Но я - над этим, я в
горах. Здесь чистый воздух. И у меня дети, сорок пять детей, я учу их жить
чистым воздухом. Со мной всю жизнь дети - это, знаете, помогает.
- Но потом из кого-то из них вырастает Хотулев.
- А из кого-то - Белкин. А из кого-то - вы. Хотулев пришел ко мне
пятнадцатилетним, там уже все было сложено, сформировано. Но и у меня
бывает брак в работе, конечно. Я не спорю... Но вы спросили, что я
чувствую по отношению к этой черноте вокруг меня, к этому варварству и
мафии. Мне их жаль. Я смотрю на них сверху, и мне их жаль. Я дышу чистым
воздухом, а они...
Суббота, 9 июня 5.00 по бакинскому времени
Утром, еще до пяти часов, когда только-только забрезжило, Розенцвейг
проводил меня вниз, к еще спящему селу колхоза "Коммунар", садами
спускающемуся к горной реке. Село оказалось действительно близким, мы
спускались минут семь, а ночью я шел этот путь в темноте чуть ли не час.
Но в село я не вошел. Я отпустил Розенцвейга назад, а сам сел на
камень у дороги. Минут через двадцать я дождался своего - по горной дороге
в сторону Кюрдамира шла машина, грузовик с капустой. Я голоснул и через
пятнадцать минут был в Кюрдамире, на автовокзале. Утром все расстояния
оказались куда короче, чем вчерашней ночью.
Автовокзал был пуст, если можно назвать автовокзалом закрытую
деревянную будку и бетонный облупившийся навес от дождя над двумя
колченогими скамейками. В такую рань - 5.17 утра - на этом кюрдамирском
автовокзале не было еще ни пассажиров, ни автобуса. Я сел на скамью. У
меня была только одна задача - ждать и ехать, дождаться первого автобуса
или маршрутного такси и укатить в Баку к ближайшему московскому самолету.
Ровно через минуту к скамье, на которой я сидел, подкатила
милицейская "Волга", и вчерашний начальник кюрдамирской милиции услужливо
открыл дверь:
- В Баку, товарищ следователь? Доброе утро. Садитесь, подвезем.
В машине, кроме него и шофера, был еще на переднем сиденье плотный,
плечистый, с фигурой борца или атлета тридцатилетний азербайджанец в
штатском. Я невольно вспомнил Акеева - у него такие же бугры мышц на
плечах.
Начальник кюрдамирской милиции капитан Гасан-заде сидел на заднем
сиденье и, не выходя из машины, только открыв изнутри дверь, смотрел на
меня выжидательно и улыбался:
- Автобус не будет сегодня, дарагой. Обвал в горах, я остановил
движение.
Это была прямая и откровенная ложь, и его смеющиеся глаза не скрывали
этого. Я сидел один в чужой азербайджанской и еще спящей деревне, передо
мною были хозяева края - начальник милиции с его подручными (или еще более
высоким начальником) и, конечно же, я был у них в руках. Даже если они
прямо вот здесь, на автобусной станции, пустят мне пулю в лоб - ни одна
деревенская собака не взлает.
Я усмехнулся, поднялся со скамьи и сел к ним в машину на заднее
сиденье, рядом с капитаном Гасан-заде. Тут же сидевший впереди спортсмен
вышел из машины и сел справа от меня. Теперь, когда я оказался зажатым
между ними, машина рванула с места и покатила вниз, с гор Кюрдамира к
Муганским степям, к Баку.
Я ждал, не говоря ни слова. Конечно, они могут тут кокнуть меня и
сбросить в любое ущелье, и даже лучшие сыщики МУРа не найдут мой труп.
Мало ли куда подевался следователь Шамраев? Кто его видел? Он ведь даже
командировку нигде не отметил. Да, был в колхозе "Коммунар", но ночью ушел
куда-то в горы, заблудился и...
Но зачем им убивать меня, какой толк? Ведь дело-то лежит в Москве, и
назначат другого следователя, например - Бакланова.
- Слушай, дарагой! - сказал капитан Гасан-заде. - Давай, как деловые
люди, открыто поговорим, честно. Как мужчины. Я понимаю, что ты на работе
и делаешь свое дело. Замечательно делаешь, между прочим! Такой операций
провернул! Я по радио слышал, думал - кто такой замечательный операций
разработал? А сегодня ночью мне говорят: какой у тебя Шамраев приехал? Из
Московской прокуратуры? Так это тот самый, говорят, знаменитый, про его
операцию "Голос Америки" вчера говорил! Очень рад пазнакомиться, дарагой!
Сколько в Москве бандитов арестовал - замечательно, ара, замечательно!
Теперь скажи мне, как мужчина, как друг - ты к нам по этому же делу
приехал?
Я молчал.
- Панимаешь, дарагой, в Москве ты хозяин, кого хочешь арестуй, так им
и надо, там твоя власть. А здесь наша республика, дарагой. Зачем ты сюда
копать приехал? На кого?
