
В мои планы не входило посвящать какую-то девчонку в свои
журналистские предприятия, но тут мне было интересно взглянуть на ту,
которая в минуту отучила Сашку от наркотиков, да и вообще - она тоже могла
стать персонажем моего очерка.
Они появились на бульваре, держась за руки, как дети, или точнее, как
два существа, открывших друг друга, словно новую планету. Это было именно
так - Сашка Шах, крепкий, загорелый, в спортивной рубашке и одесских
джинсах, и Лина - худенькое синеглазое существо с кегельными ножками и
вольно распущенными по плечам льняными волосами - даже гуляя со мной по
приморскому бульвару, среди людей и детских колясок, даже в
кафе-мороженом, где мы сидели в тесноте и в тени под парусиновым тентом, -
всюду они все равно были вдвоем, только вдвоем, будто отгородившись от
мира биополем своей влюбленности.
В таком состоянии о чем было разговаривать с ними?
Сашка ничего не понимал, ничего не слышал, и вряд ли был способен
что-то понять. Все же я спровоцировал ситуацию, чтобы мы с ним хоть на
пару минут остались одни, - я уговорил Лину покататься на детской
карусели, и пока она кружилась вместе с пятилетними детьми, я в две минуты
объяснил Сашке свою идею - внедриться в среду наркоманов, провести с ними
несколько дней, покурить, поиграть в карты, даже принять участие в
каком-нибудь воровстве или краже, чтобы затем я смог сделать очерк для
"Комсомолки". Однако на Сашку это не произвело впечатления. Он был словно
в другом измерении, он расстался с блатным миром и перешел в другой, и
все, чего я добился от него, было обещание помочь мне в этом предприятии
только "когда Лина уедет".
- А когда она уедет?
- Через три дня.
- А где она живет? Все еще у тебя?
- Нет. У тети.
- Значит, ты не все время с ней? Когда она у тети, ты бы мог мне
помочь.
- Нет, извините, я прямо с утра еду на Баилов, к ней... - при этом на
протяжении всего разговора он смотрел только на нее, провожая ее глазами,
когда она укатывала на карусели, и махая ей рукой, когда она появлялась
снова. Я понял, что тут каши не сваришь, что с этим влюбленным Шахом
говорить бесполезно. Все-таки любовь отупляет, прямо скажем.
- Ладно, - сказал я, чтобы сменить тему. - А где Фулевый?   - Его
должны были пару дней назад этапировать в Сибирь, по старому делу.
- Куда?
- Не знаю...
- Саша, - сказал я. - Как же так? Вы сидели в одной камере, делили на
двоих сигарету, а теперь ты не знаешь, где он. Может, он еще здесь, может,
ему можно передачу передать...
- А вы? - вдруг резко повернулся ко мне Сашка и, вмиг забыв о своей
влюбчивости, сказал в упор: - А вы не сидели с нами в одной камере? А вас
не били с Фулевым? Куда же вы делись, когда вышли? Хоть бы пачку сигарет
передали! А теперь... Я вам нужен, чтобы очерк написать, вот вы и
вспомнили!
Он был прав.
Я смотрел ему в глаза - что я мог ему объяснить? Даже если бы я
рассказал ему во всех деталях о моем разговоре со "следователем" на втором
этаже Управления бакинской милиции, - это бы все равно меня не оправдало.
Действительно, почему я забыл о своих сокамерниках, едва вышел на свободу?
Почему не передал им - хотя бы через того же Изю Котовского - передачу,
какие-нибудь фрукты, сигареты, книги. Я посмотрел Сашке в глаза и сказал:
- Ты прав.
- Вот то-то ж... - сказал он и взял за руку подбежавшую к нам Лину. -
Пока!
- До свидания, - мягко, сияя глазами, сказала мне Лина, и, держась за
руки, они ушли по тенистой аллее бакинского бульвара, ушли, не
оглянувшись, забыв обо мне в ту же секунду, как попрощались.

Глава 5. Выстрелы на Песчаной косе
Что может остановить журналиста, я имею в виду профессионала, то
есть, простите за нескромность, себя самого, - так вот, - что может
остановить журналиста, если он уже "загорелся темой"? Я взял у Изи
какие-то старые спортивные сатиновые трусы, вылинявшую майку и домашние
тапочки и, переодевшись, в таком затрапезном виде поехал трамваем в
Арменикенд, в сторону Дворца культуры им. Гагарина. Там, сойдя с трамвая,
я легко нашел заросший кустарником тенистый сквер, в котором Сашка Шах
навестил Мосола в день появления Лины в Баку.
Скверик был пуст, только какие-то русские голопузые пятилетние малыши
возились тут с двумя сцепившимися жуками. Но я не отчаивался. Огляделся.
За сквером были видны так называемые "хрущобы" - пятиэтажные коробки с
прежде разноцветными, а теперь одинаково вылинявшими балконами. В моем
наряде - в этой вылинявшей майке и сатиновых трусах, - я вполне мог сойти
за местного, и спросил у одного из пацанов:
- Тебя как зовут? Сережей?
- Нет, я - Алик, - ответил он мне удивленно.
- А фамилия?
- Красавин...
- А в каком доме ты живешь?
- А вон там, - показал он на одну из хрущоб.
- А большие ребята тут бывают?
- Это которые анашу курят? - деловито спросил другой мальчишка.
- Да.
- Они потом придут, после обеда.
- А где они живут? В этих домах?
- Нет, они не с наших домов, - сказал Алик Красавин.
Этого было достаточно. Я тоже считал, что Мосол и его компания не
могут жить именно в этих домах, так близко от своей "горки", где они курят
анашу и колются опиумом. Иначе каждый из них был бы на глазах у своих
родителей. Не зря же Сашка Шах жил на Мельничной, а "горку" себе выбрал у
Сабунчинского вокзала, это пять остановок трамваем от дома. И, значит,
вряд ли они тут знают всех...
Я сел на скамейку в тени деревьев и стал ждать. Не могу сказать, что
это было утомительно. Стоял удивительный летний день, несколько
жарковатый, но здесь, в тени деревьев и пышных олеандровых кустарников,
вымахавших выше человеческого роста, было нежарко, обласкивающе-спокойно.
По-моему, я даже задремал, когда услышал позади себя, в кустах:
- Тащи баян, баян давай!
- Там какой-то хмырь сидит...
- Да хрен с ним! Не тяни резину! Зажигай!
Я не двигался, сидел, не меняя позы, будто и в самом деле сплю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84