А что?
- А тебе не кажется это странным? Такая нелепая случайность: двадцать
шестого погибает Сашка Шах, у которого были проданные старухой кому-то
драгоценности. А через два дня ни с того, ни с сего умирает сама старуха,
у которой остальная часть коллекции.
- Ну, когда-то она должна была умереть? - Светлов уже догадывался,
куда я клоню, но сопротивлялся.
- Да, конечно, должна была, - говорю я, - но почему сразу после того,
как с частью ее вещей погиб человек? И что это за
племянник-железнодорожник, который не приехал на похороны тети? Это ты
выяснил?
- Выяснил. Долго-Сабуров Герман Вениаминович. Работает бригадиром
проводников на Курской железной дороге. Больше пока ничего не знаю.
- Уже немало.
Тут раздался телефонный звонок. Звонил Пшеничный.
- Игорь Есич, вы не могли бы подскочить на Курский, есть свидетель
похищения Белкина.
Я бросаю на Светлова короткий взгляд. - Сейчас подскочим, - говорю я
Пшеничному. - И у меня к тебе, Валентин, еще просьба. Запиши:
Долго-Сабуров Герман Вениаминович, бригадир проводников Курской жэдэ.
Наведи справки - каким рейсом ездит, график дежурств в этом месяце и
вообще все, что можешь.
15 часов 00 минут
Курский вокзал не только самый модерновый в Москве. Он соперничает с
Бухарестским за право считаться самым крупным вокзалом в Европе. Бесшумные
эскалаторы, сверкающие указатели, бесконечные ряды камер хранения и самые
длинные в мире очереди в билетные кассы. Сейчас, летом, вокзал гудит, как
армия на походе - тысячи людей снуют по залам и эскалаторам, сидят и лежат
на всех скамейках и креслах, на полу и в подземных переходах, и
стометровая змеевидная очередь стоит к женскому туалету.
Я и Светлов продираемся через чемоданы, тюки, мешки, ведра, корзины,
детей, стариков и пассажиров среднего транзитного возраста к отсеку с
табличкой "Линейный отдел милиции". Линейный отдел Курского вокзала
оказывается таким же зашарпанным, как и его собратья на Казанском,
Павелецком и всех остальных московских вокзалах. Ничего не попишешь,
такова уж специфика милицейской работы - превращать в хлев любое, пусть
самое современное помещение.
Стандартный зал дежурной части уставлен стандартными дубовыми
скамьями. На них жулье, воры, вокзальные пьяницы и проститутки,
спекулянты, обворованные и потерявшиеся пассажиры, зареванные дети. Одних
милиция задержала, другие сами пришли или привели кого-то. И все эти люди
галдят, требуют, оправдываются, матерятся и наседают на дежурного по
отделу - краснолицего, с тройным подбородком, капитана:
"Товарищ капитан, я уже третий день не могу в этом хаосе отыскать
свою жену, встали в разные кассы и потерялись. Может, ее ограбили, может,
еще хуже... Помогите найти, прошу вас..."
"Паслюшай, дарагой! Три мешка урюк вез, мой урюк, нэпродажний.
Дэвочку такой бэленький, такой харошенький папрасил: пастереги, дарагой, в
туалэт схадить нужно. И что думаешь? Через дэсять минут пришел - нет
дэвушки, нет три мешка урюк, нет чемодана. Как такой дэвушка поднял три
мешка - не понимаю..."
"Я им говорю: я в Одессу везу польскую косметику, для подруг. А они
налетели - продай, продай! Я не хотела продавать, а они просят: у нас
поезд уходит, ты еще купишь, у вас в Одессе все есть, а у них в Норильске
ничего нет... Ну, ладно, мне жалко их стало. А тут старшина приходит:
"Спекуляция!"..."
Ясно, что среди такого бедлама, когда каждый час пропадают и теряются
чемоданы, дети, невесты, мужья и жены, к заявлению Айна Силиня о похищении
ее жениха и еще какого-то корреспондента тут отнеслись, как и ко всем
прочим: мол, ничего страшного, найдется жених, наверно, водку поехал
пить...
Не успели мы со Светловым представиться дежурному капитану, как перед
нами словно из-под земли вырастает Пшеничный. Он утомлен, худые щеки
ввалились, глаза красные от бессонницы, но по тому, как держится, движется
и отвечает на вопросы, чувствуется, что он тут уже, как рыба в воде.
- Давно ты здесь? - спрашиваю.
- Почти сутки, со вчерашнего вечера. Идемте, - слегка волоча левую
ногу, Пшеничный приводит нас в угловой кабинет, мы закуриваем и он
докладывает о том, что ему удалось за эти двадцать часов.
