Признаться, за долгие годы землепашества впервые так намаялся и устал Асеин. Поле увеличил, а после вспашки железным плугом боронить оказалось тяжело. Раньше протащишь по вспаханному ветки облепихи, и довольно. А тут земля целинная, за один раз ее не проборонишь. Надо два, а то и три раза пройти, иначе не посеешь как следует, останутся семена на поверхности, скормишь их полевым птицам, вся твоя работа насмарку. Думал он, думал и надумал: смастерил борону с деревянными колышками. Дело пошло было очень хорошо, да только и тут маета: корка толстая, плотная, камней попадается много — предгорье как-никак. Ломаются деревянные колышки, то и дело приходится заменять.
Ладно, худо ли хорошо, но закончил. Теперь только бы собрать добрый урожай, а без полива не будет его, никак не будет. Нужна вода, стало быть, приведи арык в порядок, да поскорей, пока земля еще мягкая, потом с ней не справишься. Асеин работал от зари до зари. Хорошо хоть ребята помогали.
Спасибо особое Мээркан. На ней все домашнее хозяйство, дела невпроворот. Старухе нипочем бы не справиться, совсем ослабела, вот Мээркан и крутится весь день допоздна, никто и не видит, когда она ложится, когда встает.
С начала весенней страды никто, кроме Сары, к ним не заглядывал, ни из верхних соседей, ни из нижних. Да и то сказать, у всех страда, некогда по гостям разъезжать.
Однако в горах пахота и сев кончаются позднее, чем в низине, потому что позднее и начинаются. Там, в долине, должно, уже закончили, почему же никто не появляется, вестей о себе не подает? Отдыхают от трудов или что?
Асеин не выдержал: на другой день после того, как все забороновал, оседлал Чобура и отправился вниз по дороге.
1 Максым — кисловатый напиток, для приготовления которого нужен дробленый ячмень.
Самым ближним его соседом был Санджар, который обосновался по левую сторону от Узун-Джала. Свернув с конной тропы, что шла вдоль по предгорью, Асеин двинулся через сай1, в котором после недавних дождей было немало воды.
Вскоре показалось и жилище Санджара — старая мазанка с плоской крышей, обнесенная полуразрушенной и растрескавшейся глинобитной стенкой.
Тропа теперь подымалась в гору. Едва Асеин выбрался из лощины и поехал вверх, навстречу ему с яростным лаем кинулась собака. Асеин прикрикнул на нее и продолжал путь. К столбику-коновязи привязаны были две лошади, значит, кто-то приехал к Санджару издалека: у здешних жителей таких коней не водится.
Жена Санджара, услышав, должно быть, собачий лай, выглянула из дверей, потом вышла во двор.
— Замолчи, Актеш, чего растявкался! Пошел прочь! — Женщина подняла с земли хворостину и только теперь заметила подъехавшего совсем уже близко Асеина. Смутилась, быстро поправила сползший с головы платок.— Ой, это вы... Добро пожаловать, здравствуйте.
— Здравствуй, Умсунай, ну как вы тут? Санджаке дома? Вижу, гости у вас.— Асеин спешился и передал Умсунай поводья коня.
— Спасибо. Сами-то вы как? Старушка ваша жива-здорова?
— Слава богу.— Асеин засунул камчу за голенище, освободил коню подпругу и зашагал к дому.
Народу в доме было полным-полно. Все соседи-джатаки2. На почетном месте сидел Санджар, справа от него — курносый Мисиралы из приближенных Саты-бия и еще какой-то человек, Асеину незнакомый, возраста среднего, толстый. Когда Асеин, пригнувшись, перешагнул порог, оба эти гостя повернули к нему головы. Он поздоровался, Санджар ответил, но в голосе его ясно прозвучала какая-то неловкость.
— Добро пожаловать, Асеин, проходи сюда,— пригласил он.— Хорошо, что ты сам приехал, а то уж я хотел посылать за тобой кого-нибудь из ребят. Как вы там, все у вас в порядке, все здоровы?
— Все вроде бы хорошо,— отвечал, усаживаясь, Асеин.—
'Сай— русло реки, обычно пересохшее или пересыхающее; ложбина.
2 Д ж а т а к,и ли джатакчи — неимущая прослойка киргизского аила. Джатаки летом не откочевывали на горные пастбища и продолжали жить на месте зимнего стойбища. В земледельческих районах на них ложилась охрана полей всего аила и в значительной мере уход за посевами.
От вас вот никаких известий не имели, как сквозь землю все провалились, я и приехал узнать, все ли в порядке...
— Да как тебе сказать...— Санджар помолчал, словно обдумывая ответ.— Мы тут, сам знаешь, в низине, а ливень-то какой прошел. Наделал нам бед — и арыки размыл, и посевы. Кое-где пришлось и перепахивать, и боронить заново. Как знать, чем это кончится.
