Я локтем тронул
Зиялова:
- Давай поможем. Аня, держите, - я передал ей свою сумку. - Стой! -
довольно грубо остановил меня Зиялов. - Что? Пошли поможем. Он покачал
головой:
- Нет, мне нельзя. - И я вспомнил, что, действительно, по обычаю,
близким родственникам не положено прикасаться к гробы усопшего. Но меня
это не касалось, я почти насильно всунул Ане свою легкую дорожную сумку,
догнал грузчиков и подставил плечо под цинковое днище гроба. Конечно, это
было сделано не только и не столько из желания помочь грузчикам, сколько
из-за моей влюбленной суетливости и ради возможности быть приглашенным в
их дом хотя бы на похороны...
В общем, как бы там ни было, я подставил под днище гроба свое плечо,
и мы пронесли гроб через калитку багажного отделения и, направляясь к
какой-то машине, вышли на привокзальную площадь, в толпу встречающих, но
тут какой-то шестилетний пацан, гудя и растопырив, как самолет, руки,
вдруг с разбегу врезался в одного из грузчиков, в переднего левого.
Не столько своим весом, сколько скоростью этот мальчишка выбил
грузчика из-под гроба, словно подрубил стойку, и тяжеленный гроб резко
наклонился вперед, правый передний грузчик, оставшись один, выпустил гроб,
уклонившись плечом в сторону, и гроб тут же грохнул оземь, почти на попа.
Притихшая толпа пассажиров охнула - "Вий ми!", - а гроб, упав,
наклонился еще дальше вперед, грохнулся теперь уже боком об асфальт и
раскололся по пайке цинкового ребра. Толпа застыла, мы, грузчики, тоже.
Казалось, сейчас из расколовшегося гроба выпадет мертвое тело, это было
неотвратимо, но... из него вывалились какие-то бумажные пакеты: часть из
них лопнула от удара, и маленькие полиэтиленовые, меченные какими-то
буровато-маслянистыми пятнами, кусочки пленки величиной с марку
просыпались наземь.
Мы обалдели. Один из грузчиков осторожно нагнулся, взял целый
пакетик, повертел в руках:
- Нафталин, что ли? - сказал он с кавказским акцентом.
Я заметил, что бесцветный пятидесятилетний тип, родственник Зиялова,
молча пятится за чьи-то спины, сжав свои металлические зубы и не отрывая
глаз от расколовшегося гроба, из которого все еще сыпались на мостовую
пакеты с этой пленкой. Тут кто-то из пассажиров нагнулся, взял пачку этих
кусочков пленки, растер пальцами бурое маслянистое пятно на одном из них,
поднес к носу, понюхал и вдруг сказал громко, со смехом:
- Какой нафталин, слушай?! Опиум!
И охапкой подхватив с земли пачки с опиумом, стал рассовывать себе по
карманам.
Боже, что тут началось! Только что скорбно застывшая перед упавшим
гробом толпа вдруг ринулась к нам, люди стали хватать пачки с опиумом,
кто-то разрывал цинковую оболочку гроба пошире, доставая пачки и изнутри,
образовалась давка, те, кто успел нахватать пачки и спрятать за пазуху и
по карманам, не могли выбраться из толпы набегавших со всей площади
шоферов такси, цветочников, спекулянтов, нас сдавили, сжали, и если бы не
милицейский свисток - я не знаю, остался бы я в живых или нет. Подоспевшая
милиция, еще не зная, в чем дело, полагая, может быть, что в эпицентре
этой толпы происходит убийство, ринулась сквозь толпу к нам, к грузчикам и
гробу, прокладывая себе путь кулаками и милицейскими свистками. Эти
свистки больше кулаков отрезвили толпу, люди, расхватав пачки с опиумом,
бросились врассыпную, сбежали и грузчики, и только я, еще ничего не
понимая, остался в центре событий, озираясь в поисках Зиялова, его сестры
и этого бесцветного пятидесятилетнего типа. Но их уже нигде не было. Мне
показалось, что в стороне рванулся от площади тот микроавтобус, к которому
мы несли гроб, но нет - за рулем его сидел другой кепконосец, усатый
азербайджанец. Я в панике озирался по сторонам - ведь у Ани осталась моя
сумка со всеми блокнотами, документами, паспортом... В этот момент
черноусый милиционер-азербайджанец уже положил руку мне на плечо:
- Ви арэстовани, - сказал он с акцентом.
12 часов 57 минут
- Московское время - тринадцать часов! - простучал мне в стенку из
соседнего кабинета Бакланов, напоминая, что пора идти на обед.