Я не отвечал. Машина катилась по серпантину горного шоссе, ни одного
автомобиля не было нам навстречу, и через каждые две-три минуты очередной
поворот дороги открывал очередное горное ущелье. Сидевший справа спортсмен
вдруг кашлянул в кулак и сказал на абсолютно чистом русском языке, без
акцента:
- Игорь Иосифович, ситуация такая. Вы ведете дело Хотулева, Сысоева и
Балаяна, мы знаем. Все, началось с этого гроба, который разбился в
аэропорту, и - пошло, и вы его раскрутили - аж до Балаяна уже дошли. И,
конечно, вышли на нашу республику. Но нашу республику трогать нельзя.
Практически, вы сейчас у нас в руках. если вы не примете наше предложение
- вы живым отсюда не уйдете. А если примете - все будет хорошо. И вам и
нам. А предложение такое, - он перегнулся через спинку переднего сиденья,
достал тяжелый крепкий чемоданчик, устроил его на своих и моих коленях,
отщелкнул замки и открыл крышку. В чемодане аккуратными стопками лежали
деньги. Он сказал: - Сто тысяч, все - ваши. За это вы не трогаете ни
одного человека в Азербайджане и все материалы об Азербайджане из дела
уберете. Договорились?
Я молчал. У меня не было выбора, но я еще молчал.
Он сказал водителю:
- Останови машину.
Машина остановилась возле края дороги, а точнее - на краю очередного
обрыва в ущелье.
- Решайте, Игорь Иосифович. Или берете деньги, или... У нас тоже нет
выхода, это наша работа. - Он усмехнулся: - У вас правительственное
задание и у нас. Или вы нас посадите, или мы тут вас уложим. Ну? - и
посмотрел мне в глаза. Глаза у него были спокойные, темно-карие, молодые.
Я взял чемоданчик к себе на колени, закрыл крышку, - защелкнул замки
и сказал водителю:
- Все. Поехали.
- Правилино! Маладец! - воскликнул капитан Гасан-заде. - Я был
уверен, что ты возьмешь. Слава Аллаху! Такого человека убить -
преступление было бы! Давай заедем куда-нибудь, выпьем, позавтракаем.
"Спортсмен" тоже посмотрел на меня вопросительно, ждал ответа.
- Нет уж, - сказал я. - В этом случае завтракать некогда. Во сколько
московский рейс?
- В 9.20 по местному.
- Вы меня довезете до аэродрома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
горах. Здесь чистый воздух. И у меня дети, сорок пять детей, я учу их жить
чистым воздухом. Со мной всю жизнь дети - это, знаете, помогает.
- Но потом из кого-то из них вырастает Хотулев.
- А из кого-то - Белкин. А из кого-то - вы. Хотулев пришел ко мне
пятнадцатилетним, там уже все было сложено, сформировано. Но и у меня
бывает брак в работе, конечно. Я не спорю... Но вы спросили, что я
чувствую по отношению к этой черноте вокруг меня, к этому варварству и
мафии. Мне их жаль. Я смотрю на них сверху, и мне их жаль. Я дышу чистым
воздухом, а они...
Суббота, 9 июня 5.00 по бакинскому времени
Утром, еще до пяти часов, когда только-только забрезжило, Розенцвейг
проводил меня вниз, к еще спящему селу колхоза "Коммунар", садами
спускающемуся к горной реке. Село оказалось действительно близким, мы
спускались минут семь, а ночью я шел этот путь в темноте чуть ли не час.
Но в село я не вошел. Я отпустил Розенцвейга назад, а сам сел на
камень у дороги. Минут через двадцать я дождался своего - по горной дороге
в сторону Кюрдамира шла машина, грузовик с капустой. Я голоснул и через
пятнадцать минут был в Кюрдамире, на автовокзале. Утром все расстояния
оказались куда короче, чем вчерашней ночью.
Автовокзал был пуст, если можно назвать автовокзалом закрытую
деревянную будку и бетонный облупившийся навес от дождя над двумя
колченогими скамейками. В такую рань - 5.17 утра - на этом кюрдамирском
автовокзале не было еще ни пассажиров, ни автобуса. Я сел на скамью. У
меня была только одна задача - ждать и ехать, дождаться первого автобуса
или маршрутного такси и укатить в Баку к ближайшему московскому самолету.
Ровно через минуту к скамье, на которой я сидел, подкатила
милицейская "Волга", и вчерашний начальник кюрдамирской милиции услужливо
открыл дверь:
- В Баку, товарищ следователь? Доброе утро. Садитесь, подвезем.
В машине, кроме него и шофера, был еще на переднем сиденье плотный,
плечистый, с фигурой борца или атлета тридцатилетний азербайджанец в
штатском. Я невольно вспомнил Акеева - у него такие же бугры мышц на
плечах.