— Ну теперь-то всё закончили?
— Слава богу. А ты?
— Я тоже закончил, вчера.
— А-а...— протянул Санджар и, бросив быстрый косой взгляд на тех двоих, снова повернулся к Асеину: — Мы чего за тобой посылать-то хотели, старик, вот эти люди к нам по шибко важному делу прибыли. Мы и собрались, чтобы всем вместе дело это обговорить.
— Ну?
Мисиралы подался вперед.
— Дело, значит, такое,— начал он, ухватившись пальцами левой руки за жирную ляжку.— Вы, конечно, помните, что прошлый год нас освободили от налога? А теперь бек Бишкека распорядился, чтобы собрали налог за нынешний год. Получен такой приказ из Коканда. Все уважаемые люди нашего Джети-Ата во главе с Базаркулом и почтенным Сатыке посоветовались и решили, что надо налог собрать.
В глазах у Асеина вспыхнуло негодование.
— «Собрать»! — повторил он.— Как это они решили, или у них разум помутился? Какой теперь налог, мы только-только отсеялись. До урожая эвон сколько времени. Подберем сейчас все остатки, а что есть будем до осени? У нас у каждого на руках старики, дети. Что ж нам, голодом их уморить?
Вмешался спутник Мисиралы:
— Всем своя доля, аксакал. Что вы так горячитесь? Живой человек без пропитания не останется, как-нибудь придется извернуться до нового урожая.
Асеин весь побелел, на скулах у него заходили желваки, он не сразу нашелся что ответить. Привычная сдержанность не позволила ему встряхнуть как следует этот надутый спесью бурдюк, а хотелось, ох как хотелось! Ишь, сидит, сытый, беззаботный... Асеин взял себя в руки, но высказался прямо:
— Пустыми словами не наполнишь голодный живот, братец. Вы тоже отцов сын и, наверное, сами отец. Думаете ли вы о своих близких? Конечно, думаете. И каждый так. У нас тоже есть родители, есть и дети такие же, как у вас. Как же можно предлагать «как-нибудь извернуться», не понимаю!
Толстяк налился кровью.
— Вы, аксакал, говорите, да не заговаривайтесь,— выдавил он, тяжело дыша.— Знаете поговорку: царь не бог, да от бога недалек? Мы не имеем права поступать вопреки воле и приказу правителей. Закон есть закон. Ему надо подчиняться, слушаться надо тех, кто стоит над вами. Тут и говорить не о чем!
— Почему? Мы, стало быть, должны собрать налог, а есть нам что отдать или нет, ничего не значит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Ладно, худо ли хорошо, но закончил. Теперь только бы собрать добрый урожай, а без полива не будет его, никак не будет. Нужна вода, стало быть, приведи арык в порядок, да поскорей, пока земля еще мягкая, потом с ней не справишься. Асеин работал от зари до зари. Хорошо хоть ребята помогали.
Спасибо особое Мээркан. На ней все домашнее хозяйство, дела невпроворот. Старухе нипочем бы не справиться, совсем ослабела, вот Мээркан и крутится весь день допоздна, никто и не видит, когда она ложится, когда встает.
С начала весенней страды никто, кроме Сары, к ним не заглядывал, ни из верхних соседей, ни из нижних. Да и то сказать, у всех страда, некогда по гостям разъезжать.
Однако в горах пахота и сев кончаются позднее, чем в низине, потому что позднее и начинаются. Там, в долине, должно, уже закончили, почему же никто не появляется, вестей о себе не подает? Отдыхают от трудов или что?
Асеин не выдержал: на другой день после того, как все забороновал, оседлал Чобура и отправился вниз по дороге.
1 Максым — кисловатый напиток, для приготовления которого нужен дробленый ячмень.
Самым ближним его соседом был Санджар, который обосновался по левую сторону от Узун-Джала. Свернув с конной тропы, что шла вдоль по предгорью, Асеин двинулся через сай1, в котором после недавних дождей было немало воды.
Вскоре показалось и жилище Санджара — старая мазанка с плоской крышей, обнесенная полуразрушенной и растрескавшейся глинобитной стенкой.
Тропа теперь подымалась в гору. Едва Асеин выбрался из лощины и поехал вверх, навстречу ему с яростным лаем кинулась собака. Асеин прикрикнул на нее и продолжал путь. К столбику-коновязи привязаны были две лошади, значит, кто-то приехал к Санджару издалека: у здешних жителей таких коней не водится.
Жена Санджара, услышав, должно быть, собачий лай, выглянула из дверей, потом вышла во двор.