- Сколько? - я автоматически взглянул на часы и пришел в ужас - уже
час дня, я зачитался этими документами, а мне нужно срочно собирать
бригаду. Я крикнул Бакланову: - Нет, я никуда не пойду, извини! - И тут же
снял телефонную трубку. Самыми нужными людьми сейчас были для меня этот
неизвестный следователь Пшеничный и старая ищейка подполковник Марат
Светлов. Они уже в деле, знают подробности, вот только заполучить бы их. С
Пшеничным хлопот не будет, а вот со Светловым... Я набрал номер телефона
прокуратуры Москворецкого района, сказал:
- С вами говорят из Прокуратуры Союза, следователь по особо важным
делам Шамраев. Мне нужен следователь Пшеничный.
Этого было достаточно, чтобы на том конце провода возникла короткая
пауза внимания и затем стремительно-услужливое:
- Вам его позвать? К телефону?
Люди всегда глупеют, когда говорят с теми, кто рангом выше. Я замечал
это и по себе. Не на котлетный же фарш мне нужен Пшеничный, если я звоню
ему по телефону! Но я не стал хохмить с прокурором Москворецкого района, я
слышал, как на том конце провода отдаленный голос кричал: "Тихо! Где
Пшеничный? Пшеничного из союзной прокуратуры! Срочно!"
Спустя полминуты, когда я уже начал терять терпение, в трубке
прозвучало:
- Слушаю, следователь Пшеничный.
- Здравствуйте, - сказал я. - Моя фамилия Шамраев, я - следователь по
особо важным делам при Генеральном прокуроре Союза ССР. Мне нужно с вами
увидеться.
- По делу Белкина?
- Да. Когда вам удобно?
- А когда нужно?
- Нужно? Честно говоря, нужно сейчас, - я постарался, чтобы в моем
голосе он услышал не только и не столько приказ сверху, сколько нормальную
просьбу коллеги. Не знаю, услышал он или нет, только фордыбачиться не
стал, сказал просто:
- Я могу быть через сорок минут. Какой у вас кабинет?
- Пятый этаж, комната 518. Спасибо, я вас жду.
Нет, пока мне определенно нравится этот Пшеничный! И я уже с
удовольствием набрал "02" - коммутатор московской милиции.
- Девушка, второе отделение 3-го отдела МУРа, начальника.
- Светлова? Минуточку, - и через несколько секунд другой женский
голос ответил:
- Секретарь отделения Кулагина.
- Светлова, пожалуйста.
- Кто его спрашивает?
- Доложите: Шамраев.
Тут ждать не пришлось, Светлов мгновенно взял трубку:
- Привет! Какими судьбами? - сказал он веселой скороговоркой.
- Привет, подполковник, - я дал ему понять, что знаю о его
стремительном продвижении по службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Зиялова:
- Давай поможем. Аня, держите, - я передал ей свою сумку. - Стой! -
довольно грубо остановил меня Зиялов. - Что? Пошли поможем. Он покачал
головой:
- Нет, мне нельзя. - И я вспомнил, что, действительно, по обычаю,
близким родственникам не положено прикасаться к гробы усопшего. Но меня
это не касалось, я почти насильно всунул Ане свою легкую дорожную сумку,
догнал грузчиков и подставил плечо под цинковое днище гроба. Конечно, это
было сделано не только и не столько из желания помочь грузчикам, сколько
из-за моей влюбленной суетливости и ради возможности быть приглашенным в
их дом хотя бы на похороны...
В общем, как бы там ни было, я подставил под днище гроба свое плечо,
и мы пронесли гроб через калитку багажного отделения и, направляясь к
какой-то машине, вышли на привокзальную площадь, в толпу встречающих, но
тут какой-то шестилетний пацан, гудя и растопырив, как самолет, руки,
вдруг с разбегу врезался в одного из грузчиков, в переднего левого.
Не столько своим весом, сколько скоростью этот мальчишка выбил
грузчика из-под гроба, словно подрубил стойку, и тяжеленный гроб резко
наклонился вперед, правый передний грузчик, оставшись один, выпустил гроб,
уклонившись плечом в сторону, и гроб тут же грохнул оземь, почти на попа.
Притихшая толпа пассажиров охнула - "Вий ми!", - а гроб, упав,
наклонился еще дальше вперед, грохнулся теперь уже боком об асфальт и
раскололся по пайке цинкового ребра. Толпа застыла, мы, грузчики, тоже.
Казалось, сейчас из расколовшегося гроба выпадет мертвое тело, это было
неотвратимо, но... из него вывалились какие-то бумажные пакеты: часть из
них лопнула от удара, и маленькие полиэтиленовые, меченные какими-то
буровато-маслянистыми пятнами, кусочки пленки величиной с марку
просыпались наземь.
Мы обалдели. Один из грузчиков осторожно нагнулся, взял целый
пакетик, повертел в руках:
- Нафталин, что ли? - сказал он с кавказским акцентом.