Начальник кюрдамирской милиции капитан Гасан-заде сидел на заднем
сиденье и, не выходя из машины, только открыв изнутри дверь, смотрел на
меня выжидательно и улыбался:
- Автобус не будет сегодня, дарагой. Обвал в горах, я остановил
движение.
Это была прямая и откровенная ложь, и его смеющиеся глаза не скрывали
этого. Я сидел один в чужой азербайджанской и еще спящей деревне, передо
мною были хозяева края - начальник милиции с его подручными (или еще более
высоким начальником) и, конечно же, я был у них в руках. Даже если они
прямо вот здесь, на автобусной станции, пустят мне пулю в лоб - ни одна
деревенская собака не взлает.
Я усмехнулся, поднялся со скамьи и сел к ним в машину на заднее
сиденье, рядом с капитаном Гасан-заде. Тут же сидевший впереди спортсмен
вышел из машины и сел справа от меня. Теперь, когда я оказался зажатым
между ними, машина рванула с места и покатила вниз, с гор Кюрдамира к
Муганским степям, к Баку.
Я ждал, не говоря ни слова. Конечно, они могут тут кокнуть меня и
сбросить в любое ущелье, и даже лучшие сыщики МУРа не найдут мой труп.
Мало ли куда подевался следователь Шамраев? Кто его видел? Он ведь даже
командировку нигде не отметил. Да, был в колхозе "Коммунар", но ночью ушел
куда-то в горы, заблудился и...
Но зачем им убивать меня, какой толк? Ведь дело-то лежит в Москве, и
назначат другого следователя, например - Бакланова.
- Слушай, дарагой! - сказал капитан Гасан-заде. - Давай, как деловые
люди, открыто поговорим, честно. Как мужчины. Я понимаю, что ты на работе
и делаешь свое дело. Замечательно делаешь, между прочим! Такой операций
провернул! Я по радио слышал, думал - кто такой замечательный операций
разработал? А сегодня ночью мне говорят: какой у тебя Шамраев приехал? Из
Московской прокуратуры? Так это тот самый, говорят, знаменитый, про его
операцию "Голос Америки" вчера говорил! Очень рад пазнакомиться, дарагой!
Сколько в Москве бандитов арестовал - замечательно, ара, замечательно!
Теперь скажи мне, как мужчина, как друг - ты к нам по этому же делу
приехал?
Я молчал.
- Панимаешь, дарагой, в Москве ты хозяин, кого хочешь арестуй, так им
и надо, там твоя власть. А здесь наша республика, дарагой. Зачем ты сюда
копать приехал? На кого?
Я не отвечал. Машина катилась по серпантину горного шоссе, ни одного
автомобиля не было нам навстречу, и через каждые две-три минуты очередной
поворот дороги открывал очередное горное ущелье. Сидевший справа спортсмен
вдруг кашлянул в кулак и сказал на абсолютно чистом русском языке, без
акцента:
- Игорь Иосифович, ситуация такая. Вы ведете дело Хотулева, Сысоева и
Балаяна, мы знаем. Все, началось с этого гроба, который разбился в
аэропорту, и - пошло, и вы его раскрутили - аж до Балаяна уже дошли. И,
конечно, вышли на нашу республику. Но нашу республику трогать нельзя.
Практически, вы сейчас у нас в руках. если вы не примете наше предложение
- вы живым отсюда не уйдете. А если примете - все будет хорошо. И вам и
нам. А предложение такое, - он перегнулся через спинку переднего сиденья,
достал тяжелый крепкий чемоданчик, устроил его на своих и моих коленях,
отщелкнул замки и открыл крышку. В чемодане аккуратными стопками лежали
деньги. Он сказал: - Сто тысяч, все - ваши. За это вы не трогаете ни
одного человека в Азербайджане и все материалы об Азербайджане из дела
уберете. Договорились?
Я молчал. У меня не было выбора, но я еще молчал.
Он сказал водителю:
- Останови машину.
Машина остановилась возле края дороги, а точнее - на краю очередного
обрыва в ущелье.
- Решайте, Игорь Иосифович. Или берете деньги, или... У нас тоже нет
выхода, это наша работа. - Он усмехнулся: - У вас правительственное
задание и у нас. Или вы нас посадите, или мы тут вас уложим. Ну? - и
посмотрел мне в глаза. Глаза у него были спокойные, темно-карие, молодые.
Я взял чемоданчик к себе на колени, закрыл крышку, - защелкнул замки
и сказал водителю:
- Все. Поехали.
- Правилино! Маладец! - воскликнул капитан Гасан-заде. - Я был
уверен, что ты возьмешь. Слава Аллаху! Такого человека убить -
преступление было бы! Давай заедем куда-нибудь, выпьем, позавтракаем.
"Спортсмен" тоже посмотрел на меня вопросительно, ждал ответа.
- Нет уж, - сказал я. - В этом случае завтракать некогда. Во сколько
московский рейс?
- В 9.20 по местному.
- Вы меня довезете до аэродрома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84