— Замолчи, Актеш, чего растявкался! Пошел прочь! — Женщина подняла с земли хворостину и только теперь заметила подъехавшего совсем уже близко Асеина. Смутилась, быстро поправила сползший с головы платок.— Ой, это вы... Добро пожаловать, здравствуйте.
— Здравствуй, Умсунай, ну как вы тут? Санджаке дома? Вижу, гости у вас.— Асеин спешился и передал Умсунай поводья коня.
— Спасибо. Сами-то вы как? Старушка ваша жива-здорова?
— Слава богу.— Асеин засунул камчу за голенище, освободил коню подпругу и зашагал к дому.
Народу в доме было полным-полно. Все соседи-джатаки2. На почетном месте сидел Санджар, справа от него — курносый Мисиралы из приближенных Саты-бия и еще какой-то человек, Асеину незнакомый, возраста среднего, толстый. Когда Асеин, пригнувшись, перешагнул порог, оба эти гостя повернули к нему головы. Он поздоровался, Санджар ответил, но в голосе его ясно прозвучала какая-то неловкость.
— Добро пожаловать, Асеин, проходи сюда,— пригласил он.— Хорошо, что ты сам приехал, а то уж я хотел посылать за тобой кого-нибудь из ребят. Как вы там, все у вас в порядке, все здоровы?
— Все вроде бы хорошо,— отвечал, усаживаясь, Асеин.—
'Сай— русло реки, обычно пересохшее или пересыхающее; ложбина.
2 Д ж а т а к,и ли джатакчи — неимущая прослойка киргизского аила. Джатаки летом не откочевывали на горные пастбища и продолжали жить на месте зимнего стойбища. В земледельческих районах на них ложилась охрана полей всего аила и в значительной мере уход за посевами.
От вас вот никаких известий не имели, как сквозь землю все провалились, я и приехал узнать, все ли в порядке...
— Да как тебе сказать...— Санджар помолчал, словно обдумывая ответ.— Мы тут, сам знаешь, в низине, а ливень-то какой прошел. Наделал нам бед — и арыки размыл, и посевы. Кое-где пришлось и перепахивать, и боронить заново. Как знать, чем это кончится.
— Ну теперь-то всё закончили?
— Слава богу. А ты?
— Я тоже закончил, вчера.
— А-а...— протянул Санджар и, бросив быстрый косой взгляд на тех двоих, снова повернулся к Асеину: — Мы чего за тобой посылать-то хотели, старик, вот эти люди к нам по шибко важному делу прибыли. Мы и собрались, чтобы всем вместе дело это обговорить.
— Ну?
Мисиралы подался вперед.
— Дело, значит, такое,— начал он, ухватившись пальцами левой руки за жирную ляжку.— Вы, конечно, помните, что прошлый год нас освободили от налога? А теперь бек Бишкека распорядился, чтобы собрали налог за нынешний год. Получен такой приказ из Коканда. Все уважаемые люди нашего Джети-Ата во главе с Базаркулом и почтенным Сатыке посоветовались и решили, что надо налог собрать.
В глазах у Асеина вспыхнуло негодование.
— «Собрать»! — повторил он.— Как это они решили, или у них разум помутился? Какой теперь налог, мы только-только отсеялись. До урожая эвон сколько времени. Подберем сейчас все остатки, а что есть будем до осени? У нас у каждого на руках старики, дети. Что ж нам, голодом их уморить?
Вмешался спутник Мисиралы:
— Всем своя доля, аксакал. Что вы так горячитесь? Живой человек без пропитания не останется, как-нибудь придется извернуться до нового урожая.
Асеин весь побелел, на скулах у него заходили желваки, он не сразу нашелся что ответить. Привычная сдержанность не позволила ему встряхнуть как следует этот надутый спесью бурдюк, а хотелось, ох как хотелось! Ишь, сидит, сытый, беззаботный... Асеин взял себя в руки, но высказался прямо:
— Пустыми словами не наполнишь голодный живот, братец. Вы тоже отцов сын и, наверное, сами отец. Думаете ли вы о своих близких? Конечно, думаете. И каждый так. У нас тоже есть родители, есть и дети такие же, как у вас. Как же можно предлагать «как-нибудь извернуться», не понимаю!
Толстяк налился кровью.
— Вы, аксакал, говорите, да не заговаривайтесь,— выдавил он, тяжело дыша.— Знаете поговорку: царь не бог, да от бога недалек? Мы не имеем права поступать вопреки воле и приказу правителей. Закон есть закон. Ему надо подчиняться, слушаться надо тех, кто стоит над вами. Тут и говорить не о чем!
— Почему? Мы, стало быть, должны собрать налог, а есть нам что отдать или нет, ничего не значит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77