Я заметил, что бесцветный пятидесятилетний тип, родственник Зиялова,
молча пятится за чьи-то спины, сжав свои металлические зубы и не отрывая
глаз от расколовшегося гроба, из которого все еще сыпались на мостовую
пакеты с этой пленкой. Тут кто-то из пассажиров нагнулся, взял пачку этих
кусочков пленки, растер пальцами бурое маслянистое пятно на одном из них,
поднес к носу, понюхал и вдруг сказал громко, со смехом:
- Какой нафталин, слушай?! Опиум!
И охапкой подхватив с земли пачки с опиумом, стал рассовывать себе по
карманам.
Боже, что тут началось! Только что скорбно застывшая перед упавшим
гробом толпа вдруг ринулась к нам, люди стали хватать пачки с опиумом,
кто-то разрывал цинковую оболочку гроба пошире, доставая пачки и изнутри,
образовалась давка, те, кто успел нахватать пачки и спрятать за пазуху и
по карманам, не могли выбраться из толпы набегавших со всей площади
шоферов такси, цветочников, спекулянтов, нас сдавили, сжали, и если бы не
милицейский свисток - я не знаю, остался бы я в живых или нет. Подоспевшая
милиция, еще не зная, в чем дело, полагая, может быть, что в эпицентре
этой толпы происходит убийство, ринулась сквозь толпу к нам, к грузчикам и
гробу, прокладывая себе путь кулаками и милицейскими свистками. Эти
свистки больше кулаков отрезвили толпу, люди, расхватав пачки с опиумом,
бросились врассыпную, сбежали и грузчики, и только я, еще ничего не
понимая, остался в центре событий, озираясь в поисках Зиялова, его сестры
и этого бесцветного пятидесятилетнего типа. Но их уже нигде не было. Мне
показалось, что в стороне рванулся от площади тот микроавтобус, к которому
мы несли гроб, но нет - за рулем его сидел другой кепконосец, усатый
азербайджанец. Я в панике озирался по сторонам - ведь у Ани осталась моя
сумка со всеми блокнотами, документами, паспортом... В этот момент
черноусый милиционер-азербайджанец уже положил руку мне на плечо:
- Ви арэстовани, - сказал он с акцентом.
12 часов 57 минут
- Московское время - тринадцать часов! - простучал мне в стенку из
соседнего кабинета Бакланов, напоминая, что пора идти на обед.
- Сколько? - я автоматически взглянул на часы и пришел в ужас - уже
час дня, я зачитался этими документами, а мне нужно срочно собирать
бригаду. Я крикнул Бакланову: - Нет, я никуда не пойду, извини! - И тут же
снял телефонную трубку. Самыми нужными людьми сейчас были для меня этот
неизвестный следователь Пшеничный и старая ищейка подполковник Марат
Светлов. Они уже в деле, знают подробности, вот только заполучить бы их. С
Пшеничным хлопот не будет, а вот со Светловым... Я набрал номер телефона
прокуратуры Москворецкого района, сказал:
- С вами говорят из Прокуратуры Союза, следователь по особо важным
делам Шамраев. Мне нужен следователь Пшеничный.
Этого было достаточно, чтобы на том конце провода возникла короткая
пауза внимания и затем стремительно-услужливое:
- Вам его позвать? К телефону?
Люди всегда глупеют, когда говорят с теми, кто рангом выше. Я замечал
это и по себе. Не на котлетный же фарш мне нужен Пшеничный, если я звоню
ему по телефону! Но я не стал хохмить с прокурором Москворецкого района, я
слышал, как на том конце провода отдаленный голос кричал: "Тихо! Где
Пшеничный? Пшеничного из союзной прокуратуры! Срочно!"
Спустя полминуты, когда я уже начал терять терпение, в трубке
прозвучало:
- Слушаю, следователь Пшеничный.
- Здравствуйте, - сказал я. - Моя фамилия Шамраев, я - следователь по
особо важным делам при Генеральном прокуроре Союза ССР. Мне нужно с вами
увидеться.
- По делу Белкина?
- Да. Когда вам удобно?
- А когда нужно?
- Нужно? Честно говоря, нужно сейчас, - я постарался, чтобы в моем
голосе он услышал не только и не столько приказ сверху, сколько нормальную
просьбу коллеги. Не знаю, услышал он или нет, только фордыбачиться не
стал, сказал просто:
- Я могу быть через сорок минут. Какой у вас кабинет?
- Пятый этаж, комната 518. Спасибо, я вас жду.
Нет, пока мне определенно нравится этот Пшеничный! И я уже с
удовольствием набрал "02" - коммутатор московской милиции.
- Девушка, второе отделение 3-го отдела МУРа, начальника.
- Светлова? Минуточку, - и через несколько секунд другой женский
голос ответил:
- Секретарь отделения Кулагина.
- Светлова, пожалуйста.
- Кто его спрашивает?
- Доложите: Шамраев.
Тут ждать не пришлось, Светлов мгновенно взял трубку:
- Привет! Какими судьбами? - сказал он веселой скороговоркой.
- Привет, подполковник, - я дал ему понять, что знаю о его
стремительном продвижении по службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84