...Искать свидетелей налета на Белкина и Сашу Рыбакова нужно было
среди тех, кто изо дня в день толчется на вокзальной площади. Носильщики,
таксисты, милиционеры, лоточники и спекулянты всякой мелочью. Среди них и
провел эти двадцать часов Пшеничный. Методично, как утюг, он "пропахал"
каждый квадрат площади, допросил, опросил и вытащил на душевный разговор
десятки людей - от диспетчера до торговцев мороженым и цветами. Упорно
веря, что в мире всегда есть пара глаз, которая видела именно то, что,
казалось бы, никто не видел, и чья-то память, которая помнит именно то,
чего не помнят другие, - Пшеничный, как по цепочке, шел от человека к
человеку, от десятков "не знаю", "не помню", "не видел" и "не слышал", к
старику-носильщику, который сказал, что он-то сам не был в тот час на
площади, но слышал, как гадалка Земфира пугала своих детей: "Будешь плохо
просить, отдам в санитарную машину, пускай вас тоже увезут, как этих
психов!".
Пшеничный бросился искать гадалку Земфиру и выяснил, что пару часов
назад ее в очередной раз задержали дружинники и вместе с ее восемью детьми
увели в линейный отдел милиции. Ребятам с красными повязками не
понравилось, что вразрез с официальной пропагандой, обещающей скорейший
подъем народного хозяйства и общее благосостояние трудящихся, Земфира
предсказала каким-то солдатам "войну с бусурманами" и невозвратную дальнюю
дорогу в чужие страны. При этом цыганка советовала всем веселиться сейчас,
до войны, и взимала за совет "пятерку".
Пшеничный прибежал в линотдел милиции как раз в тот момент, когда
гражданку Земфиру Соколову после двухчасового допроса водворяли в КПЗ.
Оказалось, что осуществить это не так просто - помощника дежурного,
который пытался затолкнуть цыганку в камеру, окружили ее восемь детей,
дергали во все стороны, шарили по карманам, наседали на плечи, притворно
плакали и всерьез кусались.
Пшеничный увел цыганку в "ленинскую комнату" милиции и там допросил.
Земфира помнила случай ареста двух психов и подтвердила, что "санитаров"
было четверо, и что машина, куда они затолкали "сумасшедших", была
санитарной. Но примет "санитаров" она не вспомнила, как ни старалась. Зато
сказала:
- Когда эта "санитарка" ушла, один алкаш сказал: "Берут людей прямо
как в 37 году!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
- А тебе не кажется это странным? Такая нелепая случайность: двадцать
шестого погибает Сашка Шах, у которого были проданные старухой кому-то
драгоценности. А через два дня ни с того, ни с сего умирает сама старуха,
у которой остальная часть коллекции.
- Ну, когда-то она должна была умереть? - Светлов уже догадывался,
куда я клоню, но сопротивлялся.
- Да, конечно, должна была, - говорю я, - но почему сразу после того,
как с частью ее вещей погиб человек? И что это за
племянник-железнодорожник, который не приехал на похороны тети? Это ты
выяснил?
- Выяснил. Долго-Сабуров Герман Вениаминович. Работает бригадиром
проводников на Курской железной дороге. Больше пока ничего не знаю.
- Уже немало.
Тут раздался телефонный звонок. Звонил Пшеничный.
- Игорь Есич, вы не могли бы подскочить на Курский, есть свидетель
похищения Белкина.
Я бросаю на Светлова короткий взгляд. - Сейчас подскочим, - говорю я
Пшеничному. - И у меня к тебе, Валентин, еще просьба. Запиши:
Долго-Сабуров Герман Вениаминович, бригадир проводников Курской жэдэ.
Наведи справки - каким рейсом ездит, график дежурств в этом месяце и
вообще все, что можешь.
15 часов 00 минут
Курский вокзал не только самый модерновый в Москве. Он соперничает с
Бухарестским за право считаться самым крупным вокзалом в Европе. Бесшумные
эскалаторы, сверкающие указатели, бесконечные ряды камер хранения и самые
длинные в мире очереди в билетные кассы. Сейчас, летом, вокзал гудит, как
армия на походе - тысячи людей снуют по залам и эскалаторам, сидят и лежат
на всех скамейках и креслах, на полу и в подземных переходах, и
стометровая змеевидная очередь стоит к женскому туалету.
Я и Светлов продираемся через чемоданы, тюки, мешки, ведра, корзины,
детей, стариков и пассажиров среднего транзитного возраста к отсеку с
табличкой "Линейный отдел милиции". Линейный отдел Курского вокзала
оказывается таким же зашарпанным, как и его собратья на Казанском,
Павелецком и всех остальных московских вокзалах. Ничего не попишешь,
такова уж специфика милицейской работы - превращать в хлев любое, пусть
самое современное помещение.
Стандартный зал дежурной части уставлен стандартными дубовыми
скамьями. На них жулье, воры, вокзальные пьяницы и проститутки,
спекулянты, обворованные и потерявшиеся пассажиры, зареванные дети. Одних
милиция задержала, другие сами пришли или привели кого-то. И все эти люди
галдят, требуют, оправдываются, матерятся и наседают на дежурного по
отделу - краснолицего, с тройным подбородком, капитана:
"Товарищ капитан, я уже третий день не могу в этом хаосе отыскать
свою жену, встали в разные кассы и потерялись. Может, ее ограбили, может,
еще хуже... Помогите найти, прошу вас..."
"Паслюшай, дарагой! Три мешка урюк вез, мой урюк, нэпродажний.
Дэвочку такой бэленький, такой харошенький папрасил: пастереги, дарагой, в
туалэт схадить нужно. И что думаешь? Через дэсять минут пришел - нет
дэвушки, нет три мешка урюк, нет чемодана. Как такой дэвушка поднял три
мешка - не понимаю..."
"Я им говорю: я в Одессу везу польскую косметику, для подруг. А они
налетели - продай, продай! Я не хотела продавать, а они просят: у нас
поезд уходит, ты еще купишь, у вас в Одессе все есть, а у них в Норильске
ничего нет... Ну, ладно, мне жалко их стало. А тут старшина приходит:
"Спекуляция!"..."
Ясно, что среди такого бедлама, когда каждый час пропадают и теряются
чемоданы, дети, невесты, мужья и жены, к заявлению Айна Силиня о похищении
ее жениха и еще какого-то корреспондента тут отнеслись, как и ко всем
прочим: мол, ничего страшного, найдется жених, наверно, водку поехал
пить...
Не успели мы со Светловым представиться дежурному капитану, как перед
нами словно из-под земли вырастает Пшеничный. Он утомлен, худые щеки
ввалились, глаза красные от бессонницы, но по тому, как держится, движется
и отвечает на вопросы, чувствуется, что он тут уже, как рыба в воде.
- Давно ты здесь? - спрашиваю.
- Почти сутки, со вчерашнего вечера. Идемте, - слегка волоча левую
ногу, Пшеничный приводит нас в угловой кабинет, мы закуриваем и он
докладывает о том, что ему удалось за эти двадцать часов.
...Искать свидетелей налета на Белкина и Сашу Рыбакова нужно было
среди тех, кто изо дня в день толчется на вокзальной площади. Носильщики,
таксисты, милиционеры, лоточники и спекулянты всякой мелочью. Среди них и
провел эти двадцать часов Пшеничный. Методично, как утюг, он "пропахал"
каждый квадрат площади, допросил, опросил и вытащил на душевный разговор
десятки людей - от диспетчера до торговцев мороженым и цветами. Упорно
веря, что в мире всегда есть пара глаз, которая видела именно то, что,
казалось бы, никто не видел, и чья-то память, которая помнит именно то,
чего не помнят другие, - Пшеничный, как по цепочке, шел от человека к
человеку, от десятков "не знаю", "не помню", "не видел" и "не слышал", к
старику-носильщику, который сказал, что он-то сам не был в тот час на
площади, но слышал, как гадалка Земфира пугала своих детей: "Будешь плохо
просить, отдам в санитарную машину, пускай вас тоже увезут, как этих
психов!".
Пшеничный бросился искать гадалку Земфиру и выяснил, что пару часов
назад ее в очередной раз задержали дружинники и вместе с ее восемью детьми
увели в линейный отдел милиции. Ребятам с красными повязками не
понравилось, что вразрез с официальной пропагандой, обещающей скорейший
подъем народного хозяйства и общее благосостояние трудящихся, Земфира
предсказала каким-то солдатам "войну с бусурманами" и невозвратную дальнюю
дорогу в чужие страны. При этом цыганка советовала всем веселиться сейчас,
до войны, и взимала за совет "пятерку".
Пшеничный прибежал в линотдел милиции как раз в тот момент, когда
гражданку Земфиру Соколову после двухчасового допроса водворяли в КПЗ.
Оказалось, что осуществить это не так просто - помощника дежурного,
который пытался затолкнуть цыганку в камеру, окружили ее восемь детей,
дергали во все стороны, шарили по карманам, наседали на плечи, притворно
плакали и всерьез кусались.
Пшеничный увел цыганку в "ленинскую комнату" милиции и там допросил.
Земфира помнила случай ареста двух психов и подтвердила, что "санитаров"
было четверо, и что машина, куда они затолкали "сумасшедших", была
санитарной. Но примет "санитаров" она не вспомнила, как ни старалась. Зато
сказала:
- Когда эта "санитарка" ушла, один алкаш сказал: "Берут людей прямо
как в 37 году!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84